Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.23. Из сборника «Новые сказки Нинон». Рассказы и очерки разных лет. Наследники Рабурдена
У г-на Руссо нет фамильного склепа; он арендовал на пять лет место на кладбище Монмартр, рассчитывая позднее купить место получше и перенести туда прах жены. Тогда она действительно обретет вечный покой. Колесница останавливается в конце длинной аллеи; гроб на руках несут между рядами скромных памятников к могиле, вырытой в мокрой земле. Провожающие молча переминаются с ноги на ногу. Священник, пробормотав краткую молитву, уходит. Во все стороны тянутся обнесенные оградами садики, могилы, на которых зеленеют деревья и цветут левкои; белые надгробные изваяния посреди всей этой растительности имеют нарядный, веселый вид. Один из памятников — стройная колонна, увенчанная символической урной, — производит сильное впечатление на г-на Руссо. Утром к нему назойливо приставал с рисунками мраморщик. Ему приходит мысль, что хорошо будет со временем, когда он купит место, поставить на могиле жены точно такую же колонну с такой же красивой вазой.
Немного погодя Агата уводит г-на Руссо; по возвращении она наконец решается поговорить о делах. Узнав, что покойница оставила завещание, она встает, выпрямляется во весь рост и, хлопнув дверью, уходит, Ее ноги больше не будет в этой лавчонке!
Господин Руссо остается один; временами его все еще душат приступы горя; но сильнее всего его угнетает неотвязная, опустошающая мозг, раздражающая тело мысль, что магазин закрыт в будний день.
IVЯнварь для четы Морисо выдался трудный. Не было ни работы, ни хлеба, ни угля. Они пропадали от нужды. Жена — прачка, муж — каменщик. Живут Морисо в центре квартала Батиньоль в мрачном доме, смердящем на весь квартал. Комната, которую они занимают на шестом этаже, полуразрушена, сквозь трещины потолка ее заливает дождем. Но это еще с полбеды. Гораздо сильнее огорчает их другое: десятилетнему Шарло, их сынишке, нужно было бы хорошее питание, чтобы расти и крепнуть.
Мальчик слабенький, ему достаточно пустяка, чтобы слечь; когда он ходил в школу, стоило ему только понатужиться, чтобы сразу выучить все уроки, и он заболевал. А ребенок способный, славный малыш, слишком развитой для своих лет. В те дни, когда у родителей нет хлеба для него, они плачут горькими слезами, тем более что по всему дому, сверху донизу, дети мрут как мухи, — такой он ветхий и смрадный.
На улицах скалывают лед. Отцу удалось наняться на эту работу; он киркой счищает лед со сточных канав и каждый вечер приносит домой два франка. Это как-никак даст возможность не умереть с голоду до начала строительного сезона.
Но однажды вечером он, придя домой, находит Шарло в постели. Мать не знает, чем малыш болен. Она послала его в Курсель, к тетке-старьевщице, узнать, не найдется ли у нее чего-нибудь потеплее парусиновой блузы, в которой он дрожит от холода. У тетки оказались только мужские пальто на большой рост, и мальчуган вернулся домой ни с чем, продрогший насквозь, с блуждающими глазами, точно пьяный. Теперь он, пунцовый от жара, лежит в кровати и бредит; ему чудится, будто он играет в шарики, он что-то напевает.
Мать завесила низ окна обрывком теплого платка. Одно из стекол разбито. Два верхних стекла скупо пропускают тусклый серый свет. Нужда дотла опустошила комод, все белье в ломбарде. Совсем недавно продали стол и два стула. Шарло раньше спал на полу; с тех пор как он заболел, родители уступили ему кровать, но не так уж в ней мягко лежать, — за время безработицы они горсть за горстью снесли почти всю шерсть тюфяка к тряпичнице, которая платит четыре-пять су за полфунта. Теперь отец и мать спят в углу, на соломенной подстилке, которою собака — и та погнушалась бы.
Родители молча смотрят, как Шарло мечется по кровати. Что стряслось с малышом? С чего это он несет всякую чушь? Может, его укусило вредное насекомое или его опоили каким-нибудь зельем? Заходит соседка, тетушка Бонне; приглядевшись к ребенку, она заявляет, что у него «простудная лихорадка»; она в этом понимает толк, у нее муж умер от такой болезни.
Мать, рыдая, сжимает Шарло в своих объятиях. Отец как безумный выбегает из дому за врачом. Вскоре он приводит врача — высокого мужчину надутого вида; тот, не говоря ни слова, выслушивает ребенка, выстукивает ему грудь. Затем тетушка Бонне, по его требованию, приносит из своей комнаты карандаш и бумагу, чтобы он мог написать рецепт. Когда врач, все так же упорно молча, собирается уходить, мать сдавленным голосом спрашивает его:
— Что с ним, сударь?
— У него плеврит, — отвечает врач отрывисто, без пояснений, и, в свою очередь, задает вопрос: — Вы зарегистрированы в бюро пособий?
— Нет, сударь… прошлым летом мы не нуждались. Зима нас угробила.
— Тем хуже! Тем хуже!
Он обещает зайти еще раз. Тетушка Бонне дает взаймы один франк на лекарство. На те два франка, что принес отец, покупают два фунта говядины, каменный уголь и свечи. Первая ночь проходит благополучно. Родители все время поддерживают огонь в печке. Больной ребенок, разморенный теплом, уже не болтает вздор. Худенькие ручки пышут жаром. Забытье, вызванное лихорадкой, успокаивает родителей; но на другой день они цепенеют от ужаса, когда врач, стоя у постели, покачивает головой с видом человека, знающего, что надежды уже нет.
Пять дней подряд положение не меняется. Шарло спит тяжелым сном, разметавшись на подушке. Нужда все усиливается — она словно врывается в комнату вместе с ветром через зияющие скважины потолка и оконных рам. На второй день болезни продали последнюю рубашку матери; на третий — выдернули из-под ребенка еще несколько пригоршней шерсти, чтобы заплатить аптекарю. А потом ничего не стало, все пришло к концу.
Морисо все еще скалывает лед, но двух франков уже не хватает. Так как сильный холод может убить Шарло, отец и мечтает, чтобы потеплело, и боится этого. Утром, идя на работу, он с радостью видит, что улицы белы от снега, но тотчас вспоминает о малыше, умирающем там, наверху, и молит, чтобы выглянуло солнце, чтобы дохнуло весенним теплом и снег стаял. Будь они, по крайней мере, зарегистрированы в бюро пособий, врач и лекарства им ничего не стоили бы. Мать пошла в мэрию, но там ей сказали, что заявлений очень много и придется подождать. Все же ей удалось выпросить несколько талонов на хлеб, да еще какая-то сердобольная дама дала ей пять франков. А потом снова настала лютая нужда.
На пятый день Морисо в последний раз принес два франка. Началась оттепель, его уволили. Это — конец всему: печку не топят, хлеба не покупают, лекарств не заказывают. В комнате с отсырелыми стонами отец и мать, коченея от холода, стоят возле малыша, дышащего шумно и хрипло. Тетушка Бонне больше не заходит к ним, — она женщина чувствительная и не хочет расстраиваться. Другие жильцы ускоряют шаг, проходя мимо их двери; временами мать, захлебываясь от слез, порывисто наклоняется и крепко обнимает ребенка, словно пытаясь этим облегчить его страдания и вылечить его. Отец, совсем отупевший, подолгу простаивает у окна; приподняв изодранный платок, он смотрит, как тает снег, как вода крупными каплями стекает с крыш, образуя на тротуарах темные пятна. Может быть, ребенку от этого станет легче? Однажды утром врач заявляет, что он больше не придет.
— Сырая погода его погубила, — прибавляет он.
Морисо угрожающе подымает кулак к небу. Значит, какая бы ни была погода, беднякам она несет гибель? Стоял мороз — это никуда не годилось; начало таять — и того хуже. Если бы только жена согласилась, он наложил бы полную печку угля и угар доконал бы их всех. Скорее бы отмучились! Но мать опять сходила в мэрию; на этот раз ей обещали прислать пособие, и они ждут.
Какой ужасный день! С закоптелого потолка несет холодом, в одном углу — течь, и пришлось подставить ведро, чтобы вода капала туда. Уже сутки они ничего не ели; ребенок выпил только чашку настоя из трав, который ему принесла консьержка. Отец сидит у стола, подперев голову руками; у него звенит в ушах, он ничего не соображает. Заслышав шаги, мать каждый раз бежит к двери, думая, что наконец несут долгожданное пособие. Уже пробило шесть часов, а никто не явился.
Медленно сгущаются грязно-серые сумерки, томительные и зловещие, как агония.
Вдруг в полумраке слышится голос Шарло; он прерывисто бормочет:
— Мама… мамочка…
Мать подходит. Шарло обдает ее жарким дыханием. Потом ничего уже не слышно; смутно видны очертания ребенка, запрокинутая голова, вытянутая шейка… Она в страхе, с мольбой кричит:
— Свет! Скорее свет… Шарло, скажи мне хоть слово!
У них нет даже огарка; мать торопливо чиркает одну спичку за другой, ломает их между пальцами, дрожащими руками ощупывает лицо малыша.
— О господи! Он умер! Скажи, Морисо, он вправду умер?
Отец, ничего не различающий во мраке, поднимает голову:
— Ну и что ж? Умер… Так лучше…
На крик матери г-жа Бонне решилась войти к соседям с зажженной лампой в руке. Когда обе женщины начинают обряжать Шарло, в дверь стучат: это принесли пособие — десять франков деньгами, талоны на хлеб и на мясо. Морисо с бессмысленным смехом говорит, что пособия, как поезда, всегда приходят с опозданием.
