Жизнь не сможет навредить мне - David Goggins
Я поел твердой пищи, отдохнул и решил попробовать еще раз. На выезде из Одинокой Сосны был ровный участок, и я подумал, что если смогу его преодолеть, то, возможно, обрету второе дыхание, но через шесть или семь миль мои паруса все еще были пусты, и я выложил все, что мог. Мои мышцы дрожали и дергались, сердце прыгало вверх и вниз. Я посмотрел на своего пейсмейкера и сказал: "Все, мужик. Я закончил".
Позади нас остановилась машина поддержки, и я забрался внутрь. Через несколько минут я лежал на той же самой кровати в мотеле, поджав хвост под себя. Я продержался всего пятьдесят миль, но любое унижение, связанное с отказом от поездки, к которому я не привык, было заглушено инстинктом, что что-то не так. Это был не страх и не желание успокоиться. На этот раз я был уверен, что если не прекращу попытки преодолеть этот барьер, то не выберусь из Сьерраса живым.
На следующий вечер мы выехали из Лоун-Пайна в Лас-Вегас, и два дня я изо всех сил старался отдохнуть и восстановиться, надеясь, что мое тело придет в равновесие. Мы остановились в отеле Wynn, и на третье утро я отправился на пробежку, чтобы проверить, есть ли у меня еще силы. Через милю сердце забилось в горле, и я отключился. Я вернулся в отель, зная, что, несмотря на слова врачей, я болен, и подозревая, что все, что у меня есть, серьезно.
Позже тем вечером, после просмотра фильма в пригороде Вегаса, я почувствовала слабость, когда мы шли в соседний ресторан, бар "Элефант". Моя мама шла в нескольких шагах впереди, и я видел ее в трех экземплярах. Я зажмурил глаза, разлепил их, а ее все еще было трое. Она придержала для меня дверь, и когда я вошла в прохладное помещение, мне стало немного легче. Мы сели в кабинку напротив друг друга. Я был слишком неустойчив, чтобы читать меню, и попросил ее сделать заказ. Дальше стало еще хуже, и, когда появился посыльный с едой, мое зрение снова затуманилось. Я напрягся, чтобы открыть глаза пошире, и почувствовал дурноту: мама как будто парила над столом.
"Вам придется вызвать скорую помощь, - сказал я, - потому что я падаю".
Отчаянно нуждаясь в стабильности, я положил голову на стол, но мама не стала набирать 911. Она перешла на мою сторону, и я опирался на нее, пока мы шли к стойке хостесс, а затем обратно к машине. По дороге я рассказывал все, что мог вспомнить, короткими фрагментами на случай, если потеряю сознание и ей придется звать на помощь. К счастью, мое зрение и энергия улучшились настолько, что она смогла сама отвезти меня в отделение неотложной помощи.
В прошлом у меня были проблемы со щитовидной железой, так что это первое, что исследовали врачи. У многих "морских котиков" проблемы со щитовидной железой возникают после тридцати лет, потому что, когда люди попадают в экстремальные условия, такие как "Адская неделя" и война, уровень гормонов в их организме сбивается. Когда щитовидная железа работает не в полную силу, усталость, боли в мышцах и слабость входят в число более чем десятка основных побочных эффектов, но мой уровень гормонов был близок к норме. Мое сердце тоже было в норме. Врачи скорой помощи в Вегасе сказали, что мне нужен только отдых.
Я вернулся в Чикаго и обратился к своему врачу, который назначил батарею анализов крови. В его кабинете проверили мою эндокринную систему и проверили меня на Лайма, гепатит, ревматоидный артрит и ряд других аутоиммунных заболеваний. Все оказалось чистым, за исключением щитовидной железы, которая была немного не в норме, но это не объясняло, как я так быстро превратился из элитного спортсмена, способного пробежать сотни миль, в притворщика, который едва мог набраться сил, чтобы завязать шнурки, не говоря уже о том, чтобы пробежать милю, не граничащую с крахом. Я оказался в ничейной медицинской стране. Я покинул его кабинет с большим количеством вопросов, чем ответов, и рецептом на лекарство для щитовидной железы.
С каждым днем мне становилось все хуже. Все рушилось на меня. Я с трудом вставала с постели, у меня были запоры и боли. У меня взяли кровь и решили, что у меня болезнь Аддисона - аутоиммунное заболевание, которое возникает, когда надпочечники истощены и организм не вырабатывает достаточное количество кортизола, что было характерно для "морских котиков", поскольку мы работаем на адреналине. Мой врач прописал мне стероидный препарат Гидрокортизон, DHEA и Аримидекс, а также другие лекарства, но прием таблеток только ускорил мое ухудшение, и после этого он и другие врачи, к которым я обращался, выдохлись. Взгляд в их глазах говорил обо всем. По их мнению, я была либо сумасшедшей ипохондричкой, либо умирала, а они не знали, что меня убивает и как меня вылечить.
Я боролся с этим как мог. Коллеги ничего не знали о моем упадке сил, потому что я продолжала не показывать слабости. Всю свою жизнь я скрывал все свои неуверенности и травмы. Я держал все свои уязвимые места под железной крышкой, но в конце концов боль стала настолько сильной, что я не мог даже встать с постели. Я вызвала больного и лежала, глядя в потолок, и думала: неужели это конец?
Заглядывая в бездну, я мысленно перебирал дни, недели, годы, словно перелистывая старые файлы. Я нашел все лучшие моменты и собрал их вместе в цикл, воспроизводимый на повторе. Я рос избитым и обиженным, не получал образования в системе, которая отвергала меня на каждом шагу, пока я не взял ответственность на себя и не начал меняться. С тех пор я страдала ожирением. Я была замужем и развелась. Я перенесла две операции на сердце, училась плавать и бегать на сломанных ногах. Я до ужаса боялась высоты, а потом занялась высотным скайдайвингом. Вода пугала меня до смерти, но я стал техническим дайвером и подводным навигатором, что на несколько степеней сложнее, чем погружение с аквалангом. Я участвовал в более чем шестидесяти гонках на сверхдальние дистанции, выиграв несколько, и установил рекорд по подтягиваниям. В начальной школе
