Пионовый фонарь - Энтё Санъютэй
– Никак в толк не возьму, о чем ты говоришь… Кстати, погонщик Кюдзо не заходил сегодня?
– Нет, не заходил.
– Послушай, я понимаю, в последнее время я часто отлучаюсь по разным делам, и ты меня подозреваешь… Дело обычное. Но таких вещей ты мне лучше не говори!
– Почему же? Дело твое мужское, развлекайся как хочешь, но я же о тебе забочусь! Ведь муж-то у этой бабы самураишка, это она для него так старается… А ну как он узнает, что тогда? Он же с тобой не знаю что сделает, вот чего я боюсь… Путаешься с этой бабой со второго апреля, и хоть бы слово мне сказал, разве так можно? Брось ты ее!
– Да, я вижу, тебе все известно, – сказал, помолчав, Томодзо. – Ну ладно, я виноват, прости… Я все думал, как бы рассказать тебе, но неловко было… Сама посуди, ну как бы я с серьезным видом мог объявить, что так, мол, и так, обзавелся я полюбовницей… Но ты не беспокойся, я на своем веку погулял немало, видел всякое, из меня много денег не вытянешь, так что все будет в порядке, вот увидишь!
– Еще бы! – сказала О-Минэ насмешливо. – Сначала ты дал ей три медяка, потом два золотых, потом три золотых, пять золотых, а потом отвалил сразу двадцать…
– И все-то ты знаешь… Верно, заходил Кюдзо, а?
– Никто не заходил!.. Тебе вот что надо сделать. Баба эта, раз уж она от живого мужа с тобой сошлась, в тебя влюбилась. Но если муж узнает, тебе конец. Лучше всего для тебя откупить ее и взять в наложницы, а меня отпустить. Я стану жить и вести дело отдельно от тебя, выделюсь из лавки «Сэкигутия» и открою свою лавку. А вы с этой О-Куни сами по себе трудитесь…
– Ну что ты болтаешь? – вскричал Томодзо. – Для чего это нам с тобой расходиться? Ведь бабенка эта, она же любовница самурая, у нее свой хозяин есть, не станет она со мной все время путаться… Я же просто так, невзначай, спьяна подзакусил ею! Ну я виноват, ну прошу прощения… Ну хочешь, никогда больше не пойду туда? Хочешь?
– Нет уж, ты иди. Раз она от живого мужа до этого дошла, значит, любит тебя. Так что ты уходи к ней…
– Ну что мне с тобой делать… Глупости ведь городишь!
– Нет уж, ты меня отпусти.
Томодзо разозлился.
– Заткнись! – заорал он. – Ты с кем разговариваешь? Кто здесь хозяин? Кто всему делу голова? Что хочу, то и делаю! Сколько полюбовниц мне нужно, столько и буду держать, тебя не спрошу! Не молодая, нечего со своей ревностью соваться!
– Ах, ах, простите, не то сказала, извините великодушно… Хозяин! – презрительно произнесла О-Минэ. – Всему делу голова! Подумаешь, заважничал! А кем ты был в прошлом году, у господина Хагивары на побегушках служил? В каморке ютился? Радовался, когда господин Хагивара медяками тебя оделял да старым тряпьем? Забыл об этом?
– Не кричи так, приказчики услышат…
– Пусть слышат! Хозяин, голова, наложницу завел, а кто ты такой – забыл?
– Тише, ты! Ладно, можешь убираться на все четыре стороны…
– И уберусь! Только сначала ты дашь мне сто золотых. Работали вместе, вместе и наживали…
– Еще чего! Раскричалась тут, как разносчик на празднике бога богатства… Придержи язык!
– Нет уж, я все скажу! Работали мы вместе, я сил для дела не жалела, босиком ходила… А когда у господина Хагивары жили? Я ему готовила, прибирала у него, ты же при нем на побегушках состоял, все жаловался, что на водочку тебе не хватает… Я по ночам работала, только чтобы на водку тебе заработать! Забыл это? Загордился? Восемь лет я на тебя спину гнула! Хозяин, голова… Смотрите-ка на него! А я вот, чтобы прошлого не забывать, и сейчас в простой одежде хожу, по ночам работаю… Помнишь, как в позапрошлом году весной ты размечтался выпить под жареную кету?..
– Тише, ты, тише!.. Приказчики же услышат!
– А мне все равно… Нищими ведь жили, я три ночи из последних сил работала, глаз не смыкала, купила тебе водки и жареной кеты… Помнишь, как ты тогда обрадовался? Помнишь, что сказал? Забыл? Ты тогда сказал, что главное в жизни – это жена…
– Перестань орать, – прошипел Томодзо. – Я же сказал уже тебе, что больше к ней не пойду…
– А вот буду орать!.. И можешь ходить к своей О-Куни сколько хочешь, мне все равно… Слишком много понимать стал о себе!..
– Молчи, сука! – сказал Томодзо и ударил ее кулаком по голове.
– Дерешься? – со слезами взвизгнула О-Минэ. – Давай мне сто золотых, я уйду! Я здесь ни за что не останусь! Сам из Курихаси, кругом полно родственников, затащил меня сюда… А я родом из Эдо, у меня здесь никого нет, заступиться некому! Стара я для тебя? С бабами принялся беситься? Деваться мне, мол, некуда, без тебя я с голода помру… А ты мне дай денег, и я уйду!
– Уходишь, так уходи. А денег тебе никаких не будет.
– Ах, вот как? Не будет? А кто придумал выпросить у привидений сто золотых?
– Тише, говорят тебе…
– Ничего, ничего, рот ты мне не заткнешь… Все, что теперь нажито, началось с тех денег! Да что говорить! А кто убил Хагивару, кто украл талисман «кайоннёрай» и закопал в клумбе у источника?..
– Тише, сумасшедшая! Услышат ведь!
– Пусть слышат! Пусть меня хватают и рубят мне голову! Тебе все равно тоже несдобровать.. Давай мне сто золотых, и я уйду от тебя!
– Ну что мне с тобой делать, – сокрушенно сказал Томодзо. – Ну виноват я перед тобой, прошу прощения, что еще? Жили мы с тобой до этого хорошо, жаль, конечно, что ты меня разлюбила, ну раз так, бери тогда лавку и дом целиком себе. Ты, верно, думала, что я с этой бабой собираюсь бежать куда-либо? Не так это. Я наводил кое-какие справки и узнал, что за нею водятся некрасивые дела, так что я и сам хотел уже порвать с нею… А хочешь, давай продадим лавку за двести или за триста золотых и уедем отсюда куда-нибудь в Этиго, хотя бы в Ниигату, пусть там опять распустится цветок нашего успеха… Как ты, согласна еще раз все начать босиком?
– Думаешь, мне так уж хочется уходить от тебя? – сказала О-Минэ, всхлипывая. – Просто ты теперь не любишь меня, вот я и говорила все это… Как-никак восемь лет вместе прожили, и раз ты не собираешься бросить меня, уедем отсюда куда-нибудь вместе…
– Ну вот и хорошо, и не будем злиться друг на друга. Давай в знак дружбы опрокинем по чарке и завалимся в постель.
С этими словами Томодзо взял О-Минэ за руку и притянул к себе. «Ну тебя, – сказала О-Минэ, – ну что ты, право…» Как говорится в одном стихе:
Славным мужским оружьемСупруге ревнивой своейОн рога обломал.На следующее утро Томодзо объявил, что хочет купить О-Минэ материи на кимоно, которую та давно облюбовала. Они отправились в Саттэ, купили в галантерейной лавке отрез, выпили в харчевне и пошли обратно домой. На дамбе Томодзо вдруг остановился и, оглядевшись, стал спускаться вниз.
– Ты это куда, хозяин? – удивилась О-Минэ.
– Когда я ездил в прошлый раз в Эдо за товаром, – ответил Томодзо, – мне удалось прихватить оттуда тот самый талисман «кайоннёрай». Я его здесь закопал, а сейчас думаю откопать и взять с собой.
– Ну вот, и мне даже не сказал ничего… Выкапывай тогда скорее, пока никто не видит!
– Возьмем его и завтра продадим господину Кога… Что это, никак, дождь пошел? Спускайся сюда, будешь сторожить… Гляди, вон там у переправы двое, они не сюда идут?
– Никто не идет, где ты видишь?
– Да вон же, смотри внимательно!
Там, вдали, от тракта отделялись две дороги, вились вдоль рек Синтонэ и Отонэ и исчезали в тумане под хмурым дождевым небом. Едва видные огоньки в деревенской хижине трепетали, готовые погаснуть. Кругом не было ни души, и что-то зловещее нависло над миром. О-Минэ все всматривалась, ни о чем не подозревая, когда Томодзо выхватил нож из медных ножен у пояса и молча изо всех сил ударил ее в спину. Он метил ей между лопаток, и она с визгом упала на землю, цепляясь за его рукав.
– Ты убиваешь меня, ты хочешь жениться на О-Куни! – вскричала она.
– А ты как думала? – прохрипел Томодзо. – Возьму бабу, какую полюбил… Ну, молись!
