Андрей Щербаков - Вожди четвертого рейха

Щербаков Андрей

Вожди четвертого рейха

Андрей ЩЕРБАКОВ

ВОЖДИ ЧЕТВЕРТОГО РЕЙХА

Эпиграф:

"... При выкапывании ямы следует учитывать почвенные качества и коэффициенты темности и противности почвы... "

(М. Р. Борман, "Оконченному Пакостнику")

ПРОЛОГ

За окном стояла помойка и просто хорошая погода. Теплое весеннее солнце ласкало пухлое брюшко товарища Сталина и пробуждало в нем инстинкты, пришедшие от далеких предков - джигитов и ... Гоги и Гиви Джугашвили. Запах, исходящий из помойки, оскорблял нежный нюх вождя. Товарищ Сталин хотел отвернуться от окна, но упал. Телохранители с нежным шуршанием бросились поднимать его, а по пути любимый вождь всех времен и народов сказал:

- Послушай, Жюков, в ка-аком лагэре сидит теперь товарищ Штирлиц?

- Вообще-то ни в каком, товарищ Сталин, - смущенно ответил Жуков, предвещая конец своей политической карьеры. "Беломор" кончился еще прошлой весной, - А что, товарищ Сталин?

- Как же так, товарищ Жюков? Для почти что шестнадцать раз героя Са-аветского Са-аюза, почти что генерала Гестапо ваши люди не могут найти приличной камеры? Ну погодите же, я с вами разберусь..., - Сталин заворочался, так как инстинкты стали невыносимы, запах помойки тоже. Понимая, чего хочет вождь, один из телохранителей подобострастно поднял его руку и потряс ей, изображая показывание вождем кулака.

- Дать закурить? - с надеждой спросил Жуков, шурша в кармане подмокшей махоркой.

Сталин плюнул на стол и стал сморкаться в рукав пиджака одного из телохранителей, давая понять, что прием окончен. С некоторых пор вождю и отцу всех народов стали очень нравиться импортные сигареты, в частности "Marlboro". Жуков, низко опустив голову, отстегнул портупею и, шатаясь и расстегивая пуговицы на галифе, вышел из кабинета. Темная личность прошмыгнула по двору и внезапный взрыв потряс Кремль, ГУМ и помойку.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Штирлиц спал под березкой, прижимая к телу банку с тушенкой, но даже во сне русский разведчик сосредоточенно думал о победе Мировой Революции. Рядом ползал Борман, держа в зубах противотанковую гранату. Глаза партайгеноссе радостно искрились в теплых лучах заходящего солнца. Он знал, как много пакостей можно устроить под темным покровом ночи, имея такую великолепную вещь и несколько достаточно крепких веревочек. По полю ходили равнодушные коровы, от нечего делать разглядывая широкую натуру Штирлица. Такой мелочью, как толстый партайгеноссе Борман, эти мощные полезные животные не интересовались.

- Штирлиц, а Штирлиц, - тихо позвал Борман, ласково тыкая русского разведчика гранатой в живот.

- Отстань, - попросил Штирлиц, отбрасывая партайгеноссе в соседний перелесок. Бывший рейхсляйтер пролетел метров сто - сто пятьдесят и приземлился толстым задом на весьма твердый пенек и ойкнул, вытаращив подслеповатые глазки, почти что на всю тульскую область. Что-то сильно не нравилось партайгеноссе в этой холодной России, а именно повсеместное наличие противных твердых пеньков. Борман плюнул, отряхнулся и отправился домой. Они со Штирлицем жили в большом доме, оставшемся после раскулачивания одного смышленого кулака, так прекрасно передававшего немцам все известные ему секреты ( а секретов он не знал ни одного ).

Спустилась темнейшая деревенская ночь. Штирлиц хотел встать, отряхнуть росу, солому и лошадиный навоз и отправиться туда же, куда и Борман, но от вчерашнего деревенского самогона болели ноги, чесались зубы и раскалывалась голова, поэтому Штирлиц подтянул к себе поближе задремавшего от принятой из валявшейся в траве бутылки водки поросенка, потыкал его кулаком в бок, чтобы был помягче и поудобней, положил на него разбухшую от местных спиртных напитков голову и крепко уснул. Поросенок блаженно захрюкал и почесался пухлым немытым копытцем, смахивая блох.

Несмотря на плохое качество первача деда Кузьмы, известного на всю деревню крупнейшего самогонщика, русский разведчик никогда не терял своей профессиональной шпионской бдительности. Поэтому шесть человек, приехавших из Москвы арестовывать Штирлица на Всякий Случай, из заведения, именуемого официальными органами Куда Следует, очень удивились тому, что мерно спящий на поросенке и собственном валенке Штирлиц в ответ на легкое прикосновение наручников к запястьям весьма ловко отправил их на середину ближайшего грязного пруда, поправил сползшего в канаву блаженно храпящего поросенка, перевернулся на другой бок и уснул еще бдительней. Вылезши из пруда и сняв промокшие и наполненные вонючей тиной шапки-ушанки, кожанки и сапоги, оперуполномоченные, точнее, опернамокшие сотрудники НКВД засели в кустах и стали скрипящим шепотом обсуждать Умный План арестовывания Штирлица.

Ночью Борману спалось плохо. Мешали комары, фуражка и подтяжки, противно булькало в животе. Около часа ночи партайгеноссе встал, обул сапоги, взял кувшин с молоком и, побулькивая, переместил его содержимое себе в живот. Стало немного легче, но противное пищание наглых толстых комаров выводило Бормана из себя. Он вытер испачканный рот и попытался уснуть. Борман страдал от бессонницы и применял противовоздушную артиллерию около тридцати минут, а затем вскочил и решил идти жаловаться Штирлицу. Русский разведчик уж непременно спас бы его от этих наглых тварей каким-нибудь шпионским способом. Борман одел мундир, с которым не расставался с начала тридцать девятого года и вышел в сени. Противная кочерга, неосмотрительно брошенная Борманом вечером, как живая, подпрыгнула и совсем уже по-человечески врезала рейхсляйтеру по лбу. Партайгеноссе ойкнул и, завывая, схватился за ушибленное место. Крупная шишка набухала на глазах, точнее, на лбу. Борман морщился и понемножку копил злобность. Ярость кипела в нем, и он уже готовил множество пакостей, от которых должны были страдать жители деревни Замухлюевка. Осторожно, чтобы не наступить еще на что-нибудь прыгающе-дерущееся, Борман на ощупь выбрался из дома и, прислушиваясь к равнодушным воплям петухов, направился к Штирлицу.

Проходя мимо покрытого тиной пруда, Борман услышал легкий шорох в кустах. На такие вещи партайгеноссе привык не обращать внимание - обычно предполагаемыми противниками в таких случаях становились кошки и куры, но сейчас там сидели звери покрупней. Услышав из кустов знакомое слово, которое Борман много раз слышал от Штирлица, партайгеноссе понял, что в кустах сидят люди, и, возможно, злые. Борман опустился на четвереньки и подполз поближе к кустам. Оперуполномоченные сидели весьма удрученные и ругались, кто первый будет хватать "объект". Одежда не сохла, стоградусный спирт кончился еще вчера.

" Что это за объект? " - с интересом подумал Борман.

Внезапно один из оперов разрешил его сомнения, бросив сапог партайгеноссе в лоб с воплем " Чертов Штирлиц! ". Борман поймал сапог и нахмурился. Зачем эти нехорошие люди хотят обидеть его любимого Штирлица? Ну, он им покажет...

Прежде всего партайгеноссе залез в сельмаг и стащил большой моток веревки. Булавки, кнопки и гвозди он взял там же. Еще нужна была небольшая лопата ( побольше совка, конечно ), так как Борман придумал новое развлечение: теперь несчастная жертва, попав в ловушку Бормана, проваливалась в глубокую яму и сидела там, ожидая спасителя. Рейхсляйтеру очень нравилась должность Любимого и Единственного спасителя. Впрочем, скрипя сердце, Борман решил, что этих злых людей он спасать не будет.

Скоро оперы слегка подсохли и уснули. Громкий храп возвещал округе о их тяжелой и опасной службе. Спокойно спящий в лесу медведь проснулся, прислушался к столь громким звукам и решил, что этих хамов он съест завтра утром. Тем временем Борман приступил к выполнению своего опасного развлечения. После четырех часов ночной работы то несчастное место, где сидели оперы, было опутано сложной системой веревочек, заканчивающейся тяжелым ведром с камнями, подвешенным Борманом на дерево. Все подходы были хорошо заминированы банками с протухшей тушенкой, взрывавшимися даже от легкого прикосновения, и перекрыты самими глубокими ямами в тульской области. На дно каждой ямы была положена доска с вбитыми в нее гвоздями, причем что интересно: гвозди были остриями вверх. Сам Борман сидел в близлежащих кустах, предвкушая исполнение пожалуй, самой удачной пакости за всю историю его развлечений.

Вскоре расцвело. Лучи утреннего солнца ласково согрели партайгеноссе. Борман расслабился и подставил под них толстый живот в засаленном черном мундире.

Внезапно из кустов показался один из оперов. Ему чего-то сильно захотелось. Он рысцой подбежал к одной из ловушек Бормана и остановился, приплясывая на месте.

- Ну! - довольно громко попросил Борман, с надеждой вглядываясь в возможную жертву. Жертва не торопилась. Наконец Борман не вытерпел и поднял голову повыше. Опытный, как крокодил по неграм, опер живо его заметил. Он быстро упал на землю, и Борман потерял его из виду.