Опасный метод лечения шизофрении - Сабина Шпильрейн
Пациентка не замечает, что она практически говорит «Зигмунд Фрейд», она цитирует слова Зигмунда из «Песни о Нибелунгах», который теперь рад.
«Откуда вы знаете эти слова?» – спрашиваю я. Пациентка отвечает: «Она спрашивает – как тебя зовут? – Меня зовут Вевальд, я Вельзунг, меня называют Вольфлинг. Теперь меня зовут Зигмунд239».
Пациентка восприняла мой вопрос, откуда она знает эти слова, как вопрос «Как тебя зовут?», потому что она еще некоторое время размышляла над тем, какое имя ему больше нравится.
«Кого зовут Зигмундом?» – спросила я. Пациентка: «Фрейда. Это род как асра (она снова думает о Велъзунге Зигмунде), которые умирают, когда они любят. Как же это происходит? Ведь тогда вымрет все племя?».
Некстати то, что я прервала здесь ассоциативную цепочку: «Кто же является язычником?» – осведомилась я (как уже упоминалось, пациентка ассоциировала «Гейденрейх» – «богатый язычник»).
Пациентка: «Я, собственно, тоже язычница, потому что я сомневаюсь в том, что я выучила во время обучения в школе».
Это «я тоже» указывает на идентификацию с кем-то, кто был настоящим язычником. С кем она идентифицирует себя? Пациентка сказала нам это косвенным образом: Зигмунд все-таки является язычником, и Зигмунд Фрейд, как еврей, также неверующий. Впрочем, это вытекает из фамилии Фрейден-рейх, Гейден-рейх240. Общим для обеих фамилий является слог «рейх». Дифференцирующие части слов обнаруживают себя вместе: «язычник Фрейд» или, полностью, «богатый язычник Фрейд». Отче Фрейденрейх – это г-н профессор Фрейд. Чтобы походить на неверующего отца Фрейда (известная идентификация с возлюбленным), пациентка отмечает отсутствие собственной веры в школе. Позже мы увидим еще одну причину этого.
Перенос, как показывает опыт, – это всегда меч с двумя лезвиями: наряду с отношением любви переносится также и отношение ненависти. Здесь это тоже верно. «Безбожник» или «язычник» являются ругательствами в устах верующего христианина, особенно в бессознательном, это связано еще с прошлым. Но, несмотря на сомнения, пациентка также осознанно верит в бога. Как ее богатый отец, богатый язычник Фрейд не дал ей ни денег, ни тем более своей любви. Он также не хотел сам лечить ее, а направил ее ко мне. В соответствии с этим пожилой господин в сновидении не дал ей ничего из ландышей (любви). Враждебное отношение пациентки проявляется далее в представлении смерти: она отмечает, что Зигмунд должен был умереть. Непосредственно после фамилии Фрейд она говорит: «И мой род – это тот самый асра, который умирает, когда любит». Однако я поддерживаю точку зрения, что в сущности инстинкта бытия лежит разрушение: старое должно быть разрушено, чтобы возникло новое241. У пациентки много как пассивных, так и активных деструктивных представлений. К активным у нее относятся, напр[имер], представления о кастрации мужчины при коитусе242. В самой любви находится источник враждебности. Но обычно активные представления о смерти не выступают на первый план, особенно это бросается в глаза у более пассивно предрасположенной женщины и позволяет сделать вывод о сильном отношении мести, которое требует искупления.
«Ты должен впасть в любовь ко мне, которой ты хотел меня лишить», – это говорит сильно оскорбленная девочка своему любимому отцу и врачу.
Во время следующего анализа пациентка вспоминает, что ее любимого школьного пастора, который также симпатизировал ей и постоянно защищал ее, звали Гейденрейх. Этот новый факт не делает все предыдущие аналитические результаты недействительными. Чтобы образовать фамилию «Фрейденрейх», пациентка должна была: во-первых, располагать фамилией или словом «Freud» [Фрейд] или «Freude» [радость]; во-вторых, она должна была употреблять фамилию «Гейденрейх» не полностью, а разбить ее на «Heide» и «reich». Она использовала в сновидении хорошо знакомую ей фамилию «Гейденрейх», так как ее мысли были заняты богатым «отцом», «язычником», «Зигмундом Фрейдом». К тому же фамилия Гейденрейх была чем-то большим, чем просто использованием принадлежащей кому-либо из любимых персон, пастору, утешителю, как отец Фрейд. Идентификация обеих личностей заходит так далеко, что пациентка не может сказать, звали ли отче в сновидении Гейденрейх или Фрейденрейх. Сновидение прекрасным образом знакомит с хорошо известными каждому аналитику душевными процессами: отец и мать являются первыми объектами любви ребенка, которые также и в зрелом возрасте не могут исчезнуть. Каждый новый объект любви, по которому позже тоскуют, является лишь заменой предыдущего, который в окружении бессознательных фантазий никогда не был доступным.
Теща
(1913)
Проблема тещи является одной из самых печальных и одновременно интереснейших проблем психологии. В статье «Боязнь инцеста у дикарей и невротиков»243 Фрейд указывает на то, что и у дикарей есть сопротивления по отношению к теще, которые явились причиной создания ряда правил предосторожности по отношению к ней. Часть сопротивлений Фрейд сводит к тому, что теща, как старшая по возрасту, напоминает своему зятю о скором старении его молодой жены. Между тем теща не все время была старой, страшной женщиной, какой ее с пристрастием рисует народ.
В особенности в современном мире это часто цветущие, элегантные женщины, которые желанны многими мужчинами. Кажется, что это не матери, а старшие сестры своих дочерей. Некоторые из них настолько бодры и властолюбивы, что хотят управлять молодой парой, как когда-то управляли собственными детьми, они вмешиваются во все, требуют послушания и особенно являются грузом для зятя, но эти случаи остаются в меньшинстве.
Прежде всего: почему так много говорят о злых тещах и так мало по отношению к злым тестям? В первую очередь, отвечая на этот вопрос, следует учитывать знание женской психологии: у женщины намного меньше возможностей пережить в действительности ее личные желания. В качестве возмещения за это она обладает лучшей возможностью проникнуться к другим людям и, таким образом, переживать вместе с ними их жизнь. Только подумайте, например, с каким удовольствием старые девы, которым не суждено испытать счастье любви, содействуют чужим бракам и т. п. В большом распространении этого дара проникновения я вижу причину того, почему женщины, которые ни в коем случае не уступают по способностям и силе фантазии мужчинам, все же долгое время не создавали никаких равнозначных продуктов искусства. Чтобы создать произведение искусства, нужно настолько объективировать собственное переживание или переживание других людей, чтобы оно, как безличное, могло ассимилироваться под все остальные события внешнего мира. Лишь после этого можно говорить о форме изображения, которая относится к сущности произведения искусства. Эта объективизация приносит художнику облегчение. Эта способность выражена у женщин в незначительной степени, как правило, здесь в значительной мере преобладает противоположный механизм: женщина чувствует переживания других людей, которые соответствуют ее желаниям, соответственно, опасениям, и превращает их в собственные, она устраняет аффекты, в то время, когда
