Евгений Подгаевский - Муха, или Шведский брак по-русски
— А Петя когда вернётся? — спросил вдруг Василий.
— Да хоть бы к обеду.
Василий быстренько вытер губы салфеткой, встал.
— Валюш…
Она обернулась:
— Чего?
Он подошёл к ней:
— Очень вкусно, спасибо…
— На здоровье. А ты разве это сказать хотел?
— Нет, не это… Понимаешь, Валюш, есть негласное мужское правило… И оно предписывает никогда не останавливаться на полпути…
— Даже предписывает?
— Да. Просто обязывает.
Он подошёл ещё ближе:
— Если взрослые мужчина и женщина уже однажды сказали «А»…
Валентина продолжила:
— …то они просто обязаны сказать и «Б»?
— Да, Валюш… Да ты умница!
Он обнял её и погладил правой ладонью по её бедру. И услышал:
— Ну так я тебе и говорю: БЭ-Э-Э! Пошёл прочь, баран настырный!
С этими словами она с такой силой оттолкнула его от себя, что Вася, пятясь назад, перелетел через весь предбанник по диагонали и больно ударился головой о деревянный косяк. Сильно поморщился.
— Это ещё не всё, это я ещё Пете не сказала, — пригрозила Валентина.
— А что, скажешь? — спросил Василий, держась рукой за ушибленную голову.
— Я подумаю.
— Тогда передай ему, чтобы косяки застругивал, как надо. Халтурщик!
— Обязательно передам. Но сегодня, Вася, ты находился в этом красивом, отделанном своими руками, предбаннике последний денёчек. Вот тебе бог, а вот и порог! Буду рада тебя видеть здесь вместе с законной супругой. Не знаю, что ты там натворил, но всё же советую возвратиться домой. А?
— Бэ-э-э! — обиженно и разочарованно проблеял Василий в ответ.
С небольшой деревянной солонкой в руках, расписанной под хохлому, Валя появилась в доме у Любы. Люба занималась тем, что вытаскивала из шкафов одежду, рассматривала, что-то из вещей откладывала в сторону. Для чего — это Вале ещё было непонятно.
— Ты знаешь, Люба, — неуверенно проговорила Валя, — я бы могла, конечно, сказать, что пришла к тебе за солью. Соль у меня действительно закончилась, надеюсь, насыплешь мне немного… Но. это… я тут недавно твоего Васю выгнала из нашей бани. Вернее, не то, чтобы выгнала, а очень посоветовала идти ему домой и с тобою мириться. Он разве не пришёл?
— Приходил. Я выгнала.
— Да что у вас всё-таки случилось?
Люба промолчала, продолжала перебирать вещи.
— Ну, не хочешь — не говори, — вздохнула Валя. — Что-то серьёзное, значит. Я же тебя уже немножечко знаю — просто так ты сцены не устраиваешь.
— А ты ещё не поняла? Застукала я его. В столовой, с Машкой Зубанчихой! — сорвалась чуть ли не в крик Люба.
Валя пришла в ужас.
— С Зубанчихой? В этом её жутком фартуке? И не побрезговал! Фу!..
Люба удручённо кивнула головой:
— Ага, наш чистюлечка! Чистюлечка! Во всём, кроме этого…
— И тут, значит, стал куролесить, — продолжала возмущённая Валя.- Тогда я тебя понимаю. Я бы тоже выгнала.
— Кого? — Валя подняла на неё глаза.
— Да Петьку моего, кого! Если бы вдруг узнала!
Люба как-то нервно повернулась и снова принялась перебирать вещи:
— Такого, как твой Петя, ещё поискать надо. Так что держи его обеими руками, поняла? Иначе будешь большой дурой. Очень большой.
— Да я-то держу, держу… А что ты одежду шматуешь туда-сюда?
— Я здесь не останусь. Дом выставлю на продажу.
Валя так и села:
— Матерь божия! И всё из-за этого? И каждый раз переезжать? Так тебе и всей Матушки-России не хватит!.. Вот это ты меня ударила по голове!.. И что же — я в медпункте опять одна останусь? Тебя ж не отпустят.
— Заявление мне в районе уже подписали.
— Ой, как же я не хочу! Как я обрадуюсь, если ты всё-таки передумаешь… У меня такая подруга, как ты, только в детстве была. Когда их семья переехала на Дальний Восток, я места себе не находила, металась по постели, будто в жару… Мне её долго потом не хватало… Может, передумаешь?
— Нет, — упрямо качнула головой Люба. — Уеду… Хочу, чтобы ты проводила меня до электрички. Я тебе там, на платформе, перед отъездом ещё кое-что расскажу…
Василий удручённо сидел за столом в своём служебном кабинете, сжав голову руками.
— И что же теперь делать? — спрашивал Василий сам себя, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. — Как выпутаться? Какое найти решение, какой выход?
— Выход есть! — вдруг раздался мужской голос.
Василий вздрогнул. В дверь вкатился маленький, толстенький, прилизанный мужчина, которого мы уже дважды имели честь лицезреть в этом кабинете. На этот раз вместо папки для бумаг он внёс с собой большую, тяжёлую сумку. Пыхтя, поставил её на стол перед своим озадаченным начальником.
— Выход для нашего предприятия в том, Василий Сергеевич, — торжественно изрёк мужчина, — чтобы значительно расширить ассортимент нашей продукции, сделав упор на ходовые товары народного потребления. — Он похлопал по сумке ладонью. — Наши ребята подготовили новые образцы. Хотелось бы согласовать с Вами их наименования и утвердить ассортимент.
— У меня сегодня голова не работает, — пожаловался Василий.
— Вы же ей покою не даёте, — участливо сказал толстенький мужчина. — Всё о производстве да о производстве, хоть бы о себе иногда подумали немножко.
— Ладно, показывайте, — махнул рукой Василий. — Чем быстрее утвердим, тем лучше.
Но тут дверь распахнулась, и в кабинет вошёл… Петя. Хмурый, решительный и… вместе с тем нерешительный. Василий от его взгляда почувствовал себя неуютно, слегка заёрзал в кресле. А толстенький мужчина, наоборот, обрадовался:
— Ваш приятель очень кстати, Василий Сергеевич! Так сказать, свежий взгляд со стороны. Пусть посмотрит, оценит наши задумки как простой потенциальный пользователь. Возможно, внесёт свои предложения. Да вы присаживайтесь, — сказал мужчина Пете.
Петя молча сел на стул у стены, в упор глядя на Василия. У Василия затрепетали и побелели крылья носа. Он прекрасно понял, что Петя заявился сюда не просто так. Уже всё знает что ли? Между тем, толстенький мужчина раскрыл сумку и продолжал:
— Как говорится, одна голова хорошо, две — лучше, а три…
— А три головы — это уже Змей Горыныч, — хмуро сказал Василий. — Рубить придётся. Да, Петя? — И Василий пристально посмотрел на своего друга.
Петя как-то судорожно кивнул, но по-прежнему не издал ни единого звука, а вот толстенький мужчина почему-то просто поразился словам своего начальника:
— Я просто поражаюсь! Так Вы всё-таки догадались о характере наших предложений, Василий Сергеевич? А мы с ребятами думали, что это для Вас будет, так сказать, наш сюрприз. Нет, Вы, всё-таки, необыкновенно проницательный руководитель, Василий Сергеевич. Ну что ж… вот первый образец.
Он сунул руку в сумку, вытащил её назад, и перед глазами изумлённых Василия и Петра заблестел маленький изящный никелированный топорик с затейливой гусарской шпорой на обухе. Ручка с яйцеобразным закруглённым набалдашником весьма напоминала… впрочем, возможно, это только показалось.
— Модель под названием «Милой хозяюшке», — объявил толстенький мужчина. — Кухонный топорик. Подарочный вариант. Предполагаем, что особый спрос на него и даже ажиотаж возникнет в канун женского праздника.
Толстенький мужчина снова полез рукой в сумку, и вытащил топор средней величины, с увесистой деревянной ручкой:
— Модель «Счастливый садовод». Выполнена в традиционном стиле, но с изюминкой — у горловины пущен орнамент с народными мотивами. Неплохой подарочный вариант в канун мужского праздника.
Василий и Пётр обменялись стреляющими взглядами.
— И, наконец, третья модель — толстенький мужчина ещё раз нырнул рукой в сумку, а потом в воздухе сверкнуло нечто металлическое, большое, похожее на секиру… — Вот с этой моделью, честно сказать, мы с ребятами зашли в тупик. Чувствуем, что вещь нужная, очень нужная, но названия никак не подберём…
— «Обманутому мужу» — хмуро сказал Петька. — Или «Последнее предупреждение любовнику».
— Вот что, Поликарп Николаевич, — решительно сказал Василий толстенькому мужчине, красноречиво зыркнув на Петю и прихлопнул ладонью по столу. — Оставьте третью модель, мы здесь сами над ней покумекаем.
— Хорошо, — засуетился толстенький мужчина, складывая два первых образца обратно в сумку. — Но я к Вам ещё зайду подписать бумаги — надо бы уже сегодня окончательно утвердить ассортимент.
Толстенький мужчина удалился.
— Ну, — сказал Василий Петьке. — Пришёл разбираться? Разбирайся. Что рубить будем? Правую ладонь?
— Почему ладонь? Голову, — сказал Петька.
— Даже так? — удивился Василий. — Не круто?
— Нет, — сказал Петька.
— Ну что ж… — Василий прищурился. — Ты думаешь, меня можно запугать или увидеть, как я струсил? Руби!
И Василий, протянув ошарашенному Петру секиру, опустился на колени и положил свою голову на полированный стол. — Руби!
