Остап Вишня - Вот оно - село ! (сборник)

Чтобы Днепр и кручи

Было видно...

И летают по Днепру селянские челночки, а над Днепром птицы...

А Днепр плывет да плещется в зеленых берегах.

Содрогнется только, как "Коммунар" гаркнет звонким паром, и вновь плывет.

Плывет да грудь "Коммунару" подставляет... И не больно Днепру, что по груди его волнистой "Коммунар" бежит.

С чего бы ему было больно, если всего год, как увидел он на груди своей такие пароходы, как "Коммунар"?

Советская власть такой пароход оборудовала -- гордость Днепровского пароходства.

Так с чего бы ему болеть?

Наоборот, Днепр гордится, весело плещет в новенькие, беленькие борта "Коммунаровы".

Не задавайся, мол, Волга, и у меня уже есть такой, как у тебя.

* * *

Плывем.

Плывем и в воду глядимся...

И сколько же в воде этой гидроэнергии... Вот бы запрячь...

Ох, и завертела бы она все, что вокруг Днепра разлеглось!

Ох, и закрутила бы!

А то только и того, что мельницы водяные под берегами крутит.

Смотришь в воду, а она, гидроэнергия эта, так и прыщет. Аж пищит, бедняга, -- вот так ей завертеть кого-то хочется.

* * *

Плывем...

Плещется старый Днепр...

И сквозь плеск тот слышится:

-- Люди добрые, запрягите меня!.. Ох, и поработаю же я на вас. Только перед тем, как запрягать, возьмите берега мои в "шоры", не давайте мне заиливаться, чистите меня, углубляйте... Ведь уже у меня перекаты случаются. Ведь уже местами пески на грудь мою навалились, давят меня, развернуться мне не дают... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ну и хватит!

Вот уже Кременчуг. Вылезать нужно.

1925 ______________________________________________________________________

Темная ночка-петровочка

Эх, и "тюкают" же темной ночкой-петровочкой!

Вот так:

-- Тю-ю-у-у!

Это "тю-у-у" разрывает, как выстрелом, черную запаску полтавской ночи, лентой вьется меж кустов, меж деревьев рощи кудрявой, несется лугами, через Псел перескакивает, бьется о берег и, ударившись о береговые кручи, обессиленное, возвращается в рощу, ложится в траву таким слабым, таким истомленным...

-- Тю-ю-у-у-у...

Так бывает темной ночкой-петровочкой. Когда в избе-читальне закрыты ставни, когда в избе-читальне мыши книжки "читают", а на скамье за столом сидит домовой и проводит политпросветработу...

Страшно тогда в избе-читальне... Боже упаси заглянуть в нее: там сидит "сика-ляля-вова-хо" -- нечто страшное, лохматое, черное, таинственное, которое гонит и девушек и парней из избы-читальни, выгоняет их из дому, берет за шиворот и швыряет на бревна, что за церковью

А там, у бревен, играет гармошка, там, взявшись за руки, топчут траву молодыми ногами, ибо нельзя же не топтать, нельзя же устоять, когда из двухрядки вылетает такое залихватское;

Польки-польки

И кадрили...

Тогда в избе-читальне и в сельбуде [1] домовой -- полный хозяин. Он сидит, развалившись на скамье, ехидно похихикивает и благословляет темную ночку-петровочку за то, что она сделала его хозяином этого политпросветительного учреждения.

Он, домовой, никого в эту ночь не боится, ни к чему не прислушивается, ибо он знает, что ни в избу-читальню, ни в сельбуд никто не заглянет ни днем, ни ночью, так как и днем и ночью плотно закрыты ставни.

А темная ночка-петровочка крепко обнимает село, к гармошке прислушивается, звездами подмигивает и регистрирует в народных судах "дела об алиментах"...

И если в такую ночь ляжешь под косматым кустом на влажную траву и вслушаешься, то услышишь и смех счастливый, и гармошку, и "тю-у-у", и песню, и вздохи, и обещания, и клятвы...

-- А дальше что? -- спрашиваешь ночку...

-- А дальше овин... -- говорит ночка.

-- А дальше что?

-- А дальше ребенок...

-- А дальше что?

-- А дальше суд...

-- А дальше что?

-- А дальше поди и послушай!..

-- Ну, и пойду... Ну, и послушаю...

Когда темная ночка-петровочка уже за Пслом, за береговыми кручами, когда она убежала уже за моря, за леса, за горы, за долы, подстегиваемая солнцем, тогда пробегает селом народный судья 10-го района, Кременчугского округа...

Он такой маленький, низенький, черненький, спокойный; бежит и улыбается.

А за ним с огромной папкой бежит секретарь судьи 10-го района, Кременчугского округа.

Возле дома, где происходит суд, стоят подводы, и люди сидят, и дети плачут.

Плачут детки:

-- Уа-уа-уа-уа...

Молодые матери укачивают маленьких детей и напевают.

Поют не о том, как

Летел жук

Через Маринину хату

Пу-у-у-к,

А у Марины живот

Пу-у-у-х

Тю-у-у-!

Так поют на бревнах будущие матери.

А на крыльце возле суда они вот что напевают:

Ой, ну, котку, котку,

Не лезь на колодку.

Разобьешь головку,

Головка буде болеть,

Нечем буде полечить,

А-а-а-а. А-а-а-а.

* * *

Выходят судья и народные заседатели и садятся за красный стол...

Ветер слушает рассказ отца и матери и выскакивает в окно, летит за леса, за горы, за моря, за долы и рассказывает темной ночке-петровочке, а она хохочет, и приплясывают на Чумацкой дороге [2] звезды и, приплясывая, приговаривают:

-- А не закрывайте в избе-читальне ставней! Не закрывайте! Не закрывайте!

А ветер передает это темной ночке-петровочке.

И сказал судья:

-- Марина Половенкова и Григорий Гниденко, идите сюда, к столу... Идите и свидетели... Расскажите, Марина, как было дело... Когда познакомились, как, что и к чему. Суду нужно говорить только правду. За ложь будете отвечать по закону. Так все и знайте: и свидетели и истцы. Говорить нужно только правду... В этом у вас и расписка отбирается... Ну, Марина, рассказывайте!

А Марина -- платок на самые глаза и фартук мнет в руках...

-- Что ж рассказывать? Гуляли. На бревнах, на улице гуляли. Ухаживал. Ходил спать в овин.,. Сначала "по-хорошему" спали... А потом стал уговаривать. Говорил: "Замуж возьму"... А как "вошла в положение", перестал ходить... И в глаза не смотрит... А потом родился ребенок. Отец и мать из дому гонят... С ребенком работать нельзя... Прошу присудить с него на ребенка!..

-- Правду говорите?

-- Правду...

-- А теперь вы, Григорий, расскажите!

-- Ложь все... Ходить ходил -- это правда. А чтоб такое что было -- так нет... Это она наговаривает на меня. К ней много парней ходило. Она со многими спала, а потом все на меня свалила... Не виноват я... Гулял, как вообще все парни гуляют с девушками... Она где-то нагуляла, а теперь меня по судам таскает.

Ветер рассказывает темной ночке-петровочке, а ночка хохочет, а звезды подпрыгивают:

-- Не закрывайте наглухо ставней избы-читальни! Не закрывайте!

А ветер рассказывает...

Потом показывают свидетели. Одни выливают помои на голову Марины, а другие на голову Григория. Одни надрываются, настаивая, что Марина -- "цаца", а Григорий -- "кака", а другие, что Григорий -- ангел, а Марина -- дьявол... И смотрит Марина в землю, глазами моргая, а Григорий смотрит в сторону, носом потягивая... Марине -- восемнадцать, Григорию -- двадцать... А родители сидят на скамье, прислушиваются...

И глядит пристально на всех судья, и вглядываются народные заседатели.

-- Кто из вас лжет а кто правду говорит?

-- Ходил?

-- Ходил.

-- Спал в овине?

-- Спал. Только ничего ж не было. Разве только я ходил? Многие ходили.

-- Кто ходил?

-- Разве я помню, кто ходил? Многие.

-- Когда родился ребенок?..

-- Перед пасхой.

-- Когда ты ходил...

-- Ну, летом ходил...

-- До каких пор он к тебе ходил?

-- Да еще после покрова ходил... А потом, как узнал, так и оставил... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

...Семь рублей в месяц до восемнадцатилетнего возраста.

-- Вы свободны! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И смеется темная ночь-петровочка... И подпрыгивают золотые звезды... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А в избе-читальне мыши книжки "читают" и домовой сам зажаривает лекцию на тему:

"Половая жизнь".

"Половая" не по масти [3], а по существу.

1925 ------

[1] _Сельбуд_ -- сельский клуб.

[2] _Чумацкая дорога_ -- Млечный Путь.

[3] _Половая_ -- светло-рыжая. ______________________________________________________________________

Так ни черта и не вышло

Такое прекрасное дело, а лопнуло из-за пустяка.

И не простое дело, а дело культурно-просветительное... Хорошее дело.

Было это давненько...

Было это тогда, когда мои однолетки были еще молодыми и буйными и когда я сам был, так сказать, не совсем чернявый, а так: нестарый и радостный.

А на сцене тогда играть хотелось еще сильнее, чем остаться с дьяковой дочкой в саду под теми тремя дубами, что из одного корня растут!

Ах, как тогда на сцене хотелось играть!..

И что бы вы думали: сорганизовались...

Вот так собрались, поговорили, обсудили и решили:

-- Будем играть!

И пьесу выбрали, и в волости подходящую комнату дают, а артистов хоть пруд пруди!

-- Будем играть!

И вдруг тогда как гвоздем в спину:

-- А режиссер где? Все же мы, что называется, ни папы, ни мамы в этом деле. Кроме талантов -- ничегошеньки!