Когда небо было синим - Оскар Шкатов
Был ещё один неконтролируемый процесс – поиски филлоксеры. Это насекомое, как нам представили, кушало корни виноградных кустов. Необходимо было его найти и ликвидировать. В скальном грунте надо было выкопать ямку глубиной в полметра, что само по себе вручную практически невыполнимо, затем не обнаружить там это насекомое, засыпать ямку, пометить её виноградным листиком, как проверенную, и переходить к следующей. Наши ямки были глубиной до десяти сантиметров, только чтобы уложить контрольные листики, но сокращение глубины соответственно увеличивало их количество, а оплачивалась работа именно по количеству выкопанных ямок. Нам было непонятно, как эта муха хренова вообще туда могла бы залезть. По крайней мере мы не обнаружили ни одной, чтобы хоть в глаза ей взглянуть.
Квартировали мы в летних одноэтажных бунгало, где уже жили, как это ни удивительно, земляки, студенты нашего политеха, то есть почти что Славкины однокашники. Мы же все нижегородцы, как же тут не напороться!
Среди местного населения они уже получили наименование «мальчики с сумкой», поскольку ежедневно парами курсировали по известному маршруту. Сухое вино продавалось на улицах в автоматах по 20 копеек за двухсотграммовый стакан. Стаканы сливались в бутыли ёмкостью от десяти до двадцати пяти литров и транспортировались в сумке, давшей определение и нам, так как мы со Славкой тоже приняли эстафету. Правда однажды, уже потом, мы забыли сумку и попытались донести бутыль вручную. Но мне об этом больно вспоминать.
Вообще-то всё можно было приобрести и в магазине, но с ним были другие взаимоотношения. В магазине наши девушки тырили плавленые сырки. Крышевала этот процесс «главная мать» Света. Она держала общак, и понапрасну его не расходовала. А «матерям» нужно было куда-то девать свою нерастраченную материнскую любовь и заботу. Нам со Славкой повезло, и нас по утрам кормили бутербродами с сырками. У других ребят таких «матерей» не было, и питались они лишь в обед. Полуденная кормёжка была обильной и мясной, но доставлялась только раз в день в больших бидонах непосредственно к длинному столу под навесом. Есть можно было без ограничений по объёму и времени, так как после обеда работы уже не было, а была сиеста аж до вечера.
Это потому, что рабочий день длился с шести до двенадцати, пока не очень жарко. Просыпаться же нам приходилось в пять, а то и раньше, в зависимости от того, когда начинал материться Васька. Рассекая утреннюю тишину, местный бригадир Васька матерился громко, долго и почти не повторяясь. Он совершал этот утренний намаз как ритуал, без которого рабочий день начаться не мог. Если с утра ему не удавалось выплеснуть всё, что он думал о работе, жизни и начальстве, он весь день ходил злой.
Был и ещё один местный самородок, дядя Юра. Мы со Славкой познакомились с ним однажды возле винных автоматов. Если бы мы не сделали этого однажды, знакомство произошло бы в любой другой день, утро или вечер. Главное, на том же месте. Дядя Юра был неопределенного среднего возраста и квадратного телосложения.
– Я – крымский кацап, – самоутверждался он, стуча кулаком по волосатой груди. Чувствовалась в нём какая-то незыблемость. С винными автоматами он составлял одно целое, поэтому был всем знаком и уважаем.
Однажды из нашего открытого бунгало пропала гитара. Наверное, местные пацаны спёрли. Мы обратились к дяде Юре, налили ему, и на следующий день гитара лежала на своём месте, появившись так же непонятно, как и исчезнув. А без гитары жизнь прозаична, не поэтична и не романтична. Посредством вина и гитары можно найти точки соприкосновения в любой компании. Мы с нашими горьковчанами по вечерам громко делились репертуарами, нарушая покой местных жителей, хотя наш жилой комплекс находился в отдалении.
А рядом располагался палисадник с незнакомой растительностью. Ежедневно, неспешно проходя мимо него после обеда, мы со Славкой философствовали на ботанические темы:
– Кизил, – с определённой степенью уверенности доказывал я знакомство с этим растительным видом.
– Урюк, – утверждал Славка, так как других терминов у нас не было.
Там же, по пути нашего следования располагался и свинарник.
– Здорово, братья! – приветствовали мы. Свиньи вздымали пятачки и радостно хрюкали, почувствовав родственные души.
Вахта горьковчан – политехников подходила к концу, но свято место пусто не бывает. На смену ехал стройотряд из Минского политеха. В нашем бунгало поселился их квартирьер, приехавший также застолбить место, а через некоторое время подоспел и отряд. Белорусы были все в джинсе и создавали приятное впечатление. Однако принимать они начали ещё в дороге, и по прибытии были сильно навеселе. А от веселья до драки один шаг. Короче, приезжающие что-то не поделили с отъезжающими и завязалось рукомашество. Среди минских оказались боксёры, но наши были наглее и не уступали. Мы со Славкой и квартирьером старались их помирить, нам ещё дальше жить, а девчонки вообще молодцы, дали такой отпор, что ошарашенные минчане сразу в них влюбились, и когда наши уехали, мы очень сдружились и спелись с белорусами.
В то время, когда девушки скрывались среди табачных листьев, у нас была неплохо оплачиваемая работа. Славка и я шли по полю за медленно ползущим трактором с тележкой и складывали в неё камни, поднятые со вспаханного поля, расчищая тем самым место новым виноградникам. В переводе на винный эквивалент заработок наш составлял где-то от десяти до двадцати литров в день. Если бы так и продолжалось, то мы бы вернулись пьяными миллионерами. Но судьба-индейка сыграла злую шутку, и поднятый мной тяжеленный камень выскользнул из рук и острой гранью полоснул по вене. Вот он, шрам на запястье.
А предварительный инструктаж по охране труда был формальным, и бригадир Васька мог серьёзно пострадать. Тогда его жена, а по совместительству врач, обеспечила мне постельный режим без потери заработка. Но, конечно, не навечно. Так что впоследствии работа это была потеряна.
Но это не главное. А что в Крыму главное? Конечно, сам Крым. Полноценный отдых начинался после обеда. Конечно, можно было спокойно переваривать его и наслаждаться сиестой, но неуёмная молодость не позволяла расходовать время попусту, когда рядом морское побережье.
Думаю, не стоит описывать солнце, море и прыгательные скалы. Все там были в те времена, когда обсуждать национальную принадлежность полуострова было бы просто бредом сивой кобылы. Для нас он остался одним из лучших воспоминаний студенческой молодости. Поэтому и завершить своё повествование мне хотелось бы на этой мажорной ноте. А так как хорошие сказки, как правило, заканчиваются свадьбой, то скажу, что именно там я сделал Наташке предложение, и зимой мы сочетались законным браком.
Примерно в этот период переженились почти все, кто упомянут в этой повести. А, если кто-нибудь из моих друзей себя в ней не обнаружил, так ведь студенчество – это состояние духа пожизненное, и может, мы ещё встретимся или в жизни, или на книжных страницах. К тому же эта сказка не имеет логического завершения. Просто я взялся воспеть лишь наш социалистический труд, а это далеко не всё, потому что описать всё практически невозможно. Я и так считаю свинством, что спрессовал лучшие пять лет жизни в несколько десятков страниц. И конечно, я бесконечно благодарен девчонкам, рядом с которыми прошли мои лучшие годы.
Когда-то все вы, наши дамы,
Возникли из ребра Адама.
Ребра вам показалось мало,
И что ж нас дальше ожидало?
***
Вы к нам забрались в сердце, в мысли,
И с вами до того срослись мы,
Что, как сказал один поэт,
Без женщин жить нельзя на свете, нет!
***
Без вас мы, как без снега льды,
Как без гитарных струн лады,
Как Кремль московский без звезды
И как неделя без среды,
***
Как огород без борозды
И как без дерева плоды,
Как самолёт без стюарды
И как банкет без тамады,
***
Как водоёмы без воды,
Как Вассерман без бороды
И как Жан-Поль без Бельмонды.
И ни туды, и ни сюды.
***
Как армия без старшины,
Как бутерброд без ветчины
И как без пуговиц штаны.
Вот так нам женщины нужны!
***
Не каждому дано такое вот…
ГЛАВА I
Дорогие друзья, не поймите меня неправильно. В этом названии нет никакой интриги, а тем более скабрёзности. Это как бы сокращённый и несколько адаптированный рефрен «Не каждому дано так щедро
