Владимир Войнович - Трибунал : брачная комедия, судебная комедия и водевиль

Света. Посадить — это само собой. Но есть и другая причина. Тут в комментах один пишет под ником Старикхоттабыч, в одно слово. Судом, говорит, над заведомо невиновным власть посылает обществу сигнал, что у нас ни один человек, каким бы законопослушным он ни был, не должен чувствовать себя полностью защищенным. Ни презумпция невиновности, ни отсутствие вины не могут защитить никого ни от чего. Прокурор, пишет он, говорит глупости не потому, что он правда глуп, а потому, что тем самым доказывает — вот я буду говорить глупости, все мои доказательства будут бредовыми, а адвокат, наоборот, будет красноречив и убедителен, алиби твое будет бесспорным, но ты все равно будешь сидеть.

Лариса. А еще что пишут?

Света. Да эти комменты — это как мусор. Пишут чего хотят.

Лариса. Ну например?

Света. Ну вот я тебе подряд прочту.

Динозавр 84: «Процесс Подоплекова показывает, что воровская власть чувствует свою полную безнаказанность». Дмитрий: «Всякая власть от Бога. Справедливых судов нет нигде. В вашем Пиндостане безвинных просто казнят, но либерасты об этом говорить не любят».

Бульдог: «А ты, портянка, пройди стирку, а то воняешь».

Комментарий удален.

Комментарий удален.

Авгур: «Пока цены на нефть стоят высоко, Подоплеков будет сидеть».

Бригадир: «Запасов нефти хватит еще лет на сорок».

Авгур: «Вот сорок лет и будет сидеть».

Силин: «А по-моему, Подплеков — еврей».

Опер76: «Окстись, Маруся. С такой-то фамилией».

Силин: «Да фамилия у него, может, по бабушке».

Опер76: «А ты прибабахнутый по дедушке».

Бульдог: «Неуправляемая монархия — наше светлое будущее!»

Антиквар: «Бульдожий словесный понос принял угрожающую форму».

Бульдог: «А ты его принимай внутрь три раза в день по рецепту врача».

Динозавр 84: «Пока чекисты у власти, никакой оттепели не будет».

Озирис: «Вот, блин! А у меня Винда семерка опять глючит».

Гибридизатор: «Предлагаю поменять местами: Мешалкина на нары, Подоплекова в председатели!»

Лариса. Хватит. Надо же, какие глупости пишут.

Света. Давай и мы что-нибудь напишем.

Лариса. Давай напишем, только не сюда, а в Страсбург, в Европейский суд по правам человека.

Света. Это мы еще успеем. А пока предлагаю одиночный пикет.

Лариса. Это как?

Света. Очень просто. Берем картонку, пишем на ней фломастером «Мешалкин — сволочь».

Лариса. Ну, это слишком грубо.

Света. А не грубо он не поймет.

Лариса. Нет-нет, это все-таки слишком. Давай напишем так: «Я — жертва Мешалкина». Или даже без «я», просто «Жертва Мешалкина».

Света. Давай. Вешаем это на грудь и стоим в людном месте напротив театра.

Сцена девятая

Лариса стоит в одиночном пикете с плакатом: «Жертва Мешалкина» Мимо идет Председатель. Останавливается.

Лариса. Здравствуйте.

Председатель. Давно стоите?

Лариса. С утра.

Председатель. А зачем?

Лариса. Хочу привлечь внимание общества.

Председатель. И удается? (Сам отвечает.) Не удается.

Лариса. Да, не удается. Народ молчит, потому что все запуганы такими судьями, как вы. Каждый думает, что, если я выйду, со мной сделают то же, что с Подоплековым.

Председатель. Вот именно, если бы вы были не такие пугливые, то мы были бы не такие храбрые. Мы позволяем себе ровно столько, сколько вы разрешаете.

Лариса. Вы считаете, что мы все трусы?

Председатель. Или равнодушные, что еще хуже. Ведь пока вашего мужа не посадили, вы ни на какие пикеты не ходили, потому что вас это не касалось. Ну да, вы видели по телевизору, слышали по радио, читали в Интернете, что кого-то где-то не так судили, кого-то били в полиции, кому-то засунули в одно место бутылку из-под шампанского или черенок от лопаты, ну, может быть, у вас в душе что-то шевельнулось. Но через минуту вы все забывали. Потому что своя жизнь, свои дела. Надо детей отправлять в школу и в садик, мужа встречать с работы, прибраться, переодеться, приготовить что-нибудь вкусное, а если где-то кто-то кого-то насилует — так это же не меня. А если где-то кто-то кого-то убивает — так это же не меня. А если где-то кого-то кто-то…

Лариса. Да, вы правы, это все так. Но ведь я, я простая женщина, я многого не знала, не понимала. А вы занимаете такую высокую должность…

Председатель. Но при этом я член того же общества, что и вы. Равнодушного и запуганного. Других пугаю и сам боюсь.

Лариса. А совести своей не боитесь? Я вот смотрю, вы неважно выглядите. Может быть, плохо спали, может быть, вам снились кошмары.

Председатель. Да, спал действительно плохо. Кошмары не кошмары, а всякая дрянь — да, снилась.

Лариса. А сейчас как себя чувствуете?

Председатель. Да ничего. Просто не выспался. Чувствую некоторую разбитость. Голова немного кружится.

Лариса. И мальчики кровавые в глазах?

Председатель. Что? Какие мальчики? (Испуганно.) Я не педофил.

Лариса. Правда? Детей не любите?

Председатель. Что за глупости! Я детей люблю. Я детей люблю, но не так, как вы думаете. А впрочем, я их никак не люблю.

Лариса. А почему?

Председатель. Потому что. Неблагодарные твари. Я его кормлю, одеваю и обуваю. Я ему покупаю все, что ему хочется. Скутер, велосипед, горные лыжи, компьютер, айпад, айпод, айфон, часы швейцарские, а он говорит, что он меня стыдится.

Лариса. Какой молодец!

Председатель. Молодец?

Лариса. Конечно. Раз вы сами стыдиться не умеете, он делает это за вас. Он пытается спасти от позора вашу фамилию и хочет, чтобы вы не делали того, что делаете.

Председатель. Глупость какая. Не делать того, что делаю. А что делать?

Лариса. Это зависит от того, есть ли у вас совесть. Если ее у вас нет, то вы можете делать что хотите, она вас мучить не будет. То, чего нет, не болит. А если она у вас есть, то вам ее надо бояться больше всего. Вы думаете, что на нее можно наплевать, но она вам потом докажет, что плевать на нее нельзя. Она вас будет тревожить, она не даст вам спокойно жить, она будет терзать вас по ночам и спрашивать: Мешалкин, зачем ты это сделал? И все, что вы получите за то, что на нее наплюете — продвижение по службе, повышение зарплаты, премии, награждение орденом, — все это вам будет не в радость, кусок не полезет вам в горло, и мальчики кровавые, они все-таки до вас доберутся.

Председатель. Замолчи, глупая баба, и не пори ерунды! Ничто меня мучить не будет. На свете есть тысячи судей, которые ничем не лучше меня, они выносят любые приговоры и не страдают.

Лариса. Зато вы представляете, если вы совершите хотя бы один честный, принципиальный и благородный поступок, как высоко вы взлетите в глазах общества. Ваш сын будет вами гордиться. Люди будут смотреть на вас с восхищением, люди будут показывать на вас своим детям, они будут говорить им: смотри, вон идет судья Мешалкин. Самый благородный судья на земле. Это он сделал понятие «Мешалкин суд» синонимом честного правосудия…

Председатель. Врешь ты все. Если я буду так делать, как ты говоришь, никакого Мешалкина суда не будет. Меня просто разжалуют, выгонят с работы — и кем я тогда буду?

Лариса. Героем. Вы не хотите стать героем?

Мешалкин. Героем? Хочу. Очень хочу стать героем. (Выдерживает долгую паузу.) Но боюсь.

Оба уходят.

Сцена десятая

На опустевшей сцене появляется Бард с гитарой на ремне. Поправляет реквизит, подходит к Фемиде, меняет повязку на глазах. Один глаз открывает, другой закрывает. Обращается к публике.

Бард. Должно же в жизни что-то меняться. (Поет под гитару.)

— Зачем расцветаешь? — спросили цветок.Ответил:— Затем, чтобы цвесть.— Но есть ли в цветенье какой-нибудь прок?Ответил:— Наверное, есть.А если и нету, судьбе навсегдаСпасибо за краткую честь:Пред тем как, завянув, пропасть без следа,Хотя бы немного поцвесть.

Появляется Лариса с плакатом на груди.

Лариса. Здравствуйте.

Бард. Здравствуйте.

Лариса. А вы все поете?

Бард. А я все пою.

Лариса. В мире происходит столько зла. Войны, насилие, уличная преступность, педофилия, работорговля, судебные расправы над невиновными, а вы все на своей гитарке трень-трень. Поете про цветочки.