Леонард Герш - Эти свободные бабочки
Джил (подходит к дивану). Это надо же быть такой свиньей — спросить слепого — читал ли он!..
Дон. Да говорят же тебе — я прекрасно читаю… Кончиками пальцев. Знаешь, сколько хороших книг я перещупал за последнее время! (Начинает наигрывать на гитаре).
Джил (теперь она уселась на журнальный столик, ноги — на табуретке). Значит, вслух тебе не читают?
Дон. Читают — газеты, журналы.
Джил. Хочешь, как-нибудь я тебе почитаю?
Дон. Конечно. Только не внушай себе, что это теперь твой долг. (Перестает играть). Слушай, а каких-нибудь порнушных книжек у тебя нет?
Джил. У меня и непорнушных нет.
Дон. Жалко. Это единственное, что не издают по Брайлю. (Снова начинает играть).
Джил. А тебе какие журналы нравятся?
Дон. Ну, скажем, Тайм. Или Ньюсвик. Люблю быть в курсе — что делается в мире.
Джил. Я тебе почитаю. Сама-то я знать не знаю — что делается. Меня ничего не волнует.
Дон. Не говори глупостей. Животных — и тех что-то волнует. Если тебя совсем ничего не волнует, значит, тебя просто нет.
Джил (глянув на холодильник). Кроме еды.
Дон. Еды?
Джил. Да. Насчет поесть — это меня постоянно волнует.
Дон. Видишь, уже кое-что.
Джил. Чтобы что-то по-настоящему волновало, надо про это слишком много знать. А я никогда ни во что глубоко не влезаю.
Дон. Проще говоря, не любишь лишних сложностей.
Джил. Скажем так, знаю свои недостатки.
Дон. Уже полдела. Когда знаешь свои недостатки, можно попробовать их исправить. Ты наверняка способна на гораздо большее, чем думаешь…
Джил. Давай, давай, говори, мне нравится…
Дон. Ты лучше сама себе это говори… (Играет и напевает).
Джил. Слушай, такой класс!.. Ты ее вчера и пел.
Дон. Я ее еще дорабатываю. Две последние строчки не найду, хоть умри. (Играет, поют теперь оба. Дон откладывает гитару). Ну, правда, ничего?
Джил. Да полный финиш! Ты что!.. Я немного тоже музыкой занималась. В школе.
Дон. Так ты все-таки закончила школу?
Джил. Закончила. Только что. Мать хотела, чтобы я поступила в колледж. Ну я и порулила в Калифорнийский университет. Но как-то не удалось припарковаться… А ты бывал в Лос — Анджелесе?
Дон. Нет. Говорят, там у вас климат потрясный.
Джил. Климат потрясный. Погода паскудная. Вот если у тебя сад, бассейн и все такое — тогда еще жить можно. Нет, мне тут больше нравится. Правда, многие говорят, что Нью — Йорк — это место, куда каждый хоть раз должен съездить, но жить здесь не стоит. А по мне — самый кайф жить там, куда каждый должен съездить.
Дон. А тебя-то что заставило сюда приехать?
Джил (крутится вокруг стойки, держась за нее руками). Ничего меня не заставляло. Сама решила все поменять. Хочу стать актрисой. Говорю — хочу. А стану или нет, это вечером выяснится. Иду показываться в один театр. Есть роль — пока, правда не на Бродвее, но я пока не гордая.
Дон. А что за роль? Интересная?
Джил. Главная. (Расхаживая по комнате). Про одну девчонку, которая выходит замуж. И у нее начинается полный облом, потому что муж оказывается гомиком. Вообще-то сначала по пьесе он был просто алкаш, но сейчас в искусстве мода на гомиков, так что они переделали. (Садится на диван). Ты сам, случаем, не гомик?
Дон. Нет, только слепой.
Джил. Сейчас гомики — самая главная тема. Везде — в кино, в книжках, в театре. Раньше для меня в них было что-то загадочное. Непонятное. Вроде какого-то тайного общества. А как только перестали делать из этого секрет, оказалось — люди как люди, со своими делами, все как у всех… У тебя есть знакомые гомики?
Дон. Да вроде нет. Я ведь мало где был. Сидел в Скарсдейле.
Джил. А у меня один из самых близких приятелей — голубой. Деннис. Он дизайнер. Эту блузку он сам сшил. Скажи, классная! (Пытается продемонстрировать красоту блузки, но, опомнившись, бьет себя ладонью по лбу).
Дон (подходит к кровати, ставит гитару на место. Облокачивается о стойку кровати). Говорю: классная.
Джил. Вообще-то он ее для себя сшил, но я у него выклянчила. Деннис ужасно славный, с ним весело. А вот кого я не выношу, так это лесбиянок. Такие все зануды! Юмора вообще не понимают. Если он — голубой, ну и голубой. А если она — то не голубая, а тоска зеленая.
Дон (садится в кресло). Ну так что, в этой пьесе она обращает мужа на путь истинный?
Джил. Почти. Но под самый конец он все-таки сбегает с ее братом.
Дон. С братом? То есть, ее муж становится ее невесткой, что ли?
Джил. Ну что-то вроде. Или она сама себе становится невесткой… Шансы у меня вроде неплохие. Режиссер мой приятель. Но надо еще чтобы я понравилась автору пьесы.
Дон. Кто режиссер?
Джил. Вряд ли ты его знаешь. Его зовут Ральф Остин. Он здесь уже поставил несколько спектаклей. Но настоящего шлягера у него пока не было. Начинал-то он в Лос — Анджелесе. Мы там с ним вроде как жили несколько месяцев. Но потом он захотел, чтоб мы поженились. Второй раз замуж — я и подумать об этом не могла!
Дон. Ты его любила?
Джил. Да нет, наверное. Я, наверное, по-настоящему никого никогда не любила. Да и не хочу. Привяжешься — а потом кто-то непременно будет страдать… Ты есть не хочешь?
Дон. Не очень. Ты что, хочешь есть?
Джил. Я всегда хочу. Такой аппетит — даже стыдно. Я же тебе сказала: еда — это единственное, что меня по-настоящему волнует. (Направляется к входной двери). Давай, схожу в кулинарию, куплю чего-нибудь. Я же теперь знаю: делаешь сорок четыре шага…
Дон. …И попадаешь в прачечную. До кулинарии — пятьдесят один. (Поднимается, направляясь к холодильнику). Да у меня тут есть кое-что.
Джил. А что у тебя есть?
Дон. Немного ветчины… колбаса… салат из капусты. Еще картофельный салат.
Джил. Черт! Да у тебя здесь своя кулинария! Ты что, сам ходишь за покупками?
Дон. Конечно.
Джил. Я еще могу понять, как ты различаешь монеты. Ну а бумажки? Как ты отличишь доллар от пяти?
Дон достает из внутреннего кармана бумажник и вынимает оттуда деньги, подходит к столу, Джил идет за ним.
Дон. Это доллар. Верно?
Джил. Как ты определил?
Дон. Долларовые бумажки у меня сложены один раз. А по пять долларов — два раза. Десятидолларовые — три. (Показывает. Потом прячет деньги в бумажник — и в карман).
Джил. А если у тебя будет бумажка в двадцать долларов?
Дон. Я умру от удивления. (Достает из навесного шкафчика тарелки, поднос, ставит на стол. Вынимает еду из холодильника, тоже ставит на стол).
Джил сидит на краю стола.
Джил. Помочь тебе?
Дон. Там, в комоде, в ящике, ножи и вилки. Можешь сервировать стол.
Джил (подходя к тумбе). Слушай, а давай не на столе. Давай устроим пикник.
Дон. Пикник? Где?
Джил (показывает на пол, забыв снова, что Дон не видит). Прямо на полу.
Дон. На полу? Ну ладно, тогда сервируй пол.
Джил (достает из комода маленькую скатерку, кладет ее на пол, возле кресла). Скажи, а слепота передается по наследству?
Дон. Ничего про это не слышал.
Джил. А твой отец видит?
Дон (приготавливая сэндвичи) Навряд ли. Он шесть лет как умер. Но до этого у него со зрением было все нормально.
Джил (достает из комода вилки). Ты его, наверное, сильно любил?
Дон (с грустью). Сильно… Это был мой единственный настоящий друг. Он был такой… Я бы дружил с ним даже если бы он не был моим отцом.
Джил достает салфетки, дополняет ими пикник.
Его смерть дико повлияла на мать. Она внушила себе, что теперь она мне не только мать, но и отец, и сестра, и брат, и кузина, и тетка, и врач, и адвоката и сенатор, и ЦРУ, и ФБР, и Верховный Суд…
Джил. Ну, это-то мне понятно… Но отчего же ты родился слепым? Доктора это как-то объясняли?
Дон (ставит на поднос тарелку с салатом). Сказали, какой-то вирус попал в организм матери во время беременности. Да сами они ни черта не знают. А как чего не знают, говорят: вирус.
