Метролог и хирургическая братия - Оксана Александровна Ливанова

Оксана Ливанова

Метролог и хирургическая братия

Эта медицинская история случилась со мной, когда мне исполнилось 26 лет. Молодой, неопытный, и амбициозный, новоиспеченный медицинский техник. По диплому «метролог». Приступил я к своим функциональным обязанностям в одну из городских средних больничек, где было все по «русски». Техника есть, как ее использовать, понимания нет. Боролся с собой полгода, чтобы все — таки выжить в хаосе медицины, брезгливости и безденежья. Выжил, и как позже выяснилось, не напрасно.

Уже собирался домой, как мне позвонили из хирургического корпуса:

— Серег, выручай. Проблема у нас, без тебя никак — почти шепотом сказал в трубку заведующий хирургией Тимофей Ильич. К слову сказать, очень не плохой врач, и после его операций у людей все заживало как на «собаке» (знаю не по наслышке, он меня потом оперировал по поводу «аппендикса»).

Я не долго думая, собрал чемоданчик, и не смотря на нерабочее время, решил все таки помочь коллегам. Захожу в корпус, вижу стайку озадаченных медиков, которые нервно курят в тамбуре.

— Вещайте, мужики — говорю я толпе.

— Ох Серега, мы дров наломали, мать его, прям не по детски. Если не поможешь, пациенту очень не хорошо будет — сказал Тимофей Ильич.

Ну помочь, так помочь. Выясняю. Эти бедолаги-медики взяли на стол «левого пациента». То есть, мимо кассы больницы. Ни платно, ни бесплатно его не провели, по причине желания пациента про оперироваться не классически, а через микроскопические отверстия. Данная операция называется «холецистомия». А пациент, на минутку так, 125 кг живого веса, и ему, ну никак нельзя эту операцию делать. Потому что сквозь жиры, трубки конечно войдут. Но вот выйдут ли, это большой вопрос. Хирурги покумекали, взвесили все за и против, и ясен перец, положив себе в карман весомую сумму от благодарного пациента, который не хотел портить свою «шкурку», рискнули сделать операцию. Время выбрали вечернее, когда начальство преспокойно отбывает домой, и никто не засекет, что они творить собираются. И все у этих обормотов шло нормально, пока, как в принципе и должно было быть, наконечник трубки, самый острый, а главное с камерой внутри, не отвалился. Пациент спит на столе, трубку вынули, а наконечнику хана. Он в животе остался, и фик просто так оттуда выйдет. Эти понимают, что очень плохо может кончится как для них, так и для пациента, начали делать еще хуже, резать. Итог, я готовлюсь к операции.

Никогда мне не было еще так страшно. Я первый раз в операционной. Мужики все хмурые, начали меня готовить к заходу в «святая святых». Переодеться помогли, руки отдраить, шапочка, перчатки, как положено. Заходим. У меня ноги прям подкосились. На операционном столе, страшной тряпочкой прикрытой, лежит большой мужчина, весь в трубках. На полу лужа кровищи, медицина около него бегает, монитор, в котором то все собственно и было дело, не работает. Стоит черный, и признаков жизни не подает. Я собственно и должен был, по разумению Тимофея Ильича этот монитор оживить, и помочь найти пропажу наконечника с камерой.

Все хорошо, все понимаю, но меня начинает мутить. Человек я не опытный в таких делах. Монитор то оживлю, но что делать с тошнотой от увиденного, не знал в тот момент. Прям струсил, и встал в ступор. Помню только, хирург крикнул: «Держите Серегу, он сейчас рванет». Ну я и рванул. В предоперационную вбегаю, и как есть, все что в желудке было, в мойку и выбрасываю. Ну я же мужик в конце-то концов. Взял себя в руки, и понюхав «нашатырь» с рук симпампулички медсестрички, подготовился снова в бой.

Ползал по полу в поисках проводов, в кровищи накупался, будь здоров. Наконец монитор загорелся разноцветными огнями. Я весь в радостях уже начал мечтать о постельке родненькой, но не тут-то было. Мужику похужело, и реаниматологи начали делать свое дело. Я стоял в стороне, мечтая, чтобы меня не мутило. Отпустило мужика, застрочили пищалки треклятые (они до сих пор мне снятся) и я снова принялся за работу. Очень долго копошились у него внутри. Наконечник ни в какую не хотел выходить, на мониторах не виден был даже намек на него. Наконец мы увидели искомый предмет. Обрадовались все. Я мокрый до трусов, вертя в разные стороны монитор, чтобы хирурги видели удобный ракурс, готов был расцеловать каждого, кто был в операционной. Особенно симпампулечку медсестричку. Зашили пухленыша нашего. Выходим на свежий воздух.

О том, чтобы идти домой, не могло быть и речи. Глубокая ночь, денег только на трамвай, а они не ходят по ночам. Решили медики меня положить на кушетку в реанимационной палате, рядом с бедолагой нашим. Мне на тот момент было уже все равно, спать хотелось смертельно. Просыпаюсь от шума постороннего. Вижу, мужик проснулся. Начал хрипеть, шипеть и ругаться прям сразу. Я подсел, и рассказал ему суть да дело. Он офигел, моргнул, пукнул как положено, и как ни странно заржал…

— Вот это да. Ну спасибо огромное. Не зря сюда попал, на судьбе по ходу так написано было, чтобы именно вы мной занимались — сказал он. Я молчком раскланялся, и на работку пошел. Утро было.

Прошло четыре года. Я подзабыл эту историю, и жил своей молодой жизнью (правда уже с симпампулечкой медсестричкой, спасибо этой истории). И вдруг увидел своего пациента. Ничему не научила его эта жизненная ситуация, и он по прежнему был плотненьким. Меня узнал, обрадовался и спросил где я теперь работаю. Поболтали и разошлись. А через неделю ко мне в кабинет пришел курьер. И принес бутылку хорошего армянского коньяка. Без записки. А я все понял. И вечерком, после работы выпил этот коньяк. И тост был: «За благодарных пациентов, за русскую хирургию, за симпампулешную медсестричку. И за китайский монитор (который кстати сказать, сломался после того случая через две недели — навсегда)