Михаил Задорнов - Михаил Николаевич Задорнов
Кстати, подобные неожиданности потепления уже случались даже в новейшей истории России. В тех же странах Балтии очень скоро после «развода» коренное население в быту стало гораздо лучше относиться к нам. Латыши начали снова смотреть российское телевидение, ходить на гастролирующие у них российские театры. Литовцы, попав под американский пресс, возненавидели американцев пуще русских. Даже эстонцы стали потихоньку вспоминать русский язык, понимая, что иначе много не заработаешь. Финны взяток не дают, а русские из чувства патриотизма дают их, только если с ними говорят на родном русском языке. Многочисленные евреи, уехав от волн советского антисемитизма, даже в западных, богатых колбасным счастьем странах поголовно ностальгируют теперь по России. У кого ни спроси, ответ один — мы любим Россию, нам ее не хватает. Видимо, нас пока можно любить только издали. Но, конечно, только пока. Пока мы не научимся осуществлять свои фантазии и мечты и решаться решать наши проблемы!
Словом, какие только глупые фантазии не баламутят воображение, когда часто смотришь телевизор. Я чаще всего смотрю его в Риге вместе с мамой. Если во время «Новостей» мама задремлет, то ненадолго, к концу просыпается. На десерт в «Новостях» всегда рассказывают о чем-то, как это принято говорить, «позитивном». Суровый, с горчинкой в начале «Новостей» голос диктора к финалу передачи добреет. Он становится похожим на голос советского диктора, который рассказывает нам о наших индустриальных успехах, о том, сколько выплавили стали и чугуна и произвели соды на душу населения. Поскольку нынче о душе забыли, то диктор тем же голосом сказочника рассказывает нам о родившемся в Московском зоопарке бегемотике или свадьбе цыганского барона. Однажды мама открыла глаза, когда показывали Московский бал шляп.
Да! В далеких российских городах похороны десантников, голод, радиация, повышенный градус ненависти, беспросветное будущее, нелогичная жизнь, а на экране бал шляп! Каких только шляп здесь нет! И похожих на колеса, и на тлеющие на голове костры, и на клумбы, и на кимоно, и на ветки каких-то диковинных растений, и на соломенные крыши. После того что мы слышали в начале «Новостей», такой бал шляп представляется некой фиестой в сумасшедшем доме. Разгул русского целлюлита: здесь и бизнесмены, и их жены, чиновники и даже священники. Когда-то также шел бал на Аничковом мосту. На нем были Пушкин, Гончарова, царь. Потом был застрелен Пушкин, были написаны стихи на его смерть Лермонтовым, и Лермонтов, в свою очередь, погиб на кавказской войне.
Увидав священника на бале шляп, мама встрепенулась. «Уладить все конфликты в мире могут только главы конфессий, — говорит она мне. — Ты подай эту идею кому-нибудь, когда у тебя будут брать интервью».
Я соглашаюсь: «Действительно, война между народами невозможна, навоевались! Теперь если и будет мировая война, то между паствами. Ты права. Надо об этом упомянуть в каком-нибудь интервью».
А сам думаю: мама уже не верит в государственное мышление государственных работников, правда, она еще верит в священнослужителей. Это все-таки здорово! Я не буду переубеждать ее. Мне не хочется рассказывать ей, что Церковь торгует сигаретами, имеет таможенные льготы на нефть, цветные металлы и что проверять их боится даже налоговая полиция — вдруг отлучат от Церкви.
Словно в подтверждение моих мыслей, кто-то из жен бизнесменов хвастается своей шляпкой, похожей на лист лопуха с гнездом для ворон наверху! Она с гордостью рассказывает телезрителям о том, что ее шляпку освятил ее личный друг-владыко, который эксклюзивно отпускает ее эксклюзивные грехи в своем эксклюзивном бутике-храме. и она рассчитывает поэтому на балу на один из эксклюзивных призов.
— Слава богу, что на этом балу хоть нет самого президента. — говорит мама.
Она верит нашему президенту, она постоянно приводит мне доказательства его преданности России. Мне тоже хочется ему верить, но я пока боюсь. Мне надо, чтобы сначала кончилась война.
2001–2005
Скелет в мониторе
В девяностые годы в Москве на различных предприятиях работало довольно много вьетнамцев. Это была самая дешевая в России рабочая сила. Так как во Вьетнаме жизнь еще беднее, чем в России, то, улетая к себе домой, они готовы были захватить для дома, для семьи даже украденные с завода или выкрученные в общежитии винтики, гайки, гвозди, инструменты… А поскольку их чемоданы на таможне тщательно проверяли, то старались распихать это все по карманам пальто. Таможня, естественно, хорошо знала их мелко воровские привычки, и, если вьетнамец улетал домой в пальто, это означало, что его подкладка увешана украденными «шпунтиками».
В то время в Шереметьево множество молодых вьетнамцев в своих сереньких пальтишках напоминали шныряющих из угла в угол мышек с испуганными заранее глазами. Наши таможенники вообще любят с иностранцами корчить из себя «Иванов Грозных». С вьетнамцами у них это получалось особенно удачно. Проверять их было особым удовольствием, как для кошек проведение кастинга мышек.
Во время осмотра очередной «мышки» таможенник, похожий на располневшего от зажиточной жизни кота, посмотрел на свою жертву и грозно приказал:
— Буду проверять все. Давай, загружай все, что у тебя есть, на ленту.
Сам же уставился в монитор. И вдруг видит, на экране проплывает скелет, причем скрюченный в форме зародыша — целый, вместе с черепом. У «кота» чуть усы не отпали от ужаса.
Оказывается, не очень хорошо знающий русский язык вьетнамец подумал, что таможенник решил посмотреть и его тоже, и сам залез на транспортер, свернувшись в позу
