Politics Among Nations. The Struggle for Peace and Power - Hans Morgenthau
На важность морального фактора для сохранения независимости малых государств хорошо указывает Альфред Коббан, "Национальное самоопределение" (Chicago: University of Chicago fhess, 1948) pp. 170, 171: "Но даже на политику великих империй влияет климат мнений, и долгое время существовало предубеждение в пользу прав малых независимых государств. Источники этого предубеждения нас не касаются, но его существование - факт, который изучающий международные отношения не может игнорировать. Различные факторы, которые мы упомянули, все, несомненно, имеют свое значение, но, по нашему мнению, не сила национального чувства в малых государствах, и даже не влияние баланса сил, а общее признание того, что разрушение независимого суверенитета является исключительным и, как правило, неоправданным действием, Даже в восемнадцатом веке, когда мощь больших государств быстро росла, временное общество, находящееся под влиянием классического идеала города-государства, воздавало должное малым государствам и верило в их независимость.
Что осталось от этого наследия сегодня? Какой консенсус объединяет нации мира в период после Второй мировой войны? От изучения составных элементов этого консенсуса будет зависеть оценка той роли, которую баланс сил, как можно ожидать, будет играть сегодня для свободы и стабильности сообщества наций.
ОГРАНИЧЕНИЯ МЕЖДУНАРОДНОЙ ВЛАСТИ: МЕЖДУНАРОДНАЯ МОРАЛЬ И МИРОВОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
Этика, нравы и обычаи как ограничители власти
В предыдущей главе мы убедились, что власть - это грубый и ненадежный метод ограничения стремления к власти на международной арене. Если бы мотивы борьбы за власть и механизмы, с помощью которых она ведется, были всем, что необходимо знать о международной политике, международная арена действительно напоминала бы состояние природы, описанное Гоббсом как "война каждого человека против каждого человека". Международная политика управлялась бы исключительно соображениями политической целесообразности, о которых наиболее остро и откровенно рассказал Макиавелли. В таком мире слабые были бы на милости у сильных. Могущество действительно делает правоту.
На самом деле, однако, сама угроза такого мира, где власть царит не только верховная, но и без соперников, порождает тот бунт против власти, который столь же универсален, как и само стремление к власти. Чтобы предотвратить это восстание, утихомирить недовольство и оппозицию, которые возникают, когда стремление к власти признается тем, чем оно является, те, кто стремится к власти, используют, как мы видели, идеологии для сокрытия своих целей. Тогда то, что на самом деле является стремлением к власти, представляется чем-то другим, чем-то, что находится в гармонии с требованиями разума, морали и справедливости. Сущность, отражением которой являются идеологии международной политики, следует искать в нормативных порядках этики, нравов и права.
От Библии до этики и конституционного устройства современной демократии основной функцией этих нормативных систем было удержание стремления к власти в социально допустимых рамках. Все этические нормы, нравы и правовые системы, доминирующие в западной цивилизации, признают вездесущность стремления к власти и осуждают его. И наоборот, политические философии, такие как философия Макиавелли и Гоббса, которые рассматривают вездесущность властных побуждений как конечный факт социальной жизни, который следует принять, а не осуждать и сдерживать^, встретили неодобрение со стороны преобладающего мнения. Им не хватало интеллектуального и практического влияния, которое сделало политический философий, таких как философия Святого Августина и философия Локка, которые были мощной силой в западной цивилизации.
С другой стороны, та самая традиция западной цивилизации, которая пытается сдержать власть сильного ради слабого, была противопоставлена как женоподобная, сентиментальная и упадническая. Противниками были те, кто, подобно Ницше, Муссолини и Гитлеру, не только принимал волю к власти и борьбу за власть как элементарные социальные факты, но и прославлял их необузданные проявления и постулировал это отсутствие сдерживания как идеал общества и правило поведения для индивида. Но в долгосрочной перспективе философии и политические системы, сделавшие вожделение и борьбу за власть своей главной опорой, оказались бессильными и саморазрушительными. Их слабость демонстрирует силу западной традиции, которая стремится если не устранить, то хотя бы регулировать и сдерживать властные порывы, которые в противном случае либо разорвут общество на части, либо отдадут жизнь и счастье слабых на произвол власть имущих.
Именно в этих двух точках этика, нравы и закон вмешиваются, чтобы защитить общество от разрушения, а человека - от порабощения и уничтожения. Когда общество или отдельные его члены не в состоянии защитить себя собственной силой от властных побуждений других, когда, другими словами, механика политики власти оказывается несостоятельной, что рано или поздно и происходит, нормативные системы пытаются дополнить политику власти собственными правилами поведения. Именно это послание нормативные системы дают как сильным, так и слабым: Превосходящая сила не дает права, ни морального, ни юридического, делать с помощью этой силы все, на что она физически способна. Власть подлежит ограничениям, в интересах общества в целом и в интересах отдельных его членов, которые не являются результатом механики борьбы за власть, а накладываются на эту борьбу в виде норм или правил поведения по воле самих членов общества.
Во всех высших обществах действуют три типа норм или правил поведения: этика, нравы и закон. Их отличительные характеристики много обсуждались в литературе по философии и юриспруденции. Для целей данного исследования достаточно отметить, что каждое правило поведения состоит из двух элементов: повеления и санкции. Никакое конкретное повеление не свойственно какому-либо определенному типу нормы - "не убий" может быть повелением этики, нравов или права. Именно санкция отличает эти три различных типа правил поведения.
"Не убий" - это повеление этики, нравов или закона, в соответствии с которым в случае его нарушения применяется санкция, свойственная этике, нравам или закону, чтобы утихомирить нарушителя и предотвратить дальнейшие нарушения. Если А. убивает Б. и после этого испытывает муки совести или угрызения совести, мы имеем дело с санкцией, свойственной этике, и, следовательно, с этической нормой. Если А убивает Б, а неорганизованное общество реагирует на это спонтанными
