Антология сатиры и юмора России ХХ века - Юз Алешковский
Главный, отстранив всех остальных, приблизился ко мне. Присел бочком на мою коечку, как подсаживаются обнадеженно сопереживающие близкие люди. Сдерживая спортивный азарт, который старался выдать за родственное волнение, сказал:
— Ну что, Сергей Иваныч? Доброе утро. Как само-чувствуем?
— Солнце… бабочки… простокваша… — ответил я, пошлямкивая немного губами для пущей юродивости.
— Пояснить, — приказал Главный, обращаясь к ученым.
— Пока трудно сделать заключение…
— Возможно — послеоперационное нарушение речи…
— Либо — постанестезионный бред…
— Ты меня видишь, Сергей Иваныч?.. Давай уж на «ты»… Я из-за тебя вторые сутки не сплю… Ну как ты?
— Каша манная… домой… заводная корова хорошо люблю писать горшок утром мама… — выпалил я, продолжая улыбаться и пускать слюни. — Голова… резать… арбуз…
— Довольно ясно прослеживаемые ассоциации с нейрохирургией, — пояснил кто-то.
— Мы предупреждали вас о неизбежности риска…
— Необходимо дать больному покой и понаблюдать за показаниями приборов, — перевел один из белых халатов высказывания иностранных, как я понял, специалистов.
— Они будут наблюдать за этим идиотом, а страна — выкладывай им в карманы валюту?.. Этого не переводить… Сколько они нацелились наблюдать? У нас нет времени… наблюдатели ебаные… напортачили, понимаете, а теперь будут наблюдать за подложенной нашей стране кучей… этого тоже не переводить… Есть ли надежда, одним словом?
— Олвиз, — ответил один специалист, после чего иностранцы отстранили Главного с моей коечки. Переводчик перевел при этом откровенно неприязненную и грубую фразу симпатичного старикана, говорившего с каким-то странным акцентом — еврейским и кавказским одновременно.
— Мы попросили бы избавить нас в ответственный послеоперационный период от некомпетентного вмешательства лиц, далеких от науки. Это оговорено в контракте…
— Скажи этой сволочи и торговцу гуманной профессией, что он вместе с остальными бандитами, содрав с нас фантастические деньги, в долларах, превратил человека в дебила… в мычащего, так сказать, раздолбая… впрочем, не переводи… все равно правильно не переведешь… у них разве есть такие понятия, как у нас?.. Спроси, сколько суток понадобится для окончательного заключения.
— Ровно столько, сколько понадобится, — перевел переводчик.
— Мог бы скорректировать его грубость… говно ты, а не переводило… спроси, чем мы можем быть полезны в такой ситуации?
Иностранец что-то очень резко ответил. Переводчик, подумав, перевел:
— Лучше бы обследовать оперированного без основных заинтересованных лиц…
— Врешь. Уверен, что этот Моня послал меня к ебени матери. Они нас не любят. И правильно делают. Правильно то, что не любят, а не то, что посылают… Ну что, Сергей?.. Серега ты наш… залечили тебя в сосиску сионисты, швейцарская сволочь и английская профурсетия?.. Воспрянул бы ты, Сергей… Не дай маху… и тебе хорошо будет, и нам… Что скажешь?
— Жена пюре пиво хорош Спартак… хочу… хочу… сосиска… правильно…
— Товарищ генерал, улавливаю логическую связь, несмотря на разрыв мышления и речи…
— Выкладывай. Утри нос этим платным живоглотам.
— Больной высказывается в том смысле, что не прочь вместе с женой выпить пивка, съесть сосиску с пюре и хорошо бы затем посмотреть футбол по телевизору…
Я кивнул и еще шире улыбнулся. Главный сразу повеселел:
— Ты давай, Серега, поднимайся… шевели мозгами всем смертям назло… я тебе персональный билет устрою в Лужники до конца твоих дней… наше слово — закон… Запахи-то улавливаешь?.. Извини — я тут погорячился…
— Утро… выпить… жена… жена… жена… вечер… пылесос… тихо…
— Я бы и сам, Серый ты мой, с утра жахнул «Мартеля». потом — жена… жена… жена… три раза… правильно тебя понял?
Я снова кивнул.
— Вот видишь. Ебать мы с тобой хотели зарубежную медицину. Верно?
Я помотал головой, давая понять, что не следует делать этого… никогда…
— Лежи, Серега, и ни о чем не беспокойся. Как отключим тебя от приборов, так жену твою вызовем прямо сюда… ты у нас — Брумель по части… ха-ха… половухи… Идет?
— Гхррррррры-ы, — захрипел я сладострастно.
— Переведи сволочам, что дело пошло на поправку. Так и быть — мы им очень благодарны. Сами справимся?.. Не «надеемся» надо отвечать, а «уверены, товарищ генерал». Нечего им тут крутиться вокруг наших исследований. Пусть едут. И пусть скажут спасибо за то. что вообще едут… этого не переводи…
Переводчик перевел. Зарубежные деятели ответили:
— Мы настаиваем на предоставлении нам возможности наблюдать за оперированным в течение хотя бы трех дней.
— В интересах дела — провести курс психонейротерапии.
— Наш метод тестирования психики и постановки перед больным психологических задач гораздо прогрессивней вашего…
— Во-первых, не переводи им, что зато мы — в Афганистане, в Сирии, в Ливии, в Никарагуа и еще кое-где, не говоря о ядерном кулаке. Переведи — разрешаем наблюдать в течение двух дней. О результатах докладывать непосредственно мне. Здесь не Швейцария и не Иерусалим с Лондоном. У нас свои порядки даже для нейрохирургии. Наука остается надстройкой, а не частной финансовой конторой. Все переведи побуквенно. У меня интуиция есть, что встанет Сергей Иваныч и заработает… Ну-ка, Серый, понюхай, чем палец мой пахнет?
— Дым… дым-м-м, — промычал я.
— Умница, Серый, — вскричал радостно генерал. — Пусть посмотрят мировые светила, как ставим мы на ноги нашего человека… А какой дым? Различаешь?
— Дым-м-м…
— Сигары? Сигареты? Махра? Капитанский?
— Дым-м-м-м, — повторил я, не желая ничего уточнять, хотя от пальцев генеральских потягивало не только мерзким сигаретным никотинчиком, но и маслицем спускового крючка — вороненым метальцем карательной силы…
— Дифференциация восприятия установится сама собой, товарищ генерал, если не нарушена его первоначальная острота…
— Хорошо. Действуйте. Звоните без всякого-якова… А ты переведи-ка вот что этому умнику: мы предлагаем выплатить ему весь до копейки гонорар не в валюте, а в родственниках. Валяй…
— Профессор Шарон говорит, что не имеет родственников в СССР.
— Пусть не финтит. Все евреи считают друг друга родственниками. На признании этого положения временно основана наша гуманная и эмиграционная политика.
— Профессор Шарон не прочь согласиться с вашей логикой. Он интересуется, о каком количестве родственников может идти речь.
— Сколько он хочет? И тут они не могут не поторговаться. Я предлагаю трех человек.
— Профессор Шарон отвечает, что это несерьезная цифра для начала делового разговора.
— Дай для начала десять-одиннадцать. И пусть поймет намек, что я могу передумать.
— Профессор Шарон больше не желает торговаться. Речь может идти не меньше, чем о тридцати семи людях.
— Спроси, не намекает ли он. в свою очередь, на тридцать седьмой год?
— Товарищ генерал, он заупрямился… это тип с характером… говорит, что передумал… занизил количество родственников по ошибке… вымогает теперь сорок девять человек…
— Скажи, что и этот его намек понял. Даю сорок два рыла. Нечего путать нашу
