Нелюбимые - Дмитрий Болдин
— Алис, можно вопрос?
— Угу, — кивает она и вытягивает одну ногу.
— Ты правда попросила отца, чтобы меня не трогали?
— Да.
— Зачем ты это сделала? Я же так хуево с тобой поступил.
— Если бы с тобой что-то сделали, я бы этого, наверное, не пережила. Я с тобой провела лучшее время. Вдруг еще когда-то так будет.
— А если нет? — Мой голос начинает дрожать, и к глазам подступают слезы. — Если не будет ничего?
— Ну, значит, ничего и не будет.
— Алис, прости меня, пожалуйста, еще раз.
— Да забей уже. Ты все вещи взял? — Алиса осматривает вешалки, на которых остаются висеть несколько худи и футболок. — Давай помогу тебе. Помнишь, как собирались всегда в путешествия? Я сейчас сложу вещи.
— Не надо. — Я кладу руку на ее ладонь и не даю ей встать. — Не волнуйся об этом, пожалуйста.
— Да прекрати, сейчас все сделаем. — Алиса пытается подняться, но я ее притягиваю ближе к себе.
— Одна просьба, Алис, — говорю я, глядя ей в глаза. — Только, пожалуйста, выслушай и, даже если она тебе не понравится, не обижайся, хорошо?
— Хорошо. Какая?
Обвожу взглядом гардеробную и останавливаюсь на стопке с ее джинсами, а затем поворачиваюсь к Алисе:
— Не употребляй. Это хорошим не закончится. Тот пакет, который я нашел и выкинул, — это прямо ту мач сильный. Не делай так никогда, хорошо?
— Макс, я с ним ничего не делала, — неожиданно говорит Алиса. — Я из него ничего не брала. Не волнуйся.
— Стоп, погоди, а что он у тебя тут делал? Зачем он тебе нужен был?
— Я его купила просто, чтобы… — Алиса делает вдох и опускает голову, — у Лехи не было проблем. И все. Я знала, куда его закрутило. Если бы у меня было много своих денег, я бы все купила, чтобы он выпутался. Но… хватило только на пакет.
— Блин, — я сжимаю ее руку и утыкаюсь лицом в свои колени, — прости меня, я думал все время, что ты… Почему вы мне не говорили, что он так залетел?
— Он попросил об этом не говорить.
— Блять, какой идиот, — бью ногой по полу, — и он, и я.
— Прекрати, — Алиса гладит меня по волосам, — хватит уже. Тебе колонку твою положить в чемодан?
— Нет, не надо.
— Мне она не нужна.
— Выброси ее, и все.
Какое-то время мы сидим молча, и все это время мне кажется, что наши мысли об одном: мы оба вспоминаем прошлое, а потом Алиса говорит, что, возможно, переедет в дом к родителям, потому что там все не будет так напоминать о нас. Я еще раз прошу у нее прощения за все, что сделал, и говорю, что квартира оплачена еще на пару месяцев вперед и за это можно не волноваться, на что она отвечает, что не волнуются только те, кого нет, а она есть. Из квартиры я выхожу спустя час и, стоя в дверях, смотрю на Алису, которая подходит к окну и говорит, что так увидит меня, когда я буду садиться в такси. А после на горизонте сверкает молния.
***
Аня интересуется, во сколько у меня вылет и из какого аэропорта, а потом сразу же рассказывает, что нашла квартиросъемщика и через несколько дней покажет ему жилье. Еще она рассказывает, что общалась с издателем и ей придется сдать номер, но он уже выйдет без ее имени и фамилии. Когда Аня говорит про журнал, ее голос резко становится грустным, и она добавляет, что не так себе представляла свой последний номер. Я успокаиваю ее, убеждая, что этот номер не станет последним в ее карьере. Аня какое-то время молчит, словно что-то обдумывает, а затем я слышу, как она чем-то затягивается, и я удивляюсь тому, что она никогда одна не курила, а только просила у меня затянуться. Когда я рассказываю, как все было, Аня снова затягивается и спрашивает, как мама отреагировала на все, и я рассказываю о том, что она очень хочет поскорее увидеться. Я делаю паузу, а потом добавляю, что она хочет увидеться с нами. Когда таксист показывает на часы, намекая, что бесплатное время парковки заканчивается, я выхожу из машины и беру из багажника сумку с рюкзаком, а потом над терминалом раздается громкий рев самолета, и связь начинает пропадать.
Перед посадкой в самолет до Стамбула я еще раз набираю Леху, но снова слышу автоматический голос, а потом собираюсь с силами и пишу ему: «Брат, я тебя не виню. Напиши мне, пожалуйста». Сообщение уходит, напротив загорается одна галочка — и мне становится плохо от ощущения, что оно никогда не будет прочитано. Когда эти мысли начинают сильно одолевать, в глазах резко становится все размытым, а затем я замечаю женскую кисть, пальцы которой сжимаются в кулак, а потом снова выпрямляются. Так они делают пару раз, а потом голос просит предъявить посадочный билет, и до меня доходит, что подошла моя очередь. Я достаю из заднего кармана билет, и девушка в бежевой форме быстро сканирует его, отрывает корешок и протягивает мне билет обратно.
Я стою между самолетом и терминалом, достаю из кармана джинсовки монету, подбрасываю ее, а когда она падает на ладонь, то сжимаю в кулак и расслабляю кисть только тогда, когда очертания города с каждой секундой становятся все меньше, а после полностью исчезают из виду.
***
Весь полет меня не покидало ощущение внутренней тревоги, я всячески пытался уснуть, чтобы на время забыться, но ничего не получалось. Когда я вышел в туалет, то спросил у бортпроводницы, нет ли какой-нибудь прессы или еще чего-нибудь, что можно было бы почитать. Через несколько минут она появилась с протянутой пачкой газет, сверху которых лежал прошлый номер W. Я сразу же отказался от всего, и бортпроводница странно на меня посмотрела, а потом больше ко мне не подходила. В какой-то момент я сильно начал замерзать и надел толстовку, а когда открыл шторку иллюминатора, то ничего не увидел, кроме мерцающего огня на крыле самолета. Оставшуюся часть полета в голове всплывали силуэты Алисы, Ани, Лехи и всех, кто меня окружал в Москве. Люди, с которыми я разделял свою жизнь, быстро сменяли друг друга, и, когда я пытался вспомнить хорошее, все резко превращалось в картину пожара, который я увидел, стоя на крыше гостиницы. Та ночь стала последней перед тем, как все начало рушиться.
Пересадка в Стамбуле заняла два часа, и все это время я просидел перед электронным табло, на котором среди множества рейсов значилось несколько вылетов в Москву. Когда оставался последний, ко мне подсела девушка, которая представилась Катей, и оказалось, что нам вместе лететь дальше. От нее я узнал, что она живет в Италии уже год после того, как рассталась со своим парнем по имени Артем, и работает там волонтером. Катя много улыбалась и рассказывала интересные случаи из своей жизни, а когда она подписалась на меня в Instagram и увидела фотографию из Штатов, на которой я стою в обнимку со своим другом, она почему-то резко замолчала. Когда я спросил, все ли хорошо, она кивнула и сказала, что нам пора на посадку. Пока мы шли по терминалу, Катя спросила, с какой целью я лечу в Италию, на что я ответил, что это просто вынужденные меры. В самолете было полно людей, и мы сели на свои места далеко друг от друга. А потом я наконец уснул.
***
На выходе из аэропорта Мальпенса Катя берет мою трубку и записывает в нее свой контакт в телеграме. Она говорит, что если мне будет скучно и я захочу с кем-то поговорить, то всегда могу с ней связаться. Катя без объяснений протягивает мне небольшой коричневый конверт и сообщает, что в любом случае мы встретимся, поскольку этот город меньше того, из которого мы прилетели. Она прыгает в белый Fiat и пропадает из виду, а я остаюсь один среди потока людей, обволакивающих меня со всех сторон.
На улице настолько жарко, что я сразу же