Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант
IV. ВЕЛИКИЙ ДИКТАТОР
Великим врагом всех изгнанников было время, а следом за ним - его дитя, эннуи. Эти люди, которые были зависимы от действия и знакомы со смертью, теперь были ограничены заботой о теле и эго мировой фигуры, упавшей с имперского состояния и одеяний на тюремную беспомощность, со всеми своими гноящимися недугами и человеческими слабостями. "Мое положение ужасно, - говорил он, - я как мертвец, но полон жизни".24 или желания ее. Герой, который раньше жаждал больше времени для выполнения выбранных им задач или осуществления своих планов, теперь чувствовал, что часы тяжелы для его рук, и приветствовал ночь как анодин времени. Затем, за неимением выполненной работы, ему становилось трудно заснуть, и он перебирался с кровати на койку или стул и обратно в поисках бессознательного состояния.
Почти ежедневно он играл в шахматы, но поскольку ни один противник не осмеливался его обыграть, победа ему наскучила. В первый год изгнания он ежедневно проезжал на лошади несколько миль, но вскоре отказался от этого занятия, заметив, что какой-нибудь британский офицер постоянно держит его в поле зрения. Он читал по несколько часов в день.
Он всегда любил книги, читал даже в напряженные дни, брал с собой в походы сотни томов - восемьсот до Ватерлоо (семьдесят из них - Вольтера).25 Из Франции он привез четыреста книг; во время стоянки "Нортумберленда" на Мадейре он отправил британскому правительству запрос на ряд научных трудов, который дошел до него в июне 1816 года; еще одна посылка пришла через год; сэр Хадсон Лоу прислал ему несколько книг из собственной библиотеки.26 Он стал экспертом по кампаниям Александра, Ганнибала и Цезаря. Он читал и перечитывал драмы Корнеля и Расина, иногда вслух вместе со своими спутниками, распределяя роли. Ему нравилась английская литература, и Лас Кейс обучил его английскому языку настолько, что он мог читать и даже говорить на нем; "Его Величество, - сообщал Гурго, - всегда говорит со мной по-английски".27
У него было одно преимущество перед другими заключенными: он мог утопить настоящее в прошлом, излагая историю своей страны и половины Европы с 1796 по 1815 год почти полностью по памяти и с позиции главного участника. Он был слишком нетерпелив, чтобы писать, но умел говорить. По-видимому, именно Лас Кейс предположил, что, надиктовав свои мемуары тому или иному человеку из своего окружения, он сможет придать интерес и ценность каждому дню. Теперь он мог найти лишь несовершенную истину в строках Данте "Нет большей боли, чем вспоминать в несчастье время счастья"; воспоминания о приятных днях могли смягчить, хотя и углубить нынешнюю печаль. "Это была прекрасная империя!" - восклицал он; "Под моим управлением находилось восемьдесят три миллиона человеческих существ - половина населения Европы".28
Так он начал новую диктатуру на Нортумберленде и продолжал ее, время от времени, в течение четырех лет на острове Святой Елены. Он начал с того, что пересказал Лас Касу историю тех итальянских кампаний 1796 года, чья стремительная решительность поразила Европу и сделала его незаменимым для Франции. Когда Лас Касес бежал перед гневом Лоу, император диктовал Гурго, затем Монтолону, реже Бертрану, иногда двум из них в один день. Теперь эти воины сменили шпаги на перья и выходили вперед, чтобы пролить чернила и спасти репутацию и доброе имя своего императора в возрожденной Бурбонами Франции и в историческом суде. Они выдохлись раньше, чем он, который чувствовал, что это его последний шанс защитить себя от ораторов, журналистов и карикатуристов, которые позволили его врагам представить его как бесчеловечного, кровожадного людоеда. Зная, что его записыватели не могут испытывать столь личного влечения к своему труду, он передал каждому из них полное право собственности на его рукопись и доходы от нее; и фактически каждая рукопись, будучи опубликованной, приносила богатство переписчику или его наследникам.29
Естественно, автор постарался придать этой апологии наилучший вид, но в целом она была признана настолько справедливой, насколько можно было ожидать от человека, защищающего свою жизнь. К этому времени Наполеон научился признавать, что совершал серьезные ошибки в политике и генералитете. "Я был неправ, поссорившись с Талейраном. Он обладал всем тем, чего не хватало мне. Если бы я откровенно позволил ему разделить мое величие, он бы хорошо послужил мне, и я бы умер на троне".30 Он признался, что глубоко недооценил трудности завоевания Испании или покорения России. "Я слишком рано отправился с Эльбы. Мне следовало бы подождать, пока конгресс распадется, а принцы вернутся домой".31 "Я еще не понимаю, что потеряла битва при Ватерлоо".32 "Я должен был умереть при Ватерлоо".33
Его амануэнс, почти измученный воспоминаниями, все же нашел в себе силы записать его разговор. Это было, конечно, интересно, ведь кто в свое время мог соперничать с ним по размаху и увлекательности приключений на трех континентах? Он был превосходным рассказчиком, у которого на любую тему найдется живой анекдот. Он был, прямо скажем, философом, и мог с полным правом говорить на любые темы - от сельского хозяйства до Зевса. Он так много читал по истории, что предсказывал будущее с некоторым ненадежным успехом. "С колониальной системой... покончено для всех - как для Англии, владеющей всеми колониями, так и для других держав, у которых их не осталось".34 Иго Бурбонов вскоре будет сброшено французским народом.35 Германия вскоре возобновит начатое им объединение.36 Девятнадцатый год будет веком революций; принципы Французской революции, за исключением некоторых эксцессов, восторжествуют в Америке, Франции и Англии, и "с этого треножника свет прольется на мир".37 "Старая система закончилась, а новая не укрепилась и не укрепится до тех пор, пока не пройдут долгие и яростные конвульсии".38 "Россия - это та держава, которая наиболее уверенно и с наибольшими шагами устремляется к всеобщему господству".39 Одно из его неудачных предположений: "Королевская власть в Англии, ежедневно усиливающаяся,... теперь беспрепятственно движется по дороге к произволу и абсолютной власти".40
В заключение он проанализировал свою политическую карьеру и подвел ей самый благоприятный итог:
Я закрыл пропасть анархии и очистил хаос. Я очистил Революцию, возвысил народы
