Зальция Ландман - Еврейское остроумие

— Это чепуха, — сказал царь. — Я знаю моих евреев. Если бы все это было правдой, то давно бы один еврей донес на другого.

Почему евреи рассеяны по всей планете?

Чтобы пореже попадаться друг другу на глаза.

У одного еврея было много детей, и один из них — слепой от рождения. Перед смертью он все завещал здоровым детям. Все осуждали его, но еврей объяснил свое решение:

— Слепого чужие как-нибудь да прокормят, а вот остальным придется здоровыми жить среди евреев!

На трех вещах стоит мир: на деньгах, на деньгах и еще раз на деньгах.

— Я горжусь, что я еврей! А если бы я не гордился, то все равно остался бы евреем — так уж лучше я буду гордиться!

В Тироле почти нет евреев. Поэтому вместо "мои дела идут неважно" там говорят: "Дела идут, как маца в Инсбруке".

— У вас вешалка на пиджаке торчит, как у какого-нибудь выходца из Межерича, а брюки налезают на каблуки, как будто вы из Пинчева. Так откуда вы на самом деле?

— Ну, родом я из Межерича, а живу теперь в Пинчеве.

Два еврея встречаются на улице. Один из них спрашивает:

— Как дела?

— Было бы здоровье!

— Ой, бисту а капцен (ну, ты и бедолага)!

Сын шамеса (синагогального служки) в Ямполе стал актером бродячего театра. Когда он попадает на гастроли в родной город, на представление приходит его отец.

Сын декламирует:

— И я в Аркадии родился!

— Брехня! — кричит отец из зала. — В Ямполе он родился!

Вариант.

Актриса декламирует:

— О матушка! Где же ты?

Один из зрителей кричит:

— На рынке, лук продает!

— Говорят, тебе порядком досталось в Кобрине, прямо на рыночной площади.

— Кобрин! Тоже мне город!

Вариант.

— Говорят, ваша жена изменяет вам со всей Жмеринкой.

— Подумаешь мне город — Жмеринка!

Польша. Трое беседуют в вагоне поезда:

— Вы откуда?

— Из Кротошина.

— У вас там много евреев?

— Так, тысяч семь.

— А гои тоже есть?

— Может быть, сотни три — сколько нужно улицы подметать и пожары тушить.

Второй родом из Иновроцлава. Там все очень похоже.

А вы откуда?

— Из Нью-Йорка. Большой город.

— А евреев там много?

— Ну, миллиона два.

— Чудеса! И гои имеются?

— Миллионов этак пять.

— Боже правый, что за расточительность! Зачем вам столько пожарных?

Раввин из маленького городка возвращается домой из Тарнополя. Напротив сидит молодой человек. Раввин размышляет: "Сегодня пятница. Пока мы доедем до места, будет семь часов вечера, никакими делами заниматься уже нельзя, значит, он едет по семейным причинам. Я знаю всех людей у нас в городке, наверное, он из тех, кто уехал раньше. Помню, был такой Мойше Пишер, он отправился в Берлин, там он назывался Моисей Вассерштраль. Потом, говорят, он переехал в Париж, и с тех пор о нем ничего не слышно".

Он обращается к молодому человеку:

— Извините, вы, случайно, не господин Делафонтен?

— Да, это я. Разве вы меня знаете?

— Что значит — знаю? Я вас вычислил!

Поезд в Перемышль. В купе сидят пожилой господин и молодой человек, которому не терпится завязать разговор. В конце концов молодой человек прибегает к старому приему и спрашивает:

— Простите, не могли бы вы сказать, который час?

Господин не отвечает. Так они проезжают одну станцию

за другой. Молодой человек тщетно пытается разговорить своего попутчика. Они уже приближаются к Перемышлю. Молодой человек произносит с упреком:

— Я вежливо спросил вас, который час, а вы мне так ничего и не ответили.

— Дорогой мой, — отвечает тот, — я расскажу вам, что было бы, если бы я ответил, который час. Я сказал бы вам, что сейчас девять. А вы заметили бы, какие красивые у меня часы. Я бы вам ответил: да, часы у меня дорогие. На это вы бы сказали, что раз я могу купить себе такие дорогие часы, значит, дела у меня идут хорошо. Я бы согласился: да, дела идут хорошо. А вы бы спросили, какими именно делами я занимаюсь. Я бы ответил, что торгую. Тогда бы вы спросили, где я живу, и я бы ответил, что в Перемышле. После этого вы бы поинтересовались, красивый ли у меня дом. Да, дом у меня красивый. Тогда вы захотели бы узнать, есть ли у меня семья. У меня одна дочь. И вы стали бы спрашивать, хороша ли она собой. Я бы ответил — да. Потом вы попросились бы ко мне в гости. И я сказал бы вам: пожалуйста, можете приходить. А потом вы попросили бы руки моей Эстер…

И теперь я вас спрашиваю: зачем мне нужен зять без часов?

На почте, у окошка "до востребования".

— Нет ли для меня письма? Моя фамилия Леви.

— Это и так видно.

В суде.

— Свидетель, назовите ваше имя.

— Менухим Йонтеф.

— Профессия?

— Торгую старым платьем.

— Место жительства?

— Ломжа.

— Вероисповедание?

— Господин судья, меня зовут Менухим Йонтеф, я торгую старым платьем, живу в Ломже — могу я быть гуситом?

Варианты.

1

— Ваше имя?

Исаак Блюменталь.

— Религия?

— Такая же.

2

— Ваше имя?

— Абрам Леви.

— Вероисповедание?

— Вы умрете от смеха, господин судья: евангелическое!

Простые евреи из Восточной Европы при указании возраста обычно добавляют вежливое пожелание "до ста двадцати лет!".

Судья:

— Свидетель Канторович, сколько вам лет?

— Пятьдесят — до ста двадцати, ваше благородие.

— Это для меня слишком неопределенно. Прошу точнее!

Еврей — судебный заседатель:

— Позвольте мне задать вопрос свидетелю. Свидетель Мандельбелаг — до ста двадцати лет! Сколько вам лет?

— Пятьдесят.

Директор театра:

— Мне кажется, у вас есть способности. Я попробую поработать с вами. Как, вы сказали, вас зовут?

— Шмуль Брухбанд.

— Послушайте, раз уж у вас такое имя, нужно взять себе псевдоним!

— Так это и есть псевдоним, господин директор!

К Конриду, директору нью-йоркской "Метрополитен-опера", пришел известный певец Розен. Конрид спрашивает иронически:

— Где вы потеряли окончание "фельд" от вашей фамилии?

— Там же, откуда вы взяли свой "рид"!

— Разрешите представиться — Крон.

— Очень приятно. Аш. Вы тоже еврей?

— Нет, я католик.

— Хотел бы я знать, господин Крон, откуда взялось это "р" в вашей фамилии?

— Отвечу, господин Аш: из вашей фамилии (по немецки Arsch — задница).

В купе четыре господина представляются друг другу.

— Меня зовут Крон.

— Меня зовут Кертес.

— Меня зовут Ковач.

Четвертый:

— Меня тоже зовут Кон.

У евреев в старые времена фамилий не было. Когда государство стало их давать, то чиновники нередко забавлялись тем, что раздавали бедным евреям смешные имена (богатые могли спастись с помощью взятки).

Нафтали приходит домой из ведомства, выдающего паспорта, совершенно убитым.

— Как нас теперь зовут? — интересуется жена.

— Швейслох.

— Ой, гвалт! Ты не мог придумать что-нибудь поприличнее?

— Что значит "придумать"! Там же шайка бандитов! Только за то, чтобы добавить "в" (Scheissloch по-немецки "задний проход"), я заплатил им пятьдесят гульденов!

Гедали переселился из Касриловки в Киев и разбогател. К нему в гости приезжает друг юности, и Гедали ему рассказывает:

— Мне живется хорошо. Утром встаю в десять, завтракаю, немного работаю и лежу на веранде. Потом из теннисного клуба приходит моя дочь Татьяна, мы обедаем, и я опять отдыхаю на веранде.

Друг юности возвращается домой и рассказывает:

— Ну и разбогател он, скажу я вам! И стал таким аристократом! Его зовут уже не Гедали, а Григорий, его дочка Тойбеле превратилась в Татьяну, а его жену Ребекку теперь и вовсе зовут Верандой!

В начале двадцатого века в трансильванском городе Деш новый губернатор барон Банфи приказал представить ему еврейскую знать. Их звали Розенцвейг, Зелигман, Московиц и т. д. Барон сказал им:

— Господа! Нехорошо, что вы носите непривычно звучащие фамилии. До следующей среды я жду от вас предложений, какие венгерские фамилии вы хотели бы носить в будущем.

Несколько дней спустя к губернатору явилась еврейская делегация и доложила: