Джордж Аксельрод - Каждые семь лет
РИЧАРД. Боюсь, я немного заржавел.
ДЕВУШКА. Что вы! Это так великолепно. (Как завороженная, опускается на банкетку рядом с Ричардом.)
РИЧАРД (поворачивается к ней). Скажи, что ты подумаешь, если я вдруг обниму и поцелую тебя?
ДЕВУШКА. Я подумаю: какой же нетерпеливый дурачок мне встретился.
РИЧАРД. А если я буду сидеть вот так, мучить твой слух классикой, боясь к тебе прикоснуться.
ДЕВУШКА. Тут я подумаю: какой же мне нерасторопный дурачок попался.
Ричард порывисто ее обнимает, не встречая сопротивления. Он целует Девушку страстно. Ричард уже не играет, но музыка звучит громче и громче, взмывая вверх. Свет гаснет. В темноте мы слышим дверной звонок. Он раздается еще и еще раз.
Свет становится обычным. Ричард стоит там же — у бара, размахивая стаканом в такт музыке. Еще один звонок возвращает героя из мечты в реальность.
РИЧАРД. Я шел в прихожую и чувствовал свое сердце. Оно стучало, как давно уже не было, молодо и сильно. Я улыбнулся и широко откинул дверь: милости прошу!
В квартиру входит мужчина весьма представительного вида, деловой и уверенный в себе, лет 50-ти. В руках у него объемистый портфель.
БРУБЕЙКЕР. Здравствуйте, мистер Шерман. Надеюсь, я не очень опаздываю.
РИЧАРД. Это был Людвиг Брубейкер, психиатр, автор той самой книги, которую мы хотели издавать. Я знал его давно и неплохо. Однако это не повод являться ко мне, когда вздумается.
БРУБЕЙКЕР. Дик, вы не забыли о нашей встрече?
РИЧАРД. А вы, Людвиг, вы ничего не перепутали?
БРУБЕЙКЕР. Ну, как же! Мне от вас прислали верстку. Но там масса ошибок. Я хочу пройтись по тексту вместе с вами. (Открывает портфель, выкладывает бумаги на стол.)
РИЧАРД. Людвиг, я хочу сказать…
БРУБЕЙКЕР. Давайте, чтобы не тратить время, сначала я. Я понимаю, что ваше издательство хотело бы привлечь внимание возможно широкого круга читателей. Однако должен заявить протест: мне решительно не нравится предложенное вами название. У меня было «Мужчина и его подсознание». Вы же меняете это на «Секс и страсть». Послушайте, Дик, я же психиатр, а не бульварный писака.
РИЧАРД. Доктор Брубейкер, я понимаю, как это важно. Мы все это обсудим. Но наша встреча была назначена на завтра.
БРУБЕЙКЕР. На завтра? О, господи, неужели?
РИЧАРД. Точно. А сегодня я занят, у меня другая встреча. С другим автором. И он — она — должна прийти с минуту на минуту, но почему-то запаздывает.
БРУБЕЙКЕР. Поразительно. Просто невероятно.
РИЧАРД. Возможно, это моя ошибка. Возможно, я не точно объяснил вам по телефону.
БРУБЕЙКЕР. Нет, нет. Дело в другом.
РИЧАРД. Тогда я не понимаю.
БРУБЕЙКЕР. Все просто. Человек, с одной стороны, сложная машина, с другой чрезвычайно простая.
РИЧАРД. И психиатры тоже?
БРУБЕЙКЕР. Исключений нет. Дик, сегодня утром я повздорил с женой. Она что-то говорила, а я с трудом сдерживался, чтобы не заорать и не затопать ногами.
РИЧАРД. Что, у психиатров тоже так бывает?
БРУБЕЙКЕР. Еще как бывает! Потом я направился на работу, где быстро обо всем забыл. Но подсознание не забывает ничего! И потому, уходя из клиники, я отправился не домой к любимой жене, а к вам на встречу. Твердо решив, что она назначена на сегодня.
РИЧАРД. На завтра.
БРУБЕЙКЕР. Извините за вторжение.
РИЧАРД. Ничего страшного. Перенесем наши разговоры на один день.
БРУБЕЙКЕР. Тогда только один вопрос. Как вам глава об истории Казареса?
РИЧАРД. Понимаете, Людвиг, это место мне надо посмотреть еще раз. Как раз к завтрашней встрече.
БРУБЕЙКЕР (смеется). Я вспомнил про это, заметив вдруг, что вы без носков. А этот Густав Казарес, каждый раз, когда шел на охоту за женщинами, тоже снимал носки. Бзик такой! Вообще, характер у парня был неподражаемый! Почитайте повнимательней — получите удовольствие. Ну, до завтра. Всего наилучшего! (Уходит.)
Ричард поднимает брюки и растерянно смотрит на свои голые ноги. Потом бросается к шкафу, достает носки, натягивает их.
РИЧАРД. Грёбаные психиатры. И кто их только просит писать книги. Держу пари, что жена у него вздрагивает каждый раз, когда он рассказывает свои истории. А когда снимает носки, она, наверное, прячется в шкаф.
Звонок в дверь. Ричард опять идет в прихожую и впускает Девушку. Ее вид отличается от того, что он нафантазировал. Она очень симпатична, но без экзотики. Одета Девушка в клетчатую рубашку и джинсы.
ДЕВУШКА. Хай!
РИЧАРД. Привет!
ДЕВУШКА. Я не поздно?
РИЧАРД. Да нет. Входите, пожалуйста.
ДЕВУШКА. Извините, что задержалась. Я обещала хозяевам квартиры, что буду заботиться об их растениях. А там целая оранжерея — в комнате, на балконе. Пока польешь, пока протрешь!
РИЧАРД. Так, значит, на меня могла упасть не только книга, но и горшок.
ДЕВУШКА (смеется). Обещаю вам, что впредь буду вести себя на балконе осторожнее.
РИЧАРД. Идет. Знаете что, книгу я вам отдам. Но если у вас есть время, может, выпьем понемногу? Как вам эта идея? (Девушка раздумывает.) Если, конечно, я вообще могу предлагать столь юной особе алкоголь.
ДЕВУШКА. Пожалуй, можете. У вас виски есть?
РИЧАРД. Есть. Вам как сделать? С содовой?
ДЕВУШКА. Нет, лучше так: немного виски и столько же пепси.
РИЧАРД. Оригинальный рецепт.
ДЕВУШКА. Знаете, это отбивает вкус виски. А удовольствие остается.
РИЧАРД. Тогда я тоже попробую.
ДЕВУШКА. А сигаретой вы меня не угостите?
РИЧАРД. Да, конечно. (Достает из бара.) И я с вами. Я, правда, бросил. Но потом опять закурил.
ДЕВУШКА. Давно бросили?
РИЧАРД. Сегодня утром.
ДЕВУШКА. А снова закурили?
РИЧАРД. Сегодня вечером.
ДЕВУШКА (смеется). Я догадываюсь, когда это случилось.
РИЧАРД. Ну, правда, хватит об этом.
ДЕВУШКА. Скажите, вы женаты? Впрочем, и так ясно. Вы выглядите женатым.
РИЧАРД. Да ну?
ДЕВУШКА. Это даже забавно. В Нью-Йорке, по-моему, холостых не осталось.
РИЧАРД. Интересное наблюдение. Наверное, так оно и есть.
ДЕВУШКА (берет стакан с виски). Ваша жена на отдых уехала?
РИЧАРД. Ну, да, к морю. А как вы догадались?
ДЕВУШКА. Да они все уезжают.
РИЧАРД. Кто — они?
ДЕВУШКА. Да, жены нью-йоркские. У нас вот, в Гринвилле — ну, откуда я приехала — никто не уезжает. Особенно — женщины. У нас в Гринвилле вообще все по-другому.
РИЧАРД. А вы давно в Нью-Йорке?
ДЕВУШКА. Давно. Но с перерывами. Я когда первый раз сюда приехала, можно сказать, сбежала из дому. Думала стать актрисой. Мечтала в театре играть, в кино сниматься. Тогда это не получилось.
РИЧАРД. Ничего удивительного. О такой карьере многие мечтают.
ДЕВУШКА. Зато я снималась для одного журнала. «US camera», знаете такой?
РИЧАРД. Конечно.
ДЕВУШКА. Мне платили десять баксов за час работы. А позировать приходилось помногу. Вы бы даже удивились, как долго. Потом это все кончилось, и я вернулась домой. А они там каждый год еще фотоальбом издают, куда включают только самое лучшее. Одно мое фото тоже в ежегодник попало.
РИЧАРД. Это успех.
ДЕВУШКА. И я так думала. Только когда я домой приехала, сдуру показала этот самый ежегодник знакомым. И тут в нашем Гринвилле такое началось!
РИЧАРД. Вам, наверное, завидовали? Сниматься для такого журнала, это престижно.
ДЕВУШКА. Да вы наше захолустье не знаете. На меня только что пальцами не показывали!
РИЧАРД. Чем же их так огорчило ваше фото?
ДЕВУШКА. Вы, что, правда, не догадываетесь? Я же там — ну как сказать? — ну, голышом.
РИЧАРД. Ах, вот оно что.
ДЕВУШКА. Ну, да. Я там лежу на пляже рядом с деревом, которое выбросили волны. Все это имело очень солидное название — «Структуры». Да что я вам рассказываю? Хотите посмотреть?
РИЧАРД. Мне не хочется вас отпускать за этим альбомом.
ДЕВУШКА. И не надо. Вы опять не поняли? Да это та самая книга, которая сегодня на вас свалилась. Тот самый ежегодник.
