Настоящие сказки Шарля Перро - Шарль Перро
– Какое оскорбление! – воскликнула королева. – Какой позор, Пеструшка ты моя! Дерзкая эта принцесса, которая, как думала я, очень скорбит, развлекается себе преспокойно приятными разговорами с нашим неблагодарным изменником! Ну, уж так кроваво я им отомщу, что долго про ту казнь говорить будут.
Пеструшка умоляла мать ни единого часа не терять, и так как она, по её мнению, ещё более в том деле была заинтересована, нежели королева, то умирала от радости, размышляя обо всём, что могло бы наших любовников огорчить.
Королева отослала свою шпионку в башню и велела ей не выказывать ни подозрения, ни любопытства, а сделать вид, что она ещё крепче спит, чем обычно. Улеглась та спать спозаранку, захрапела как можно громче, а бедняжка принцесса, отворив окошко, прокричала:
Птичка моя, ты – небес синее,
Милая птичка, лети поскорее.
Но целую ночь тщетно она звала, ибо злая королева навесила на кипарис шпаги, ножи, бритвы, кинжалы, и когда он хотел вылететь, смертоносные оружия эти поранили ему ноги, он упал да при этом на другие угодил, которыми крылья себе поранил. Наконец весь израненный, кое-как добрался он до своего дерева, оставляя за собой длинный кровавый след.
Где были вы, прекрасная принцесса, что не могли королю, вашей птичке, помочь? Но, наверное, умерла бы принцесса, если бы его увидала в таком плачевном виде. А он не хотел о своей жизни заботиться, уверенный, что это сама Флорина с ним так жестоко обошлась.
– Ах, коварная, – восклицал он горестно, – так-то ты платишь за страсть, самую чистую и самую нежную, какая когда-либо была? Если ты моей смерти хотела, почему ты сама мне про то не сказала? Я с радостью принял бы смерть от твоей руки. А я-то к тебе летел с такой любовью, с таким доверием! Страдал я за тебя и страдал, не жалуясь! Как! Ты меня предала самой жестокой из женщин? Она была общим нашим врагом, а ты с ней заключила мир за моё горе. Это ты, Флорина, ты меня изъязвила кинжалами. Руку позаимствовала ты у Пеструшки и направила в мою грудь!
Мрачные эти мысли так его огорчили, что он решил умереть.
Но его друг волшебник, который увидал, что крылатые лягушки к нему вернулись, а король и глаз не показывает, так тем огорчился, что восемь раз всю землю кругом облетел, а всё найти его не мог. Облетал он теперь землю в девятый раз и как раз пролетал над лесом, где скрывался король. Следуя тем правилам, о которых они с ним уговорились, затрубил он протяжно в свой рог, а потом прокричал пять раз подряд что есть силы:
– Король Очарователь, король Очарователь, где вы?!
Король узнал голос своего лучшего друга.
– Приблизьтесь, – сказал он, – к этому дереву и посмотрите на несчастного короля, который тонет в своей крови.
Вне себя от удивления, волшебник смотрит по всем сторонам и ничего не замечает.
– Я – Голубая Птица, – сказал тогда король слабым, умирающим голосом.
При этих словах волшебник без труда отыскал его в маленьком гнёздышке. Другой на его месте очень бы удивился, но ему были ведомы все тайны некромантии[56]. Стоило ему несколько слов выговорить, и кровь, ещё сочившаяся из ран, сразу остановилась. Потом сорвал он некоторые травы, которые нашёл тут же в лесу, пошептал над ними свою тарабарщину и тотчас короля так исцелил, как будто тот никогда ранен не был.
Тогда волшебник попросил его рассказать, как это он стал птицей, и кто его так жестоко изранил. Король удовлетворил его любопытство и рассказал ему, что это Флорина выдала тайну любовных его посещений и, чтобы с королевой примириться, согласилась увешать кипарис кинжалами да бритвами, которыми и был он почти что искромсан; тысячу раз кричал он о неверности своей принцессы и говорил, что уж лучше бы раньше ему умереть, не узнав её злого сердца. С бешенством стал волшебник говорить о ней да и о всех женщинах и посоветовал королю забыть её.
– Какое было бы несчастье, – сказал он, – если бы вам пришлось и далее любить эту неблагодарную! После того, что она вам сделала, всего можно от неё ожидать.
Король Голубая Птица не мог с ним согласиться: он всё ещё слишком любил Флорину; и тогда волшебник, поняв его чувства, как тот ни пытался их скрыть, сказал ему нежно:
– Зачем без толку утешать?
Когда страданье нас тревожит,
Другого нам нельзя понять,
Одна печаль нам сердце гложет.
Пусть время тихо пролетит
В своём целительном теченье.
А без него и утешенье
Нас только хуже раздражит.
Король-птица согласился с ним и попросил своего друга отнести его к себе и посадить в клетку, где бы ему, не грозила лапа кота или иные смертоносные орудия.
– Ну, – сказал ему чародей, – неужели вы ещё пять лет будете оставаться в таком плачевном положении, столь не подходящем для ваших дел и вашего достоинства? Потому что ведь, в конце концов, есть у вас и враги, которые утверждают, что вы умерли; они хотят поработить ваше королевство, и боюсь, как бы вам его раньше не потерять, чем вы снова свой образ получите.
– А нельзя ли мне, – спросил тот, – отправиться в свой дворец и управлять как обычно своим королевством?
– О, – воскликнул его друг, – трудно это! Тот, кто готов человеку подчиниться, станет ли слушать попугая! Боялись они вас, когда вы были королём, окружённым величием и блеском, а увидев вас маленькой птичкой, все они у вас перья повыдерут.
– Ах, слабость человеческая! Слабость к пышности внешней! – воскликнул король. – Ничего для тебя не значат ни заслуги, ни добродетель; и такие в этом есть опасности, от которых и защиты-то нет! Ну что ж, – продолжал он, – будем мудрецами и станем презирать то, чего не можем получить; наша участь ещё не самая худшая.
– Ну, я так скоро не сдамся, – ответил маг, – надеюсь, я ещё найду хороший выход из этого положения.
А Флорина, бедная Флорина, огорчённая тем, что не видит больше своего короля, дни и ночи проводила у окна и все повторяла:
Птичка моя, ты – небес
