Введение в мифологию - Александра Леонидовна Баркова
А мы, соответственно, возвращаемся к «Энеиде». Итак, «Энеида» в первую очередь должна рассматриваться как произведение политической литературы. То есть ее уместно ставить в один ряд не с Гомером, как это делал сам Вергилий (он отталкивался от Гомера), а с произведениями типа «Поднятая целина» – просто насквозь идеологическими. Сюжет начинается с того, что Эней бежит из Трои. Про отношение к грекам вы понимаете, тут очень четко все, негативное отношение к грекам, и, соответственно, троянский царевич как прародитель бежит из Трои, но коварством Юноны бури заносят его в Карфаген, еще строящийся только, к царице Дидоне. И едва не происходит политическая катастрофа. А именно: вместо того чтобы основывать город, откуда выйдут прародители Рима, Эней вдруг чуть не становится мужем Дидоны и чуть не строит Карфаген, который в будущем будет самым главным врагом Рима (на время Августа – сравнительно недавно разгромленный). От Энея требуют, чтобы он Дидону покинул. Ну, раз боги велят, богопослушный Эней, соответственно, это делает – бросает Дидону. Дидона кончает с собой, проклинает Рим (то есть будущее Рима, естественно), проклинает Энея и предрекает великую войну. Все кроваво. И затем Эней у нас прибывает в Италию, где сражается с местными, и дальше всё благополучно заканчивается свадьбой и основанием города, откуда родом будут Ромул и Рем. Это вот вам «Энеида». Это вот вам официальная версия происхождения от троянцев. Чуть позже я вам выдам неофициальную версию происхождения не от троянцев.
Что касается Ромула и Рема, то они представляют собой классический близнечный миф. Близнечный миф, где они не имеют отца, то есть, по той версии, которую мы знаем от Плутарха из «Сравнительных жизнеописаний», они были рождены девушкой из рода Энея от лара очага – вот вам лары и оказались в сюжете. Потом их бросают в лесу, и дальше, как вы прекрасно знаете, их вскармливает волчица. Явно совершенно более архаичный образ. Именно сироты, не имеющие ни отца, ни матери, вскормленные этой самой волчицей. Дальнейшие приключения братьев заставляют задуматься о древних союзах, фактически инициатических союзах. То есть когда у нас с вами неженатые парни живут в лесу, занимаются более-менее разбоем, и это оказывается неким вариантом волчьего братства. Волчьи союзы, между прочим, у и славян вполне себе зафиксированы. Так что у нас такое тоже было. И вот, видимо, такой волчий союз и лежит в основе сказаний о Ромуле и Реме. Потому что основной сюжет, связанный с тем, что к Ромулу прибиваются всякие разные асоциальные юноши и они становятся его братством, – у него основным эпизодом будет похищение сабинянок. То есть живут-то Ромул со товарищи разбоем. Образ благородного разбойника – забегая сильно вперед – имеет инициатическое происхождение. Эти самые союзы молодых мужчин, прошедших инициацию и живущих в лесу, – то, что Пропп определяет как мужской дом.
Ромул собирается заложить будущий город. И происходит катастрофа. Ромул проводит борозду, размечающую стены будущего города, и Рем перепрыгивает через эту борозду, но поскольку борозда символизирует стену, то тем самым Рем осквернил как бы символически городскую стену, перескочив через нее, и за это Ромул убивает Рема. Собственно, этот единственный сюжет с Ремом и связан. В близнечном мифе обычно предполагается, что есть два брата-демиурга, которые обычно творят мир или, поскромнее, основание города. Один – благой. Другой – вредоносный. Здесь вы видите черты вредоносного у Рема. Хотя Ромул на особо благого не тянет, но что поделать. С другой стороны, Рем оказывается своеобразной жертвой при заложении города. Затем идет похищение сабинянок. После чего братья и отцы похищенных девушек идут на этот самый Рим войной. Но в самый волнующий момент на поле боя на поле выбегают похищенные (они уже стали женами, уже у кого-то и дети есть). Видимо, долго собирались братья и отцы или, знаете ли, монтаж сделали, как в кинематографе (что ж, если надо, чтобы похищенные девы прибежали уже не в качестве молодых дев, а матерей, значит, у них у всех уже дети на руках; для мифа такие скорости нормальны, это кинематограф у мифа заимствовал), и они стали умолять своих братьев и отцов не вести войну против их мужей – и таким образом положили конец войне. Это, собственно, вам основа мифологических сказаний о Ромуле и Реме.
Римские боги без греческих мифов
Скажите, пожалуйста, какой памятник римской литературы нам раз и навсегда закрепил представление о греческой культуре? Я вам об этом говорила, я на этот счет ругалась. Тоже, кстати, он был создан в эпоху Октавиана Августа. И с той поры все наши популярные изложения греческой мифологии идут именно по этому римскому памятнику. Я уже говорила, что памятник этот является, безусловно, предметом не веры, а предметом литературы. Это «Метаморфозы» Овидия. Так вот, «Метаморфозы» Овидия мы с вами разбирать не будем. Мы будем разбирать то, что вне «Метаморфоз».
Итак, какие же боги оказались за чертой греко-римских сопоставлений? Первую я вам уже назвала. Это богиня Bona Dea, то есть Добрая Богиня. Богиня, которая настолько священна и могущественна, что ее и имени упоминать нельзя, и оно до нас не дошло. Культ ее отправлялся матронами, не то чтобы втайне (тайна эта была довольно относительная), но без мужских глаз. Я напомню вам, что в первой речи Цицерона против Катилины Цицерон выдвигает Катилине следующее обвинение: «Что прошлой, что позапрошлой ночью делал, где был, кого собирал, какие решения принимал, неужели ты думаешь, нам это неизвестно?» Я же обращаю ваше внимание на начало этого предложения, где Цицерон ставит Катилине в вину не просто заговор против государства (это нам вполне понятно, то есть «кого собирал, какие решения принимал» – нехорошо быть заговорщиком),
