The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel
Японское государство вмешивалось в религиозную жизнь больше, чем любое другое государство в XIX веке. Государственное синто стандартизировало религиозную практику с помощью нового ритуального календаря и общенациональной литургии, а синтоистское духовенство стало важной опорой политического порядка. Государство заложило новые религиозные традиции, а сакрализация власти вышла далеко за рамки союза трона и алтаря, который можно было себе представить в самых консервативных частях Европы. Это заложило основу для национализма, который рассматривал агрессивные войны 1931-1945 гг. как исполнение божественного мандата перед избранным народом-хозяином. 34 Государственное синто не было результатом переноса из-за границы. Молодые лидеры "обновления Мэйдзи" понимали, что их цель - национальная интеграция - вряд ли может быть достигнута без идеологической централизации под контролем государства. Идея национального государства была им смутно знакома по современной Европе, но их идеологический план в большей степени опирался на традиционную концепцию кокутай, возрожденную в 1820-х годах ученым Аидзавой Сейсисаем. Согласно этой теории, со времен золотого века древности Япония выделялась гармоничным слиянием государства и религии. Кокутай с его мифом о "национальной сущности" придал религиозный лоск возведению императора Мэйдзи в ранг ключевой связующей фигуры; ничто не мешало расистско-имперской интерпретации этой концепции единства. Новый интегральный национализм Японии не отставал от западных прецедентов. Он опережал свое время.
Синто, как проект национальной интеграции периода Мэйдзи, находится в парадоксальном соотношении с другими тенденциями эпохи. Это был предписанный государством культ, не требовавший от тех, кто его соблюдал, ни веры, ни "благочестия" - скорее ортопраксия, чем теологически развитая ортодоксия. В этом смысле он вполне укладывался в рамки охлаждения религиозных настроений, будучи полной противоположностью возрожденческому движению. С другой стороны, поскольку государственный синто был не одной из религий среди других (или "мировой религией"), а национальной религией Японии, он вступал в противоречие с тенденцией к плюрализму в современных представлениях о религии. Полностью подчиненная государственным целям, она была антитезой взгляду на религию как на частную религиозность и одну сферу социального среди других. Контраст с Китаем, где и позднеимперское государство, и республика (1912-49 гг.) мало вкладывали в религию, не может быть большим - если, конечно, мы хотим рассматривать официальный марксизм (или "маоизм") трех десятилетий после 1949 г. как функциональный эквивалент государственного синто.
3 Религия и империя
Религиозный плюрализм
Завоевание приносит с собой подданных, чья религия отличается от религии имперской власти. Евреи попали под власть Римской империи, копты - под власть арабских захватчиков в Египте VII в., православные - под власть мусульманских правителей на Балканах, ацтекские политеисты - под власть католиков, ирландские католики - под власть протестантов. За пределами Османской империи, которая сама потеряла значительную часть христианского населения в результате территориального сокращения и поэтому стала более исламской только по демографическим причинам, в XIX веке уже не было мусульманских империй. С другой стороны, в империях Великобритании, России, Франции, Нидерландов и Китая мусульмане составляли значительные группы населения. Позднее, после присоединения к Великобритании Египта и значительной части Африки к югу от Сахары, сформированной исламом, ни один монарх в мире не управлял таким количеством мусульман, как королева Виктория; она также была императрицей подавляющего большинства индусов. Британцам приходилось управлять буддийским большинством населения на Цейлоне и в Бирме, а французам - в Камбодже и Лаосе. В Африке, Юго-Восточной Азии и на островах Южных морей европейцы лишь постепенно открывали и описывали все многообразие форм религиозного самовыражения, с которым им пришлось столкнуться. Первое впечатление было таково, что у этих народов нет никакой религии, и поэтому, в зависимости от точки зрения, они либо широко открыты для христианской миссионерской деятельности, либо защищены от любой "цивилизаторской" миссии. В 1860-х годах Эдвард Бернет Тайлор, один из основоположников этнологии, ввел в обиход термин "анимизм", который вскоре стал нейтральной заменой ранним современным "идолопоклонству" или "идолопоклонству", когда-то с ужасом рассматривавшимся как противоположность всем формам монотеизма.
Под регламентированной поверхностью организованных "мировых религий" в каждом регионе мира, включая христианскую Европу, скрывались самые разные суеверия, с которыми хранители ортодоксии обычно находили общий язык, даже если секуляристы эпохи Просвещения и религиозные миссионеры не одобряли компромиссов в принципе. В колониях часто существовали сложные религиозные структуры, отнюдь не подчинявшиеся четким властным отношениям. Чем больше европейцы привыкали к прозрачной церковной иерархии с вертикальной системой подчинения, тем сложнее им было решить, с чего начать реализацию своей религиозной политики в "хаосе" орденов и братств, храмов и святынь. Османское государство раннего нового времени в этом отношении было более успешным. Султан-калиф настаивал на том, чтобы все контакты со своими немусульманскими подданными осуществлялись через их религиозных лидеров, которые пользовались значительной автономией в отведенных им по договоренности нишах системы. Это, в свою очередь, способствовало объединению религиозных меньшинств в церкви. Религиозные лидеры в некоторых случаях жестоко привлекались к ответственности. В 1821 году, когда в Стамбул дошли вести о греческом восстании, османское правительство приказало казнить патриарха Григория V, хотя он не был причастен к восстанию.
Какое значение имел тот факт, что под власть христиан попало большее число нехристиан, чем за все предыдущие столетия? Несмотря на то что самоцель цивилизаторской миссии - главного идеологического обоснования имперского правления - легко формулируется как религиозный долг, колониальные державы практически никогда не проводили активной политики обращения своих подданных в христианство. Предусматривалась духовная забота о европейских колонизаторах, ритуальный фасад колониального правления неизменно включал христианские символы, но в остальном имело смысл сохранять мир, избегая провокаций в отношении различных религиозных групп на территории страны. Поэтому в конце XIX века империи по-прежнему сохраняли структурный нейтралитет в религиозных вопросах. После Великого восстания парламент королевы Виктории подтвердил принцам и народам Индии, что с ноября следующего года раджа будет соблюдать принцип невмешательства в дела религиозных общин страны. Подобные положения были включены и в договоры, подписанные после 1870 года с султанами Малайи. Обещания не всегда выполнялись, но и англичане, и голландцы очень осторожно маневрировали в отношении ислама. Конечно, создание иерархий и бюрократий было направлено на то,
