Александр Мардань - Аншлаг (История одного покушения)
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Спасибо. Я не пью.
Повисает пауза, которую заполняет Евгений Сергеевич.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Я практически тоже. Так вот… если гости. С драматургией сейчас, сами знаете — новая драма в моде, но я к ней как-то осторожно… Зрителей тоже не поймешь, чего они хотят. Впрочем, так всегда было… Еще корпоративные вечера устраиваем. Да вот… совсем забыл: у нас детские спектакли хорошие. «Морозко», «Щелкунчик». Мы, кстати, детские корпоративы организуем. Если у вас внуки… или может дети, то можно и такое. Дети смотрят спектакль, а потом вместе с актерами торт едят. Весело получается. Недавно внук мэра у нас день рождения отмечал.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет, спасибо. Дети выросли, внуков нет.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: А, я кажется понимаю. Вы по поводу здания? Могу сейчас организовать осмотр. Но с точки зрения недвижимости мы такое же государственное учреждение, как прокуратура.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Не совсем. Вас посещать намного приятнее.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Спасибо. Хотя статистика утверждает, что к нам ходит всего два процента населения плюс приезжие. Театр заставляет думать. А думая, редко кто остается собой доволен.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А те, кто ходят — довольны собой?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Всегда собой довольны — дураки, а к нам ходят умные. Просто думать они уже привыкли. А может, воды минеральной? Есть с газом, есть — без.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет. Спасибо. Я недавно проезжал мимо вашего театра. Колесо пробило. Охрана хотела пересадить меня в джип, а я в джип не захотел. Время — без пяти семь. Остановились как раз напротив кассы. Я вспомнил, что в театре уже лет двадцать не был. Ну, на разных мероприятиях, как Вы говорите, корпоративах, а на спектаклях — ни разу. Решил — пока они колесо меняют, зайду, посмотрю, что идет. «Чайка». Купил билет. На охране сэкономил. Сказал, что в театре я в полной безопасности. В антракте не ушел. Хороший спектакль у вас получился.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Спасибо. Я его давно хотел поставить.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: И актрису на роль убийцы удачно подобрали.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Какой убийцы? Вы перепутали. Это не у нас было. Тут по соседству театр акунинскую «Чайку» поставил. Там все персонажи по очереди Треплева убивают.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Ну что Вы, я редко ошибаюсь. Это Ваш спектакль.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Какая же она убийца? Она жертва.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Но последняя, кто видел Костю живым. А Вы как думаете — почему он застрелился?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Ну, на это много причин. Каждый сам делает вывод.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Зачем она сказала, что любит другого? Могла не говорить. Этим и довела до смерти. Она не жертва…
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Странное убийство, без мотивации. Не думаю…
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А почему Чехов назвал эту историю именем хищной птицы? Назвал бы «Голубкой». Или «Уткой».
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Не мог. Утку можно пожарить и съесть, а убийство чайки — бессмысленно.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: То есть без мотивации герой убивает чайку, а чайка убивает героя… Ее знаете, как ловят? В петлю. И если неосторожно к ней приблизиться, она выклюет охотнику оба глаза за секунду.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Любопытно, не знал.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А недвижимость меня не интересует.
Пауза.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Мне лестно, что Вы ходите в наш театр. Почему только не предупредили? Билеты покупаете… Я бы пригласительные организовал…
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Спасибо… Вы, конечно, не совсем понимаете цель моего визита. Скажите, тут говорить можно? Не слушают? (Осматривает потолок помещения.) В пожарной сигнализации камер нет?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Не проверял, но думаю — нет. Что у нас подглядывать? Придет актер, нажалуется на другого. Или актриса числа просит.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Какие числа?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Мы даты спектаклей числами называем. Чего нас слушать? Финансовые потоки театры огибают, а говорить сейчас все дозволено. Цензуры нет. Ставь, что хочешь, ходи, в чем хочешь… Главное чтоб деньги в кассе были. Не можем позволить идеологию, не подкрепленную проданными билетами. У меня водитель — рыбак. Часто повторяет «Нанизывайте на крючок то, что нравится рыбе, а не вам». Вот и нанизываем. Мейнстрим ловим, настроение. Ищем, как Костя Треплев, новые формы. Не всегда находим. Но готовы помочь, чем можем. Так что слушаю Вас внимательно.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ (достает из кармана связку ключей, перебирает их в руках): Попытаюсь сформулировать цель моего визита… Возможно, произведу на Вас странное впечатление. Понимаете, у меня проблема наоборот, она не в том, что чего-то нет, а в том, что все есть. Дома, машины, яхта. Недавно «Гольфстрим» купил.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Течение?!
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет, так самолет называется. Пять тысяч миль без посадки. У меня даже остров есть. В Карибском море. Небольшой, но с пресной водой. Пляжи замечательные. Причал построили. Сейчас взлетную полосу строят. Ну, остальное в интернете прочитаете. А вот главного… Главного нет. То есть — жена и дети есть. Правда, взрослые… Проблема, наверное, в том, что меня никто не любит. Жена давно, дети недавно. Любовница — убежденная материалистка, про остальных я и не говорю. Друзья кончились. Остались партнеры по интересам. Так, к сожалению, уже давно…
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: «Винный погреб есть, а штопора нет.» Бывает…
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Просыпаешься, умываешься и не знаешь, что делать с жизнью. Ничего не хочется, даже хотеть не хочется. Какой-то кошмар со всеми удобствами. Куда идут в таком случае? В церковь. Или сразу на кладбище. То есть к Богу по прямому варианту, без посредников. Вы, если не секрет, в загробную жизнь верите?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Честно? В Бога верю, а в загробную жизнь… не очень. Если ошибусь, будет приятный сюрприз.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Но это если в рай попадете, а если….
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: (смеётся). Ад мне не грозит, в крайнем случае — чистилище. Да не будет сюрпризов.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Так Вы и ставите.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Может поэтому Вам и нравится.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: В общем, с церковью у меня не сложилось, но это отдельная тема… (Пауза). И тут колесо пробило. Зашел в театр и почувствовал что-то знакомое, близкое. Вспомнил, как в детстве в него в первый раз попал, с бабушкой. В большом городе в большой театр. Мир на сцене сказочный. Другая жизнь, зазеркалье. Мы жили в провинции, там таких театров не было. Но с тех пор то, что происходило на сцене, меня завораживало. Я даже влюбился в первый раз в Снегурочку, на каком-то утреннике. Это я сейчас понимаю, что ей лет сорок было.(Пауза) Как-то в школе на «Ромео и Джульетту» повели… Красивая она была. Мне казалось, будь я на сцене рядом с Джульеттой, был бы выше, сильнее, смелее. Потом без класса раз десять ходил. Мечтал о ней. Не представлял, что она, простите, в туалет ходит. Понимаю, что произвожу на Вас впечатление ненормального… Нормальные в метро ездят, а я на «Гольфстриме» летаю.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Не все в метро. Я, например, на машине.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Да я не про это. Не хотел Вас или кого-то обидеть.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: А мы не обижаемся. Мы вас внимательно слушаем.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Простите, у Вас в детстве был велосипед?
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Да, спортивный.
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: А у меня не было… Как оказалось, деньги приносят намного меньше радости, чем кажется, когда их нет…Так вот, посмотрел я у вас «Чайку» и в голову пришла мысль, что мне нужно в театр. Вспомнил, как в детстве хотелось на сцену, чтобы стать другим.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Я, кажется, понял… Вы хотите играть. Это детская мечта. Хотели быть актером, но — не сложилось, правильно?
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Нет.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Что-то написали? Есть интересный материал?
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Материала полно — шить некому.
ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ: Вы хотите поставить?
КОНСТАНТИН ГЕОРГИЕВИЧ: Если я играть не умею, как же ставить?!
Понимаете, я бы хотел оказаться в зазеркалье, куда других не пускают. И еще. Я хочу, чтобы меня любили. У меня есть одна история. Он и она. Он постарше, она помоложе. Я потом расскажу. Есть наброски. Понимаю, у Вас репертуар, вы государственное учреждение, почти как прокуратура. Но я оплачу постановку и все, что нужно. Нужен режиссер и одна актриса.
