Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант
II. ПОЭЗИЯ
"Манъёсю"-"Кокинсю"-характеристики японской поэзии-примеры-игра в поэзию-"хокка"-игроки
Самая ранняя японская литература, дошедшая до нас, - это поэзия, и самые ранние японские стихи, написанные местными учеными, считаются лучшими. Одна из самых древних и знаменитых японских книг - "Манъёсю", или "Книга десяти тысяч листьев", в которой два редактора собрали в двадцать томов около 4500 стихотворений, созданных за предыдущие четыре столетия. Здесь, в частности, представлены произведения Хитомаро и Акахито, главной поэтической славы эпохи Нара. Когда его возлюбленная умерла, и дым от погребального костра поднялся на холмы, Хитомаро написал элегию, более краткую, чем "Памяти":
О, это мой возлюбленный, облако, которое бродит
В овраге
В глубоком уединении горы Хатсузе?7
Еще одну попытку сохранить японскую поэзию от бренности времени предпринял император Дайго, собравший одиннадцать сотен стихотворений за предыдущие сто пятьдесят лет в антологию, известную под названием "Кокинсю" - "Стихи древние и современные". Его главным помощником был поэт-ученый Цураюки, чье предисловие кажется нам сегодня более интересным, чем те фрагменты, которые донесла до нас книга его лаконичной музы:
Поэзия Японии, как семя, прорастает из сердца человека, создавая бесчисленные листья языка. . . . В мире, полном вещей, человек стремится найти слова, чтобы выразить впечатление, оставленное в его сердце зрелищем и звуком. . . . Так и сердце человека нашло словесное выражение для радости от красоты цветов, удивления от пения птиц и нежного приветствия туманов, омывающих пейзажи, а также для скорбного сочувствия к ускользающей утренней росе. . . К стихам поэты обращались, когда весенним утром видели землю, белую от снежного дождя опавших цветов вишни, или осенним вечером слышали шорох падающих листьев; или из года в год смотрели на печальные отблески времени в зеркале, ... или трепетали, глядя на эфемерную каплю росы, дрожащую на бисере травы".8
Цураюки хорошо выразил постоянную тему японской поэзии - настроения и фазы, расцвет и упадок природы на островах, живописных благодаря вулканам и зеленеющих от обильных дождей. Японские поэты восхищаются менее банальными аспектами поля, леса и моря - форелью, плещущейся в горных ручьях, лягушками, внезапно прыгающими в бесшумные бассейны, берегами без приливов и отливов, холмами, покрытыми неподвижным туманом, или каплей дождя, лежащей, как драгоценный камень, в свернутой травинке. Часто они вплетают песню любви в свое поклонение растущему миру или элегически оплакивают краткость цветов, любви и жизни. Однако этот народ воинов редко поет о войне, и лишь время от времени его поэзия возвышает сердце в гимнах. После периода Нара подавляющее большинство стихотворений стали краткими; из одиннадцати сотен стихотворений в "Кокинсю" все, кроме пяти, написаны в форме танка - пять строк из пяти, семи, пяти, семи и семи слогов. В этих стихах нет рифмы, поскольку почти неизменное окончание гласных в японских словах оставляло бы слишком узкое разнообразие для выбора поэта; нет также акцента, тона или количества. Есть странные приемы речи: "слова-подушки", или бессмысленные приставки, добавляемые ради благозвучия; "предисловия", или предложения, добавляемые к стихотворению, чтобы завершить его форму, а не развить его идеи; и "стержневые слова", используемые каламбурно в поразительном разнообразии смысла, чтобы связать одно предложение с другим. Для японцев эти приемы освящены временем, как аллитерация или рифма для англичан; и их популярность не влечет поэта к вульгарности. Напротив, эти классические стихи по сути своей аристократичны по мысли и форме. Рожденные в придворной атмосфере, они созданы с почти надменной сдержанностью; они стремятся к совершенству модели, а не к новизне смысла; они подавляют, а не выражают эмоции; и они слишком горды, чтобы быть краткими. Нигде больше писатели не были столь выразительно немногословны; как будто поэты Японии хотели искупить своей скромностью хвастовство ее историков. Написать три страницы о западном ветре, говорят японцы, значит проявить плебейское многословие; настоящий художник должен не столько думать за читателя, сколько увлекать его в активную мысль; он должен искать и находить одно свежее восприятие, которое пробудит в нем все идеи и все чувства, которые западный поэт настаивает на эгоцентричной и монопольной проработке деталей. Каждое стихотворение для японца должно быть тихой записью одного момента вдохновения.
Поэтому мы будем введены в заблуждение, если станем искать в этих антологиях или в золотой сокровищнице Японии, "Хяку-нин-исю" - "Одиночных стихах ста человек" - какое-либо героическое или эпическое напряжение, какой-либо продолжительный или лирический полет; эти поэты, подобно бесшабашным остроумцам из таверны "Русалка", были готовы повесить свою жизнь на строку. Поэтому, когда Сайгё Хоси, потеряв своего самого дорогого друга, стал монахом и мистическим образом нашел в святилищах Исэ утешение, которое искал, он написал не "Адонаи" и даже не "Лисидас", а эти простые строки:
Что это такое
Живущий здесь
Я не знаю;
И все же мое сердце переполнено благодарностью,
И слезы стекают вниз.9
А когда госпожа Кага-но Чио потеряла мужа, она написала просто:
Все, что кажется
Но
Мечта одного мечтателя. . . .
Я сплю. . . . Я просыпаюсь. . . .
Насколько широко
Кровать, рядом с которой никого нет.10
Затем, потеряв еще и ребенка, она добавила две строки:
Как далеко он забрел сегодня,
Отважный охотник на мух-драконов!11
В императорских кругах Нары и Киото сочинение танка стало аристократическим спортом; женское целомудрие, за которое в Древней Индии требовали слона, при этих дворах часто удовлетворялось тридцатью одним слогом поэзии, искусно переделанной.12 Для императора было обычным делом развлекать своих гостей, раздавая им слова, из которых можно было сложить поэму;13 А в литературе того времени вскользь упоминается, что люди разговаривали друг с другом в стихах-акростихах или декламировали танка, прогуливаясь по улицам.14 Периодически, в разгар эпохи Хэйан, император устраивал поэтические состязания или турниры, в которых до пятнадцатисот кандидатов соревновались перед учеными судьями в составлении эпиграмм танка. В 951 году для управления этими поединками было создано специальное Бюро поэзии, а произведения, победившие в каждом конкурсе, были переданы на хранение в архив этого учреждения.
В XVI веке японская поэзия почувствовала себя виноватой в длиннотах и решила сократить танка - первоначально это было завершение одним человеком стихотворения, начатого другим, - до хокку - "одного изречения" из трех строк, состоящего из пяти, семи и пяти слогов, или семнадцати в целом. В эпоху Генроку (1688-1704) сочинение этих хокку стало сначала модой, а затем и поветрием; ведь японский народ похож на американский в эмоционально-интеллектуальной чувствительности, которая обусловливает быстрый взлет и падение ментальных стилей. Мужчины и