Последние магнаты. Тайная история - William D. Cohan
С самого начала мать Феликса решила, что семья будет в безопасности, если сможет добраться до Испании. Поэтому они отправились в путь, чтобы пересечь испанскую границу до того, как Франция окажется под властью немцев. "Мы начали двигаться вниз вместе с тысячами других машин, грузовиков, велосипедов и людей, идущих по дорогам", - объяснил он более шестидесяти лет спустя. "Дороги были забиты, то и дело появлялись немецкие самолеты и немного обстреливали то тут, то там. Мы продолжали двигаться вниз [в сторону Испании], и нам приходилось подкупать людей на заправках, чтобы они продавали нам талоны". Феликсу было одиннадцать лет, и немцы пробирались через Францию. Семье удалось добраться до Биаррица, гламурного французского города на побережье Атлантического океана, примыкающего к испанской границе. Перед самым прибытием немцев в Биарриц - и несмотря на то, что у них не было испанских виз, - семья отправилась в ближайший город на франко-испанской границе, Сен-Жан-де-Люз, живописный рыбацкий порт, где, как известно, проводники помогали беженцам ориентироваться при пересечении границы. Но пожилая мать Плесснера была недостаточно сильна для похода через Пиренеи. Поэтому, когда немцы заняли Биарриц и маршировали мимо оптимистичных французских плакатов, - "это я никогда не забуду", - говорит Феликс, - семья снова отправилась в путь, на этот раз в Канны, на Средиземное море.
В июне 1940 года было подписано перемирие, в результате которого Франция была разделена на две части: оккупированная немцами Франция и Вишистская Франция. Для семьи евреев из Вены было не так много хороших вариантов. Биарриц находился в оккупированной немцами Франции. Канны находились в Вишистской Франции, хотя все еще не были оккупированы немцами. "И мы подумали, что в любом случае это не очень хорошо, но в Вишистской Франции нам будет лучше, чем в оккупированной немцами Франции", - объясняет Феликс. "И мы решили попробовать добраться до Вишистской Франции и поехать на юг, чтобы в конце концов попытаться получить визы и уехать куда-нибудь. Но у нас не было никаких документов, чтобы пересечь эти демаркационные линии. И моя мать поговорила с парнем в гостинице или что-то в этом роде о каких-то задворках, по которым мы могли бы перебраться туда, где не было бы немецких блокпостов. Это было в самом начале оккупации. И вот мы выехали из Биаррица по второстепенной дороге, выехали из леса, и там была длинная очередь из машин, потому что там был немецкий блокпост. Я не знал многого, но знал достаточно, чтобы понять, что это плохие новости. И вот мы стояли в этой очереди и не могли повернуть, поэтому мы продвигались вперед. А машина становилась все ближе и ближе. Я знал, что там был молодой немецкий солдат, который что-то проверял. Наконец мы подъехали, и он решил прикурить сигарету. Он пропустил машину впереди нас, а моя мама взяла свои водительские права, помахала им, и он пропустил нас. Я не думаю, что он остановил машину позади нас или две машины позади нас, но я имею в виду, что это было очень близко. Это было очень близко". Феликс рассказал The New Yorker, что с тех пор, как произошел этот случай, имевший отношение к жизни и смерти, "у меня появилось чувство, что я в большом долгу перед кем-то". Об этом же инциденте он сказал обозревателю "Нью-Йорк Таймс" Бобу Герберту в 2005 году: "Это было чудо". Каким-то образом его матери удалось передать сообщения его отчиму, который вместе с другими людьми сумел бежать из лагеря для интернированных. "Когда немцы заходили с одной стороны лагеря, они перепрыгнули на другую сторону, четверо из них угнали машину и поехали на юг", - объясняет Феликс. "А поскольку они всегда опережали немецкие колонны на несколько миль, все думали, что это немцы, поэтому у них был бензин и все такое". Феликс и женщины продолжали ехать на юг, к Средиземному морю, и остановились в pension de famille - небольшом отеле - между Каннами и Марселем, где к ним наконец-то присоединился Плесснер. Они прожили в пансионе почти год.
Следующей целью Рохатиных была попытка получить визы, чтобы выбраться из вишистской Франции в более безопасную страну, предпочтительно в Америку, которая для Феликса олицетворяла свободу и возможности. "Везде, куда бы мы ни направлялись, всегда были спрятаны радиоприемники - потому что нельзя было слушать зарубежные передачи, - но мне удалось послушать выступление Рузвельта и Черчилля, хотя я не очень хорошо знал язык", - объяснил он. Рузвельт вдохновил его. Но получить визу в Америку евреям было крайне сложно, а то и невозможно. Визы в Южную Америку были чуть более изобильны, но только при четком условии, что после их получения их обладатели не будут предпринимать никаких усилий для иммиграции в указанную страну. "Получение этих виз было опасным и мучительно трудным процессом", - пишет Герберт в "Таймс". Общую тревогу родителей Феликса усугубила сделка, которую правительство Виши заключило с немцами в апреле 1941 года, разрешив собирать всех евреев иностранного происхождения для депортации в концентрационные лагеря. В общей сложности с помощью правительства Виши из Франции было депортировано около семидесяти шести тысяч евреев иностранного происхождения. Вернулось около двадцати пятисот. Рохатиным нужно было срочно уезжать. Родители Феликса пытались получить бразильские визы, но оказались далеко внизу списка - под номером 447, если быть точным, - и их перспективы на побег становились все более туманными.
Затем произошло еще одно чудо. Это чудо, подробности которого Феликс узнал совсем недавно и по счастливой
