Последние магнаты. Тайная история - William D. Cohan
Статья, как обычно, оказалась поцелуем Феликса. "В отличие от большинства правительственных чиновников, мистер Рохатин доступен, информативен и откровенен", - писал репортер "Таймс". "Он не только наслаждается властью, но и добивается ее, и неутомимо стремится найти решение любой проблемы, над которой работает". Должно быть, что-то витало в воздухе в тот день на высоте тридцати двух этажей в Рокфеллер-центре, потому что очевидно, что Феликс, хотя и не совсем скромный, демонстрировал редкое подобие самосознания, граничащего со смирением, - черта, которая обычно не ассоциируется с инвестиционным банкиром, тем более такого масштаба и достижений, как Феликс. "Моя способность командовать прессой, командовать пространством - одно из моих орудий в общении с политиками", - сказал Феликс. "Политики приравнивают слова, написанные о ком-то, к власти, и теперь меня будут списывать со счетов. Для меня это интересное испытание характера. Отказаться от власти - все равно что бросить курить". (Феликс был большим курильщиком - до двух пачек в день - в колледже и в армии, пока его первая жена не убедила его бросить курить). Феликс также рассказал о том, что он почувствовал, когда Джинн пригласила его в совет директоров ITT. "Это было действительно нечто", - сказал он. "Я всегда был чудаком, аутсайдером. У меня не было нужного образования, я не ходил в нужные школы. Я не любитель больших клубов. Я не любитель встреч выпускников". Газета Wall Street Journal также написала о Феликсе, поскольку его пребывание в MAC предположительно подходит к концу. "Он - Генри Киссинджер Большого яблока, институционализированный компромисс", - пишет газета. "Он - любимец влиятельных городских СМИ. Он искусный финансовый механик. Он, конечно же, Феликс Дж. Рохатин. В то время как другие чиновники пали, мистер Рохатын процветал во время финансового кризиса, который усеял тротуары Нью-Йорка сломанными карьерами". Что касается того, чем он будет заниматься после MAC, он сказал журналу, что просто хочет "немного передохнуть", но признался, что "будет скучать по свету". (Это предположение оказалось спорным, поскольку Феликс оставался на посту председателя MAC еще полгода, а потом снова вернулся).
Несколько месяцев спустя Феликс выступил с речью на обеде в отеле "Пьер" перед франко-американской торговой палатой, которая не только продолжала демонстрировать его ощутимую меланхолию, но и стала уничтожающей оценкой первых двух лет правления президента Картера. "Наша экономика вышла из-под контроля, наша валюта в опасности, наши правительственные институты не реагируют или неэффективны..... Сегодня мы находимся в состоянии войны. С инфляцией, с безработицей, с недостатком образования, с расовой дискриминацией. Более того, мы не побеждаем. Если мы проиграем, наша система управления может не выжить". Затем Феликс привел нелицеприятное сравнение между уже решенной бюджетной проблемой Нью-Йорка и нарастающей проблемой Вашингтона: "Если президент проиграет эту битву, если мы, коллективно, не сможем создать климат, который поможет ему победить, то результатом будет не наложение моратория на держателей векселей или замораживание заработной платы профсоюзами, а конец формы правления, которая со времен Французской революции сделала для людей больше, чем любая другая система, когда-либо изобретенная. Тогда не будет ни победителей, ни проигравших, просто история еще одной нации, которая не смогла сосчитать свои блага и потеряла представление о своих ценностях". Феликс сделал эти замечания почти за полгода до печально известной речи Картера к американскому народу о "недомогании".
Феликс дал еще одно интервью, также в своем "скромном, немного захламленном офисе" в Рокфеллер-центре, в феврале 1979 года журналу W, библии моды, как раз в тот момент, когда его обязанности в MAC, казалось, заканчивались. Его размышления о своей публичной деятельности были смесью гордости, меланхолии и чистого эго. "Быть на виду у публики - это действительно захватывает тебя", - сказал он. "Это очень круто - бизнесмен вдруг становится звездой. Внезапно я оказываюсь на первой полосе New York Times, читаю то, что говорю, и начинаю думать, что я довольно умный человек. Не уверен, что все это к лучшему". Освободив время от работы в MAC, Феликс сказал: "Я попытаюсь наладить свою личную жизнь, которой я пренебрегал. Я планирую проводить немного больше времени со своими детьми" - им сейчас двадцать, восемнадцать и пятнадцать лет. "Я буду немного писать, слушать Баха и Моцарта, читать книги и ходить в театр. Я буду частным лицом, но не безразличным". Интересно, что он не упомянул ни о Lazard, ни о своей предстоящей свадьбе с Элизабет Вальяно.
ГЛАВА 8. ФЕЛИКС В ПРЕЗИДЕНТЫ
В итоге, конечно, Феликс остался в Lazard и удвоил свою приверженность фирме и заключению сделок. Он выбрал безупречное время, поскольку фондовый рынок вот-вот должен был начать беспрецедентный "бычий бег". Как следствие, размер сделок M&A - и гонорары, выплачиваемые инвестиционным банкирам, которые часто получают фиксированный процент от общей суммы сделки, - также резко возросли. "С моей точки зрения, мое положение в Lazard было довольно идеальным..... Я тратил огромную часть своего времени, конечно, в семидесятые и даже в восьмидесятые годы, на кризис фондовой биржи в семидесятые годы и на город на протяжении всего времени, и я не могу представить себе другого места, где бы я мог позволить себе такую роскошь", - говорит он. "Теперь я компенсировал это, заработав для них кучу денег".
Мишель и Феликс выработали подход к управлению фирмой, который Мишель назвал "двухпалатным". У них были симбиотические отношения. Мишель занимался повседневным управлением, которое Феликс терпеть не мог. Феликс использовал свой беспрецедентный доступ и навыки слияний и поглощений, чтобы Lazard оставался на вершине турнирной таблицы сделок. Они делали друг друга еще богаче. Их объединяла, по крайней мере в первые годы партнерства, схожая приверженность к низким накладным расходам, направлениям бизнеса (например, слияниям и поглощениям), требующим небольшого капитала, и желание оставаться уникальными. Они думали о возрождении бизнеса Lazard по арбитражу рисков и частному капиталу. Мишель хотел расширить бизнес фирмы по торговле муниципальными облигациями. Но в основном они сосредоточились на том, чтобы дать уважаемым банкирам, работавшим в Lazard, свободу действий, все больше освобождаясь
