Не закончено. Освободите свой разум и выиграйте войну внутри себя - Дэвид Гоггинс
А на четвертый день, точно в одно и то же время, мы с Кишем наткнулись на статью о работе хирурга мирового класса из Больницы специальной хирургии в Нью-Йорке. Доктор Андреас Гомолл был одним из немногих хирургов в Соединенных Штатах, способных проводить пересадку мениска и хряща, чтобы вылечить колени, настолько разрушенные, что почти любой другой ортопед счел бы их кандидатами на замену сустава. Это был тот самый аудиофильм, который я так долго искал.
Согласно тому, что мы прочитали, пересадка мениска работает гораздо лучше, чем операция по микроперелому. Она не только уменьшила боль, восстановила функциональность и качество жизни, но и, возможно, даже позволила мне выйти на привычный уровень. Это было важно для меня, потому что у меня все еще оставались незавершенные дела.
Я вынашивал одну и ту же величественную цель с 2014 года. Она обещала все физические и психологические требования специальных операций и подпитывалась тем же доблестным духом, но всякий раз, когда я приближался к ней, возможность ускользала сквозь пальцы. Я хотел стать прыгуном в воду.
Дымовые прыгуны - это воздушные пожарные, работающие в дикой природе. Они прыгают с парашютом в глушь, чтобы потушить пожары до того, как они превратятся в бушующие инферно и попадут в мировые новости. Стремление к прыжкам с парашютом - это причина, по которой я вообще пришел в пожарную охрану дикой природы. После долгих лет разочарований у меня наконец появилась возможность присоединиться к команде прыгунов с дымом в Монтане в 2020 году, но мои колени не хотели сотрудничать, а после неудачной операции в 2021 году я мог только предполагать, что прыжки с дымом останутся недоступными.
7 июня я встретился с доктором Гомолл в Нью-Йорке. Он оценил снимки МРТ и сделал несколько рентгеновских снимков моей коленопреклоненной левой ноги, и мое неправильное положение повергло его в шок. Дегенерация моего колена оказалась более серьезной, чем он предполагал. "Я не представляю, как вы смогли пробежать милю на таких коленях", - сказал он. "Не говоря уже о пятидесяти, ста, двухстах милях".
Доктор Гомолл знал, как далеко я проделал путь, чтобы попасть к нему на прием, но, как бы ему ни хотелось помочь, я не был подходящим кандидатом на пересадку мениска, потому что мое колено было слишком сильно разрушено. Он предложил мне разгрузочный бандаж, который мог бы немного облегчить боль, но знал, что это не слишком эффективное решение, потому что никто не носит громоздкий бандаж двадцать четыре часа в сутки, и один только бандаж не вернет мне жизнь.
Мне больше нечего было сказать. Он замолчал, впитывая мое явное разочарование. Дело было не только в том, что мне было больно или я не мог заниматься спортом. Мне также придется смириться с тем, что крутая работа, которой я всегда восхищался и к которой стремился, больше не для меня. Он повернулся, чтобы уйти, но, оказавшись на полпути к двери, остановился и оглянулся.
"Попробуйте разгрузочный корсет в течение пары месяцев, - сказал он, - и если он поможет, возможно, мы сможем обсудить еще один вариант".
"Я был бы признателен, если бы мы могли обсудить это прямо сейчас", - сказал я. В тот момент я отчаянно надеялся на любую возможность. Озадаченный, он кивнул, снова сел напротив меня и рассказал о необычной процедуре, которую уже не так часто проводят, - остеотомии высокой берцовой кости, или ВТО. Это операция, которая выравнивает коленный сустав, снимая давление и боль, но для этого ему придется распилить мою голень, вскрыть пятимиллиметровый клин, чтобы создать щель в кости, а затем вкрутить коническую металлическую пластину, чтобы закрыть щель, которая со временем будет заполнена новой костной тканью.
"Ни в коем случае нельзя считать, что все решено, - сказал он, - поэтому я не решаюсь об этом говорить". Далее он объяснил, что результат во многом зависит от пациента и от того, насколько он решителен во время реабилитации, но он знал мою биографию и не беспокоился об этом. Он не хотел, потому что знал, что мы оба можем сделать все правильно, а мое тело все равно может плохо отреагировать на процедуру. Некоторым коленям нельзя помочь, и пока он не оказался в операционной, он не мог точно сказать, относится ли мое колено к их числу. "Иногда операция не решает проблему, и последнее, что мы хотим сделать, - это усугубить ситуацию".
"Определенно нет", - сказал я. "Но если операция пройдет успешно, что это будет означать для меня?"
"В зависимости от того, сколько времени потребуется на восстановление, в конечном итоге у вас будет очень мало физических ограничений, если они вообще будут".
"Я в деле", - сказал я.
Он выглядел потрясенным. Очевидно, что большинство людей не спешат воспользоваться шансом, чтобы он распилил им берцовую кость.
"Я все еще думаю, что сначала вам стоит попробовать скобу".
"Вы говорите, если это сработает, я смогу делать все, что угодно?" спросил я.
"Почти. Полагаю, все, кроме прыжков с самолетов". Я сделал паузу, чтобы переварить его заявление. Сначала оно показалось мне еще одним ножом в брюхо, но это не было окончательным. Он предполагал, что прыжки с самолетов будут под запретом, но он не знал меня.
"Хорошо", - сказал я, улыбаясь. "Никаких прыжков из самолетов. Но доктор Гомолл, вы один из лучших специалистов в лучшей ортопедической больнице США, и, по вашему профессиональному мнению, вы не видите для меня других вариантов?" Он слегка покраснел от моей оценки его квалификации. В нем была скромность, которую я оценил.
"Если вы хотите вернуть себе утраченное, - сказал он, - то, думаю, это лучший выбор для вас".
Кто-то, взглянув на эти шансы, посчитает, что прибегать к редкой, болезненной операции без гарантированного результата - большой риск. Полагаю, все сводится к тому, с чем вы можете жить, а с чем нет. Многие люди могут жить с большим количеством посредственного дерьма. Они не только могут с этим жить, но и довольны своей посредственностью. Что ж, с Рождеством их, но мне это не подходит. О, я тоже хотел отдохнуть, но не сейчас. Если был хоть один шанс, что это приведет меня туда,
