Неизвестен Автор - Русский литературный анекдот XVIII - начала XIX веков

Стр. 24

- Помилуйте, это вам ничего не стоит! Возьмите только пример с меня - и солгите! - отвечал Кульковский. [77, с. 175.]

Известная герцогиня Бенигна Бирон была весьма обижена оспой и вообще на взгляд не могла назваться красивою, почему, сообразно женскому кокетству, старалась прикрывать свое безобразие белилами и румянами. Однажды, показывая свой портрет Кульковскому, спросила его:

- Есть ли сходство?

- И очень большое,- отвечал Кульковский,- ибо портрет походит на вас более, нежели вы сами.

Такой ответ не понравился герцогине, и, по приказанию ее, дано было ему 50 палок. [77, с. 176.]

Вскоре после того на куртаге, бывшем у Густава Бирона, находилось много дам чрезмерно разрумяненных. Придворные, зная случившееся с Кульковским и желая ему посмеяться, спрашивали:

- Которая ему кажется пригожее других? Он отвечал:

- Этого сказать не могу, потому что в живописи я не искусен. [77, с. 176.]

Но когда об одном живописце говорили с сожалением, что он пишет прекрасные портреты, а дети у него очень непригожи, то Кульковский сказал:

- Что же тут удивительного: портреты он делает днем... [77, с. 177.]

Одна престарелая вдова, любя Кульковского, оставила ему после смерти свою богатую деревню. Но молодая племянница этой госпожи начала с ним спор за такой подарок, не по праву ему доставшийся.

- Государь мой! - сказала она ему в суде,- вам досталась эта деревня за очень дешевую цену!

Кульковский отвечал ей:

- Сударыня! Если угодно, я вам ее с удовольствием уступлю за ту же самую цену. [77, с. 177.]

Стр. 25

Один подьячий сказал Кульковскому, что соперница его перенесла свое дело в другой приказ.

- Пусть переносит хоть в ад,- отвечал он,- мой поверенный за деньги и туда за ним пойдет! [77, с. 177.]

Профессор элоквенции Василий Кириллович Тредиаковский также показывал свои стихи Кульковскому. Однажды он поймал его во дворце и, от скуки, предложил прочесть целую песнь из одной "Тилемахиды".

- Которые тебе, Кульковский, из стихов больше нравятся? - спросил он, окончив чтение.

- Те, которых ты еще не читал!- отвечал Кульковский. [77, с. 179.]

Кульковский ухаживал за пригожей и миловидной девицею. Однажды, в разговорах, сказала она ему, что хочет знать ту особу, которую он более всего любит. Кульковский долго отговаривался и наконец, в удовлетворение ее любопытства, обещал прислать ей портрет той особы. Утром получила она от Кульковского сверток с небольшим зеркалом и, поглядевшись, узнала его любовь к ней. [77, с. 180.]

Однажды Бирон спросил Кульковского:

- Что думают обо мне россияне?

- Вас, Ваша Светлость,- отвечал он,- одни считают Богом, другие сатаною и никто - человеком. [77, с. 183.]

Прежний сослуживец Кульковского поручик Гладков, сидя на ассамблее с маркизом де ля Шетардием, хвастался ему о своих успехах в обращении с женщинами. Последний, наскучив его самохвальством, встал и, не говоря ни слова, ушел.

Обиженный поручик Гладков, обращаясь к Кульковскому, сказал:

- Я думал, что господин маркиз не глуп, а выходит, что он рта разинуть не умеет.

- Ну и врешь! - сказал Кульковский,- я сам видел, как он во время твоих рассказов раз двадцать зевнул. [77, с. 183-184.]

Стр. 26

Другой сослуживец Кульковского был офицер по фамилии Гунд, что с немецкого языка по переводу на русский значит собака. Две очень старые старухи перессорились за него и чуть не подрались.

Кульковский сказал при этом:

- Часто мне случалось видеть, что собаки грызутся за кость, но в первый раз вижу, что кости грызутся за собаку. [77, с. 184.]

Пожилая госпожа, будучи в обществе, уверяла, что ей не более сорока лет от роду. Кульковский, хорошо зная, что ей уже за пятьдесят, сказал:

- Можно ей поверить, потому что она больше десяти лет в этом уверяет. [77, с. 184.]

Известный генерал Д. (А. А. фон Девиц) на восьмидесятом году от роду женился на молоденькой и прехорошенькой немке из города Риги. Будучи знаком с Кульковским, писал он к нему из этого города о своей женитьбе, прибавляя при этом:

- Конечно, я уже не могу надеяться иметь наследников.

Кульковский ему отвечал:

- Конечно, не можете надеяться, но всегда должны опасаться, что они будут. [77, с. 185.]

Сам Кульковский часто посещал одну вдову, к которой ходил и один из его приятелей, лишившийся ноги под Очаковом, а потому имевший вместо нее деревяшку.

Когда вдова показалась с плодом, то Кульковский сказал приятелю:

- Смотри, братец, ежели ребенок родится с деревяшкою, то я тебе и другую ногу перешибу. [77, с. 185.]

Двух кокеток, между собою поссорившихся, спросил Кульковский:

- О чем вы бранитесь?

- О честности,- отвечали оне.

- Жаль, что вы взбесились из-за того, чего у вас нет,- сказал он. [77, с. 186.]

Стр. 27

Кульковский однажды был на загородной прогулке, в веселой компании молоденьких и красивых девиц. Гуляя полем, они увидали молодого козленка.

- Ах, какой миленький козленок! - закричала одна из девиц.- Посмотрите, Кульковский, у него еще и рогов нет.

- Потому что он еще не женат,- подхватил Кульковский. [77, с. 186.]

Красивая собою и очень веселая девица, разговаривая с Кульковским, между прочим смеялась над многоженством, позволенным магометанам.

- Они бы, сударыня, конечно, с радостью согласились иметь по одной жене, если бы все женщины были такие, как вы,- сказал ей Кульковский. [77, с. 187.]

При всей красоте своей и миловидности девица эта была очень худощава, поэтому и спрашивали Кульковского:

- Что привязало его к такой сухопарой и разве не мог он найти пополнее?

- Это правда, она худощава,- отвечал он,- но ведь от этого я ближе к ее сердцу и тем короче туда дорога. [77, с. 188.]

Молодая и хорошенькая собою дама на бале у герцога Бирона сказала во время разговоров о дамских нарядах:

- Нынче все стало так дорого, что скоро нам придется ходить нагими.

- Ах, сударыня! - подхватил Кульковский,- это было бы самым лучшим нарядом. [77, с. 186.]

На параде, во время смотра войск, при бывшей тесноте, мошенник, поместившись за Кульковским, отрезал пуговицы с его кафтана. Кульковский, заметив это и улучив время, отрезал у вора ухо.

Вор закричал:

- Мое ухо.

А Кульковский:

Стр. 28

- Мои пуговицы!

_ На! На! вот твои пуговицы!

- Вот и твое ухо! [77, с. 190.]

Герцог Бирон послал однажды Кульковского быть вместо себя восприемником от купели сына одного камер-лакея. Кульковский исполнил это в точности, но когда докладывал о том Бирону, то сей, будучи чем-то недоволен, назвал его ослом.

- Не знаю, похож ли я на осла,- сказал Кульковский,- но знаю, что в этом случае я совершенно представлял вашу особу. [77, с. 191.]

В то время когда Кульковский состоял при Бироне, почти все служебные должности, особенно же медицинские, вверялись только иностранцам, весьма часто вовсе не искусным.

Осмеивая этот обычай, Кульковский однажды сказал своему пуделю:

- Неудача нам с тобой, мой Аспид: родись ты только за морем, быть бы тебе у нас коли не архиатером (главным врачом), то, верно, фельдмедикусом (главный врач при армии в походе). [77, с. 144.]

Старик Кульковский, уже незадолго до кончины, пришел однажды рано утром к одной из молодых и очень пригожих оперных певиц.

Узнав о приходе Кульковского, она поспешила встать с постели, накинуть пеньюар и выйти к нему.

- Вы видите,- сказала она,- для вас встают с постели.

- Да,- отвечал Кульковский вздыхая,- но уже не для меня делают противное. [77, с. 144.]

А. П. СУМАРОКОВ

На экземпляре старинной книжки: "Честный человек и плут. Переведено с французского. СПб., 1762" записано покойным А. М. Евреиновым следующее:

Стр. 29

"Сумароков, сидя в книжной лавке, видит человека, пришедшего покупать эту книгу, и спрашивает: "От кого?" Тот отвечает, что его господин Афанасий Григорьевич Шишкин послал его купить оную. Сумароков говорит слуге: "Разорви эту книгу и отнеси Честного человека к свату твоего брата Якову Матвеевичу Евреинову, а Плута - своему господину вручи". [6, стлб. 0197.]

На другой день после представления какой-то трагедии сочинения Сумарокова к его матери приехала какая-то дама и начала расхваливать вчерашний спектакль. Сумароков, сидевший тут же, с довольным лицом обратился к приезжей даме и спросил:

- Позвольте узнать, сударыня, что же более всего : понравилось публике?

- Ах, батюшка, дивертисмен!

Тогда Сумароков вскочил и громко сказал матери:

- Охота вам, сударыня, пускать к себе таких дур! Подобным дурам только бы горох полоть, а не смотреть высокие произведения искусства! - и тотчас убежал из комнаты. [53, стлб. 957-958.]

Однажды, на большом обеде, где находился и отец Сумарокова, Александр Петрович громко спросил присутствующих:

- Что тяжелее, ум или глупость? Ему отвечали:

- Конечно, глупость тяжелее.