Сливовый пирог - Вудхаус Пэлем Грэнвил
– Привет, миляга.
– Доброе утро, сэр.
– Вустер у себя?
– Нет, сэр, он только что вышел.
– Странно. Он знал, что я должен прийти.
– Вы – мистер Уотербери?
– Я самый. Куда он подался?
– Насколько я знаю, у мистера Вустера было намерение посетить своего ростовщика, сэр.
– Что?
– Он упомянул об этом, уходя. Сказал, что надеется получить фунта два-три за часы.
– Вы смеетесь? Зачем бы он стал закладывать часы?
– Он весьма стеснен в средствах.
Последовала, как выражаются иногда, зловещая тишина. Вероятно, Джасу Уотербери потребовалось время, чтобы переварить это известие. Жаль, я не мог участвовать в разговоре, а то бы я непременно сказал: «Дживс, так держать!» – и извинился бы, что вздумал в нем усомниться. Можно было догадаться, что, говоря о намерении воззвать к здравому смыслу Джаса Уотербери, он припрятал в рукаве козырь, который все меняет.
Прошло какое-то время, прежде чем Джас Уотербери снова заговорил, и при этом в голосе у него слышалась некоторая дрожь, словно бы он начал подозревать, что в жизни есть не только розы и солнечные лучи, как ему казалось до сих пор. Я его понимал. Нет страданий горше, чем испытывает человек, который возомнил, будто отыскал горшок с золотом у подножия радуги, и вдруг узнает из авторитетных источников, что ничего подобного. До сих пор Бертрам Вустер был для него беззаботный жуир, который разбрасывает направо и налево суммы по пятнадцать фунтов, чего невозможно делать, не имея солидного счета в банке, и известие, что Бертрам Вустер бегает закладывать часы, было для него как острый нож в сердце, если, конечно, оно у него есть. Он ошарашенно проговорил:
– А как же эта квартира?
– Сэр?
– Квартиры на Парк-лейн обходятся недешево.
– О да, сэр. Безусловно.
– Да еще со швейцаром.
– Как, сэр?
– А вы разве не швейцар?
– Нет, сэр. Я состоял одно время личным слугой при джентльмене, но в настоящее время не занимаю этой должности. Я представляю мистеров Олсоппа и Уилсона, виноторговцев, предоставивших в кредит товар на общую сумму в триста четыре фунта пятнадцать шиллингов и восемь пенсов, – долг, расчеты по которому существенно превосходят финансовые возможности мистера Вустера. Я здесь нахожусь при описанном имуществе.
«Бог ты мой!» – пробормотал Джас, и, на мой взгляд, ему даже делает честь, что он не воспользовался более сильным выражением.
– То есть вы – судебный исполнитель?
– Вот именно, сэр. Должен с сокрушением признать, что карьера моя пошла под уклон и нынешняя должность – это единственное, что я смог найти. Здесь не то, к чему я привык, но и на этом месте есть свои положительные стороны. Мистер Вустер – весьма приятный молодой джентльмен и к моему пребыванию в его доме относится вполне дружелюбно. Мы с ним ведем долгие увлекательные беседы, в ходе которых он и разъяснил мне свое финансовое положение. Он, оказывается, всецело зависит от содержания, назначенного его теткой, некоей миссис Траверс, дамы с нестабильным темпераментом, которая уже не раз угрожала, что если он не возьмется за ум и не прекратит мотовство, она лишит его содержания и отправит в Канаду, существовать на скромные почтовые переводы с родины. Она, разумеется, считает меня слугой мистера Вустера. Что произойдет, если она узнает, в качестве кого я здесь нахожусь на самом деле, мне страшно подумать, ясно одно, если вы позволите мне выразить мнение, легкая жизнь мистера Вустера на этом кончится навсегда и начнется тяжелая.
Снова наступила зловещая тишина, Джас Уотербери, наверно, употребил ее на то, чтобы промокнуть лоб, на котором выступили обильные капли трудового пота. В заключение он еще раз произнес: «Бог ты мой!»
Намеревался ли он к этому еще что-нибудь прибавить, неизвестно, потому что ничего прибавить ему все равно не удалось; послышался шум, похожий на мощный порыв ветра, кто-то громко фыркнул, и я понял, что среди нас находится тетя Далия. Должно быть, впуская Джаса Уотербери, Дживс по рассеянности не запер входные двери.
– Дживс! – прогудела моя тетя. – Вы можете смотреть мне в глаза?
– Разумеется, мэм, если вам угодно.
– А я этому удивляюсь. Вы, по-видимому, обладаете наглостью армейского мула. Я только что узнала, что вы – судебный исполнитель в шкуре личного слуги джентльмена. Вы будете это отрицать?
– Нет, мэм. Я здесь от фирмы «Олсопп и Уилсон, вина, ликеры и крепкие напитки», ей причитается получить за поставленный товар на сумму в триста четыре фунта пятнадцать шилингов и восемнадцать пенсов.
Пианино, за которым я скрючился, покачнулось и загудело, как динамо-машина, должно быть, пожилая родственница фыркнула на него.
– Милосердный Боже! Что юный Берти делает с вашим товаром, винные ванны принимает? Триста четыре фунта пятнадцать шиллингов и восемнадцать пенсов! И другим, должно быть, задолжал не меньше. Весь в долгу как в шелку, да еще вдобавок, я слышала, собирается жениться на толстухе из цирка.
– На исполнительнице роли Царицы Фей в пантомимах, мэм.
– Еще того хуже. Блэр Эглстоун говорит, что она вылитый гиппопотам.
Мне было не видно, конечно, но я наглядно представил себе, как Джас Уотербери, услыша такое описание обожаемой племянницы, гордо выпрямился во весь рост и произнес холодно и надменно:
– Это вы так-то говорите про мою Трикси, а он с ней сочетается законным браком или же пойдет под суд за нарушение брачного обещания.
Опять же не могу ручаться, не видев своими глазами, но, по-моему, тетя Далия тут тоже выпрямилась во весь рост.
– Отлично. Но чтобы вчинить этот иск, ей придется отправиться в Канаду, – грозно прорычала она, – потому что Берти Вустер туда отплывает следующим же пароходным рейсом, и там у него не будет средств, чтобы транжирить на суды. Того, что я ему назначу, только-только хватит на прокорм. Мясной обед раз в три дня, это в лучшем случае. Вы посоветуйте этой вашей Трикси, чтобы забыла думать про Берти и обкрутила вместо него Царя Демонов.
Опыт подсказывает мне, что за исключением вопросов жизни и смерти, вроде того чтобы выступить Санта-Клаусом у нее на детском празднике, противостоять тете Далии физически невозможно, и Джас Уотербери, видимо, тоже это понял, так как еще через мгновение я услышал стук захлопнувшейся двери. Он исчез, даже не пискнув.
– Уф-ф, ну вот, – сказала тетя Далия. – Эмоциональные сцены страшно выматывают, Дживс. Вы не дадите мне глоток чего-нибудь подкрепляющего?
– Разумеется, мэм.
– Ну, как я вам показалась? Ничего?
– Вы были великолепны, мэм.
– Кажется, я была в голосе.
– Звучность превосходная, мэм.
– Приятно сознавать, что наши усилия увенчались успехом. Берти сможет вздохнуть с облегчением. Когда вы его ожидаете домой?
– Мистер Вустер дома, мэм. Не решаясь встретиться с мистером Уотербери лицом к лицу, он предусмотрительно спрятался. Вы найдете его, заглянув за пианино.
Но я к этому времени уже сам вылез и первым делом выразил им обоим мою глубокую благодарность. Дживс принял ее с любезностью. А тетя Далия в очередной раз фыркнула. После чего сказала:
– Конечно, из спасиба шубы не сошьешь. Я бы предпочла меньше слов и больше дела. Если ты действительно испытываешь чувство благодарности, сыграй Санта-Клауса у меня на рождественском празднике.
Она была по-своему права. Что против этого скажешь? Я сжал кулаки. Выпятил подбородок. И принял знаменательное решение:
– Хорошо, единокровная старушка.
– Ты согласен?
– Согласен.
– Вот молодец! Чего там бояться? В крайнем случае ребятишки перемажут твои ватные усы шоколадным кремом, только и всего.
– Шоколадным кремом? – переспросил я, и голос мой задрожал.
– Или клубничным вареньем. Таков обычай. И кстати, не обращай внимания на слухи, которые могли до тебя дойти, что будто бы в прошлом году они подпалили бороду нашему священнику. Это была чистейшая случайность.
Я уже было снова начал изображать трепещущую осину, но тут в разговор вмешался Дживс:
