Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена

Я все смотрел на маленькую ножку в грубом кожаном башмаке…

Ей шестнадцать лет. Хрупкая девушка с нежным румянцем и ослепительно-белой кожей, с пышными серебристо-пепельными волосами, мягко обрамляющими личико. Длинные золотые ресницы прикрывают бездонную глубину синих глаз, а когда она смеется, на подбородке появляется маленькая ямочка, смеется же она беспрестанно. За мягкие пепельные волосы ее ласково прозвали «Серебряночка». Другие, правда, называли ее «Хохотушкой», потому что она никогда не уставала смеяться и ямочка не исчезала с ее подбородка. Она совсем не похожа на теперешних девушек, которые умудряются ходить в шелку, за весь день не сделав ни стежка. Она же шьет целый день, а носит только ситцевые платья. Но какие это прелестные платьица, веселые, скромные и наивные! В полотняном чепчике на голове и дешевенькой косынке на шее, в белых чулках, она приветливо протягивает вам навстречу обнаженные руки, ее уста и глаза смеются. Все ее маленькое существо излучает нежность, молодое веселье и задор. В ее звонком смехе столько сладостной влюбленности, что он проникает вам в самую душу. Следует, правда, сказать, что сердце у Серебряночки было непостоянное, но зато в нем не было притворства. У нее было много возлюбленных, но она никогда не любила сразу двоих.

Простодушная в любви, она слепо подчинялась зову сердца и шла не сопротивляясь, туда, к тому, кому дарила свои поцелуи. И она не пряталась, любила открыто, говорила: «Люблю», — и без колебаний говорила: «Не люблю больше». Но так как последний поцелуй, как и первый, она давала от всей души, никто из возлюбленных не обижался на нее.

Серебряночку часто видели и в пригородных рощах, и в лесах, и на народных гуляньях. Она умудрялась работать весь день и веселиться всю ночь. Одни утверждали, что она не спит вовсе, другие же только посмеивались в ответ на эти слова.

Так она жила, не стесняя себя никакими условностями, в здоровом труде и в утехах любви. Она щедро дарила свою любовь, не ведя счет поцелуям, веря в бесконечность молодости.

Серебряночка, Хохотушка, шаловливое дитя с серебристо-пепельными волосами! Она смеялась без умолку, чтобы не пропадала ямочка на подбородке; во весь голос пела она песню своих шестнадцати лет, спешила жить и любить, боясь упустить время. Не жалея своих маленьких ножек, она без устали бегала по траве, порхала по паркетам танцевальных залов, повсюду, где в воздухе звенели поцелуи.

Юбка снова прикрыла маленькую ножку, которая теперь мирно покоилась в грубом кожаном башмаке…

Я медленно перевел взгляд с ножки на лицо.

Оно показалось мне ужасным — мертвенно-бледное, в красных пятнах. Седые волосы прилипли к вискам, застывшие мутные глаза приобрели грязно-голубой оттенок; ямочка на заострившемся подбородке превратилась в черную впадину.

Ах, бедная жрица любви! Ее уже не согревает июньское солнце, она стара и одинока. Молодость оказалась не вечной. И однажды какой-нибудь возлюбленный, увидев, что губы ее утратили свежесть, вероятно, вздрогнул от неожиданности, подобно тому как содрогнулся я, ощутив на себе ее потухший взгляд.

Но нет, нет! Я люблю тебя, бедная Хохотушка, бедная Серебряночка! Я не хочу замечать ничего другого, кроме твоей маленькой ножки, хочу вечно следовать за тобой по улицам, не заговаривая, как робкий влюбленный. В дни грусти и печали ты будешь моей возлюбленной, той, что пригрезилась мне ясным солнечным днем на скамье в Люксембургском саду.

И не вздумайте опровергать меня, милые старушки с голубыми глазами, когда я утверждаю, что вы лишь печальные призраки прелестных возлюбленных наших отцов.

Перевод В. Орловской

«ПРИМАНКИ»

В Париже все продается: девы разумные и девы неразумные, ложь и правда, слезы и улыбки.

Вам небезызвестно, что в этом царстве торгашей красота является товаром и предметом чудовищной торговли. Продают и покупают большие глаза и маленькие рты; носы и подбородки имеют свою точную цепу. Каждая ямочка на щечках, каждая мельчайшая частица женской красоты может быть обращена в предмет торговли и дохода. И так как в торговле не обходятся без подделок, подделывают иногда и товары, созданные господом богом, и продают всего дороже поддельные брови, наведенные обожженной спичкой, и фальшивые шиньоны, приколотые к волосам длинными шпильками.

Все это логично и понятно. Ведь мы — цивилизованная нация, а на что же была бы годна цивилизация, если бы она не помогала нам обманывать других и обманываться самим? Ведь только обман может сделать нашу жизнь сносной.

Тем не менее я должен вам признаться, что был чрезвычайно удивлен, когда узнал, что один предприниматель, а именно старик Дюрандо, которого вы тоже отлично знаете, возымел хитроумное намерение торговать уродством. Когда продают красоту — я могу это осмыслить; даже когда продают поддельную красоту — это только естественно, это знамение прогресса. Но я открыто заявляю, что Франция должна воздать должное Дюрандо — ведь он ввел в оборот такой товар, который не имел сбыта до наших дней. До него никто не додумался торговать уродством. Поймите меня как следует — речь идет о подлинном уродстве, которое и продается как уродство.

Вы, конечно, встречали иногда на улице женщин, идущих парочками. Они медленно прогуливаются, останавливаются с приглушенным смешком перед витринами, их манеры и костюм говорят об их сговорчивости и стремлении завлечь вас. Они идут под руку, как подруги, чаще всего говорят друг другу «ты», они почти ровесницы и одеты с одинаковой элегантностью. Но одна обладает заурядной внешностью, ее лицо ничем не примечательно; вы не обернетесь, чтобы лучше разглядеть ее, но если она попадет в поле вашего зрения, вы не будете раздосадованы. Ее спутница всегда чудовищно уродлива, ее уродство оскорбляет, возмущает вас; вы не можете не обратить на нее внимания, вы не можете не сравнить ее с той, кого она сопровождает.

Признайтесь, вы попались в расставленную вам ловушку, и не исключена возможность, что вы даже пойдете следом за этими двумя женщинами. Если бы уродливая женщина шла одна, она оттолкнула бы вас своим уродством; ее подруга, со столь незначительной внешностью, не обратила бы на себя вашего внимания. Но когда они идут рядом, уродство одной из них подчеркивает привлекательность другой.

Ну так вот, я открою вам секрет: страшилище, уродливая женщина — это служащая конторы Дюрандо. Она из его персонала — одна из его «приманок». Великий Дюрандо сдал ее напрокат женщине с незначительной физиономией по таксе пять франков в час.

Вот как было дело.

Дюрандо — предприниматель изобретательный и оригинальный; он стал миллионером и обратил торговлю в своего рода искусство. Долгие годы он вынашивал мысль — как бы сделать предметом торговли женское уродство. Могу заверить вас, что наживаться на красотках он бы не стал, — это такая деликатная область торговли, о которой Дюрандо, обладающий щепетильностью состоятельного человека, никогда не помышлял.

Однажды его как бы осенило свыше. У него родилась совершенно новая идея, явившаяся внезапно, как это всегда случается с великими изобретениями. Дюрандо прогуливался по бульвару, мимо него прошмыгнули две девушки, одна красивая, другая безобразная. И вот, взглянув на них, он понял, что красотка приспособила уродливую спутницу для того, чтобы оттенить свою красоту. Он сказал себе, что, подобно тому как женщина покупает банты, рисовую пудру и поддельные косы, она купит уродку, которая может стать для нее выгодным фоном.

Дюрандо вернулся домой, чтобы поразмыслить на досуге. К коммерческому предприятию, которое он задумал, нужно было приступить очень умело; он не хотел пускаться в авантюру. Предприятие могло стать гениальным, если бы оно удалось, и смехотворным, если бы провалилось. Он провел ночь в подсчетах и чтении тех философов, которые лучше всего осветили глупость мужчин и тщеславие женщин. На рассвете он принял решение: арифметические выкладки вдохновили его, а у философов он почерпнул столько презрения к человеку, что начал смело рассчитывать на обширнейшую клиентуру.

Мне бы хотелось быть более искусным, тогда я написал бы эпопею о создании агентства Дюрандо. Это была бы эпопея, написанная в шуточной манере, но, несмотря на вызываемый ею смех, полная трагизма и слез.

Дюрандо встретил гораздо больше затруднений, чем предполагал, при создании оборотных фондов для своей торговли. Сперва он предполагал действовать напрямик и удовольствовался тем, что расклеил в уединенных уголках — у водосточных труб, на деревьях — маленькие квадратики бумаги, на которых было от руки написано: «Для легкой работы требуются некрасивые девушки».

Он прождал неделю, к нему не явилась ни одна уродливая девушка. Пришли только пять или шесть хорошеньких, которые, рыдая, просили работы. Они были в безвыходном положении, но еще не потеряли надежду работой спастись от порока. Дюрандо в большом замешательстве повторял им, что они красивы и поэтому ему не подходят. Но девушки стояли на том, что они уродливы и что он только из любезности или по злобе утверждает обратное. Они были в отчаянии, потому что им не оставалось другого выхода, как продать свою красоту, если у них отказывались купить несуществующее уродство.