Эдуардо Де Филиппо - Цилиндр
БЕТТИНА (недоверчиво). Триста тысяч… (Потрясенная, смотрит на Агостино.)
АТТИЛИО. Сто тысяч наличными и чек на двести тысяч. Чтобы не было никаких сомнений, я его подписываю и кладу на стол, а кто-нибудь из вас идет в банк и получает по нему деньги: чек на предъявителя. (Вынимает из бумажника чек, подписывает и кладет поверх лежащих на столе денег.)
Воцаряется растерянное молчание. Агостино и Беттина смотрят как завороженные на стол. Рита, кусая в кровь тыльную сторону ладони левой руки, устремляет взгляд на мужа, пытаясь предугадать его реакцию.
РУДОЛЬФО (правильно оценив значение того молчания, в особенности молчания Агостино и Беттины, ледяным тоном, скривив губы, обращается к ним). Ну? Дон Агостино… Донна Беттина… Что вы на это скажете?
АГОСТИНО (не сводя глаз с денег). А что мы можем сказать?..
БЕТТИНА (отряхивая легкими движениями платье — сначала на груди, потом рукав). Это дело тонкое… Тут, конечно… не нам, а вам.
РУДОЛЬФО (подпрыгивает как ужаленный и в истерике начинает метаться по комнате). О-о-о! Да вы что, рехнулись? Какого решения вы от меня дожидаетесь? Что я должен сделать? Взять собственную жену и уложить в постель с этим типом? Гады! Сволочи! Будьте вы прокляты! И дон Агостино хорош: молчит! Донна Беттина — молчит! Еще бы! Ведь дон Агостино убежден, что пятнадцать ничтожная цифра, а донна Беттина отлично знает, что можно начать с одного и спокойно дойти до восьмидесяти с лишним… Все только и ждут, чтобы этот осел наставил мне рога. Кто, по-вашему, должен вышвырнуть его за дверь? Если его не выставите вы, это сделаю я, но для начала я проломлю ему череп!
Со стороны балкона в комнату заглядывают несколько жителей переулка и человека два прохожих; предварительно кто-то из них толкнул балконные двери, и они приоткрылись.
ЖЕНЩИНА. Донна Бетти, что случилось?
МУЖЧИНА. Дон Агости?..
БЕТТИНА. Ничего-ничего… Ровным счетом ничего. Агости, закрой балкон.
РУДОЛЬФО. Как бы не так! Наоборот, откройте настежь. И входную дверь тоже. Пусть все знают, что происходит в этом доме. (Подбегает к входной двери и распахивает ее.) Так будет лучше: вход свободный! Подобные вещи не решаются при закрытых дверях. Этак недолго опорочить порядочную женщину и возвести напраслину на мужа: кто-то чего-то недослышит, а ты доказывай потом, что ты не верблюд. (Подняв голову к балкону) Подходите ближе, не стесняйтесь! Полюбуйтесь на этого старого сумасшедшего, который хочет переспать с моей женой.
АТТИЛИО. К вашему сведению, я вошел сюда не через балкон; к тому же меня пригласила в дом ваша жена, заранее обговорив со мной цену за вход. Вам угодно посвятить всех в ваши личные дела? Тем хуже для вас, мне же от этого ни холодно ни жарко.
Несколько человек — соседей по дому — собралось на площадке перед входной дверью; одновременно прибавилось народу перед балконом.
АТТИЛИО. Из того, что вы говорили, вы правы в одном. Вы сказали: «Полюбуйтесь на этого старого сумасшедшего». Так оно и есть: я сошел с ума. Я сумасшедший! Я сошел с ума!
Толпа перед балконом и перед входной дверью. Развязно смеются и выкрикивают: «Старый сумасшедший!..», «Старый сумасшедший!»
Товар полюбится — ум расступится. Только что я предлагал триста тысяч лир; если этого мало, я готов предложить полмиллиона.
Смех перед балконом и в дверях смолкает. Небольшая толпа голодранцев ошеломлена суммой, столь несоразмерной с тем, за что она предназначается в уплату. Молчание длится недолго; неожиданным свидетелям пришлись по вкусу дерзость старика и решительный тон, каким он бросал свой вызов, и в воцарившейся тишине проносится ропот, переходящий из уст в уста, от двери к балкону: «Полмиллиона… полмиллиона… полмиллиона…» Этот ропот, звучащий все громче, зажигает воображение возбужденной толпы и склоняет ее на сторону того, кто отныне выглядит в ее глазах подлинным героем этой щекотливой истории. Неожиданно люди начинают аплодировать Аттилио. Аплодисменты обрываются так же неожиданно, как начались; снова томительная тишина: все смотрят на Родольфо. После непродолжительной паузы кто-то из людей, столпившихся перед балконом, кричит хриплым голосом: «Пусть сначала заплатит!» Затем другой голос, более звонкий и молодой: «Деньги на бочку!» Потом голоса сливаются с голосами людей, стоящих в дверях; смысл выкриков примерно один и тот же. Наконец эту многоголосицу заглушает женский голос! «Что сказано, то сказано. Уговор дороже денег».
АТТИЛИО. Меня зовут Аттилио Самуэли, и я человек чести. Вот еще один чек на двести тысяч лир: я его подписываю и кладу на стол, где лежат остальные триста тысяч.
В то время как он подписывает второй чек и кладет его поверх первого, толпа приветствует своего героя новым взрывом аплодисментов.
Слово за вами, я жду. (Снимает пиджак и жилет и, швырнув их на стул, направляется под лестницу и наполовину задергивает занавеску, исчезая из поля зрения. Слышно, как он с размаху плюхается на кровать.)
Новый взрыв аплодисментов и крики толпы.
РУДОЛЬФО (когда толпа затихла, замечает нездоровое любопытство, с которым все ждут его решения; окончательно сломленный, раздавленный жестокой действительностью, бледный, как истинный покойник, еле слышно). Он победил. Кретин, неужели ты надеялся взять верх? Победить должен был он — под духовой оркестр и фейерверк… И когда он одержит полную победу, на этом доме прибьют мемориальную доску, и этот день станет памятной датой, которая будет торжественно отмечаться каждый год: соответствующие речи, лавровый венок и все такое. Первым выступит дон Агостино в цилиндре. Увидев его в цилиндре и с листочками бумаги в руке… поскольку свою речь вы попроси! о написать… в подобных случаях нужно говорить по бумажке, чтобы все было складно… увидев его, жители переулка, загипнотизированные цилиндром, захлопают в ладоши громче, чем хлопали этому старому сумасшедшему. Да вы наденьте его прямо сейчас. (Берет цилиндр и нахлобучивает его на голову Агостино, который остается неподвижным.) Возьмите мою жену за руку и отведите к этому благодетелю. (Взяв левую руку Риты, вкладывает ее в правую руку Агостино.) А я тем временем покурю. (Садится в стороне.)
Рита отходит от Агостино и останавливается рядом с Родольфо.
АГОСТИНО (приоткрыв занавеску и бросив взгляд на кровать, встревоженно). Бетти, старик не шевелится. И даже не дышит… Хорошенькое дело, скажу я тебе!
РУДОЛЬФО. Что там еще?
БЕТТИНА. Он говорит, что старик не шевелятся.
АГОСТИНО (все более обеспокоенный, полностью открывает занавеску и показывает подошедшим Беттине, Родольфо и Рите неподвижное тело Аттилио, распластанное на постели.) Не шевелится… (Слегка постукивает рукой по спинке кровати.) Господин хороший?.. Синьор?.. (Остальным) Не слышит.
БЕТТИНА. А вдруг он помер?
АГОСТИНО. Все может быть.
КТО-ТО ИЗ СТОЯЩИХ В ДВЕРЯХ. Что случилось?
АГОСТИНО. Старик не шевелится.
Новость передается из уст в уста — от двери к балкону. В толпе: «Старик помер…», «Помер старик…»
АГОСТИНО. Надо что-то делать, а то вон как все оборачивается.
БЕТТИНА (тихо, толпе). Тсс! Не шумите!
Все замолкают.
АГОСТИНО (сильнее стуча рукой по спинке кровати). Господин хороший?.. Синьор?..
Аттилио бормочет что-то невнятное, зевает, поворачивается на бок, устраивается поудобнее и начинает храпеть.
Да он заснул.
БЕТТИНА (людям в дверях). Он спит…
В толпе подхватывают новость: «Он заснул..», «Он дрыхнет.» Агостино, которого явно осенила какая-то идея, делает знаки Родольфо, Рите и Беттине, приглашая их по — смотреть, что он придумал, затем, выйдя на середину комнаты, обращается с тем же немым призывом к толпе в дверях и перед балконом. Заинтриговав всех до единого, взбирается на стул и переводит стенные часы на два часа вперед. То же самое он проделывает с часами Аттилио, вынув их из кармана жилета. Провожаемый десятками любопытных глаз, он входит под лестницу, задувает свечу и ножом ее на две неравные части; меньшую часть, размером с окурок, он вставляет в подсвечник и, зажигая, помещает на прежнее место. После этого берет Риту за руку и подводит к постели, развязывает пояс ее халата и жестом приглашает ее действовать. Затем вместе с Беттиной и Родольфо, молитвенно сложив руки и призывая людей, толпящихся в дверях и перед балконом, спрятаться и не шуметь, поднимается по лестнице. Входная дверь закрывается, но толпа не расходится все ждут> прислушиваясь, что будет дальше. Агостино, Беттина и Родольфо отходят в глубь площадки над лестницей. В это время перед балконом возникает фигура Микеле.
