Диктатор - CMD
"И что?" — подумал я.
— "Быть спокойным и рассудительным — что в этом плохого?" — наверняка хотите спросить вы. Я на это отвечу — ничего. Быть спокойным и рассудительным — это нормально и полезно, особенно человеку, облеченному силой и властью. Вот только беда в том, что чем дальше практикуется окклюменция, чем больше мыслей и воспоминаний переоценивается, "наматывается" и закрывается щитом, тем менее эмоциональным, "сухим" и "холодным", как весьма емко подобрали термин вы, становится волшебник. Из-за отсутствия учителя ваше спокойствие постепенно трансформируется в безразличие, рассудительность — в бессердечность. Трудно? Плохо? Неприятно? Это ничто по сравнению с тем, во что превращается жизнь самоучки после грани. Старые окружение, работа, налаженный быт могут показаться отвратительными. Бывшие желания потеряют свою привлекательность и остроту. Зато появятся новые, совсем неожиданные. Удовлетворение новых потребностей, учитывая область приложения ваших родовых магических даров, мгновенно станет всеобщей проблемой, со всеми вытекающими из этого последствиями. Вы понимаете, на что я намекаю?
— Э-э-э… Нет.
— Статут Секретности не рассчитан на появление очередного Мастера Смерти, повелевающего ордой нежити в центре Лондона. Да и Министерство вряд ли такому магу обрадуется.
— И как это связано с окклюменцией?
— Да вас в силу банального желания жить постараются устранить как можно скорее! Вы что, вообще ничего не поняли? — и, прочитав ответ на моем удивленном лице, волшебник тяжело вздохнул. — О, Тривеликий Гермес, дай мне сил! Вы хотя бы раз целиком-то книгу прочитали, или нашли первые упражнения и сразу же стали их делать?
"А что, можно по-другому? Сразу в список ответов сзади посмотреть, что ли? Так я не на школьной контрольной, чтобы учиться ради оценки, а не ради знаний и навыков!" — подумал я.
— Хорошо. Попробую объяснить еще раз, попроще, хотя очень сложно в пять минут уложить опыт тысяч волшебников, — помолчав, продолжил мастер окклюменции. — Вы знаете, что такое рефлекс? Это когда вы укололи палец, то для того, чтобы отдернуть руку, вам не нужно: понять, что вы укололись, выработать решение и после осознано двинуть рукой. Нет. Организм сам сделает за вас это. Желание уменьшить страдание — это вот такой же рефлекс. Однако страдания бывают не только телесные. Душевные муки приносят не меньше, а иногда и гораздо больше боли. Плюс, память устроена так, что плохое мы помним лучше и дольше, чем хорошее, воспринимающееся как должное. Вместе это приводит к тому, что при самостоятельном формировании "веретена" оно чисто рефлекторно формируется единственно возможным, и при этом абсолютно неправильным образом. То есть — из самых неприятных воспоминаний, а не как "патронус" — из самых лучших.
Что в этом страшного? А то, что таким образом вы неосознанно спихиваете туда, на веретено, все плохое, оставляя себе только хорошее. Но веретено — не бездна и не помойное ведро — а часть вашей памяти. Часть вас. Ну а так как после грани именно она станет доминирующей, то именно выработанные реакции на неприятные события и составят основу вашей личности. Например, сейчас вы с ужасом отнесетесь к идее разобраться с недругом путем подъема на кладбище какой-нибудь Годриковой Лощины нескольких инферналов из трупов волшебников, взяв требуемую силу из десятка-другого маггловских жертвоприношений. А после грани вам покажется это хорошим, рациональным и даже человеколюбивым решением. Например: "не живыми же людьми рисковать, если можно отправить конструкты?"
"Ну, доля логики здесь, конечно, есть, но…" — подумал я и вздрогнул в ужасе от такой мысли. Потому, что она была не чужой, не внутреннего голоса, а стопроцентно моя.
— Чтобы такой ошибки не совершить, и нужен был учитель, а не книги. Какими бы хорошими книги ни были, но они никогда не смогут определить, что является приятным воспоминанием именно для вас, а не для среднего волшебника. Книги, непрерывно наблюдая, не заставят силой пойди вас против собственных инстинктов и рефлексов. Книги не смогут вывести вас из депрессии, обязательно образующейся в силу уменьшения базы приятных воспоминаний при правильном создании веретена.
Вы же наверняка после создания веретена почувствовали удовлетворение и душевный подъем?
Я, припомнив свои ощущения, утвердительно кивнул головой.
— А должно было быть все строго наоборот. Отдаленно похоже на воздействие дементоров. Нужно сказать, что именно поэтому в Хогвартсе нет окклюменции даже в качестве факультатива. Просто отсутствует достаточное количество учителей. Это же не трансфигурация какая-то там, или, прости Мерлин, готовка-зельеварение! Это тончайшая работа с разумом! Только двое — учитель и ученик, не больше. Поставить же даже самого опытного волшебника, но только одного, надзирать над потоком из хотя бы десятка учеников — это без всяких альтернатив превратить этот десяток в хорошие заготовки маньяков и Темных Лордов. А темные Лорды не нужны никому. Даже им самим.
И это только естественные ошибки в обучении. А бывают еще преднамеренные. Это когда "особо одаренные", знающие о подобных побочных последствиях, пытаются таким образом избавиться от "неудобных" им черт характера…
"Это жопа!" — кратко подвел я итог услышанному.
— Что такое "грань"? — после долгой паузы спросил я.
— Грань — это переломный момент в практике окклюменции, когда половина всех воспоминаний становится "намотана на веретено". Слово тут используется в значении "лезвие ножа". Происходит серьезное переосмысление жизненного опыта, в чем-то похожее на взросление. Мгновенное.
— Чем именно мне это грозит?
— При неправильно сформированном веретене? Самое простое — это кардинальные изменения в характере и темпераменте. Изменения настолько сильные, что в профессиональной литературе до сих пор спорят, считать ли это всего лишь изменением или смертью старого и последующим рождением нового. Причем идут они в два этапа. Ведь очень часто случается так, что после перехода за "грань" воспоминания, казавшиеся до этого хорошими, перестанут быть такими и будут вообще, как ненужный мусор, выброшены прочь. Это спровоцирует очередную смену личностных целей и приоритетов, пример последствий которых я вам уже приводил.
— Вы можете проверить, как далеко мне до этой самой грани?
— Точно сказать, сколько дней, лет или тысячелетий вам
