Страшные русские сказки - Русские сказки
Вот он шел да шел, дошел до избушки: стоит избушка, на куричьей голяшке повертывается. – «Избушка, избушка, стань к лесу задом, ко мне передом!» – Избушка стала.
Вот Иван-дурак зашел в избушку, а в ней середе полу лежит Яга-баба: «Фу-фу-фу! Русска коска сама на двор зашла!» – Взяла да и заперла его в голбец[47]. «Я тебя завтра велю изжарить меньшой дочери».
Вот на другой день поутру растопилась печка. Меньшая-та дочь вышла и говорит: «Выходи, Иван-дурак, из голбца-то! – Вот Иван-дурак вышел, она и говорит: «Садись, Иван-дурак, на лопату-ту!» – Иван-дурак сел, а сам руки и ноги расшарашил. Она и говорит: «Встань, Иван-дурак, с лопаты-то, я тебя поучу! – Вот как, – говорит, – сядь!» – Сама и села на лопату-ту. Иван-дурак бросил ее в печку да заслонкой и припер. Маленько погодя вынул ее и положил на голбчик[48]. А сам опять в голбец ушел.
Яга-баба вышла и стала есть. Съела да и говорит: «Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивановых-то косточках». – А Иван-дурак сидит в голбце да и говорит: «Покатайся-ка ты, поваляйся-ка ты на дочериных-ка косточках!» – «Ах ты, варнак эдакой! Завтра велю середней дочери изжарить тебя!»
Опять на другой день печка истопилась. Середня-та дочь и говорит: «Выходи, Иван-дурак, из голбца-та – Иван-дурак вышел – «Садись, – говорит, – Иван-дурак на лопатку-ту!» – Иван-дурак сел, руки и ноги расшарашил. – «Не так! – говорит, – дай-ка я тебя поучу!» – Села на лопату-ту; он ее взял да и бросил. Вот изжарил ее, вынул из печи, положил на голбчик, а сам опять в голбец ушел.
Яга-баба наелась да и говорит: «Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивановых-то косточках!» – А Иван-дурак сидит в голбце-то и говорит: «Покатайся-ка ты, поваляйся-ка ты на дочериных-то косточках!» – «Ах, ты, варнак эдакой! Завтра велю большой дочери изжарить тебя!»
Ну и вот, на третий день истопилась печка. Болыпа-та дочь вышла и говорит: «Вылезай, Иван-дурак, из голбца-та! – Иван-дурак вылез. Она и говорит: «Садись на лопату-ту!» – Иван-дурак сел, руки и ноги расшарашил. – «Не умеешь ты садиться-то! Дай-ка я тебя поучу!» – И села сама на лопату-ту. Иван-дурак ее взял да и бросил в печку; изжарил и положил на голбчик, а сам опять спрятался в голбец.
Вот пришла Яга Ягинишна, съела дочь-ту да и сама говорит: «Покататься бы мне, поваляться бы мне на Ивановых-то косточках!» – А Иван-дурак и говорит: «Покатайся-ка ты, поваляйся-ка ты на дочериных-то косточках!» – «Ах ты, варнак эдакой! Завтра я тебя сама испеку!»
Вот на другой день печку истопила да и говорит: «Ну-ка, Иван-дурак, садись на лопату-ту!» – Он сел и опять так же – руки и ноги расшарашил. – «Ой ты, Иван-дурак, не умеешь садиться-то! Дай-ка я тебя поучу!» – Села сама Яга Ягинишна, а Иван-дурак бросил ее в печку; припер заслонку бадагом, а сам склал их-то именье на и́ху же лошадь да и уехал домой.
Марфа-царевна и Иван крестьянский сын (Незнайко)
Рассказал А. Д. Ломтев.
Жил-был мужичок. У него было три сына и три снохи. Одну сноху они недолюбливали. И этой снохе жить стало невозможно дома. Отправилась она в темные леса.
Ей время то пришло – родить сына. Родился у ней сын в Урале. Родился и спрашивает ее: «Почему же ты не в жиле меня родила, а в темных лесах?» – (Еще) сын просить стал: «Нареки, мать, мне имя!» – Нарекла она ему имя Иваном.
Трои сутки тут пробыли, потом пошли в поход: «Не будем, мать, здесь жить: тут с голоду помрем». Нечаянно вышли с ним на трактовую дорогу. Пошли с ним дорогой: «Не сойдем мы с этой дороги в сторону – где-нибудь в селенье натакаемся». Дошли до такого рову: выходят на них три разбойника, нечестно его мать взяли за руку и ведут под этот мост. Сказал Ваня: «Неужели вам моя мать достойна? Повели вы ее под этот мост?» – Тогда они изматерили его, мальчика этого. Мальчик не сробел: схватал их всех троих, ударил голова об голову, и они остались тут.
Шли они дивно от этого места и увидели в стороне агромадный дом. Заходят в этот дом с матерью; в этом доме нашли белого хлеба там и вари. Наелись они хорошо тут. Ваня ходил по комнатам и слышит: человек стонет; а не знает, где Ваня нашел западёнку (вроде как теперь голбец), отворил: там гроб и в гробу человек стонет. – «Кто тут такой?» – «Ты меня вытащи из гробу – я буду тебя сохранять!».
На гробу были натянуты три обруча железных. Нашел Ваня лом и сшиб эти обручи; скрыл крышку. Вылезает человек и раскрывает рот – хочет Ваню съесть. Ваня видит непорядки, взял его в охапку, опять положил в гроб и накрыл крышку – опять обратно. Принагнул коленко и натянул обручи: «Не мною положен, не мною и оставайся тут».
Пошел Ваня по комнате, увидел ружье и припасу, взял себе ружье. Матери своей говорит: «Я схожу по Уралу, не застрелю ли каку-нибудь себе дичятину». – Отправился. Матери сделалось жутко (тоскливо) сидеть в комнате, захотела разгуляться. Пошла она к этим самым трем разбойникам – к этому мосту. Приходит к мосту. Действительно, они очувствовались, сидят все на ж…ах. Увидели женщину, не отпустили ее – увели в свой дом; а этот самый дом был их, разбойницкий. Приходят, зарядили ружья и говорят: «Если придет твой сын, мы его застрелим, а тебя не отпустим». – «Дело ваше!» – Наджидают его. Сын пришел и глядел тайно в окно; они собираются его застрелить. Молодец рассмотрел. На том решился, что мать оставил тут, а им не показался – ушел от них.
Пошел по Уралу и натакался: стоит огромный дом. В этом дому никого нет. Походил по комнатам; в печь заглянул, видит: жаркого латка. Он и хлеба нашел, наелся как требно быть, зашел в особую комнату, лег на диван отдыхать. Не черезо много время Чудовище прилетел, ударился об порат и сделался молодцом. Заходит этот Чудовище в свою комнату, видит, что латка на боку и поедено все. – «Ишь, а кто меня огложал? Если б я того раба видал, я бы и самого его сожрал!» – Заходит в особую комнату, увидел Ваню, разевает рот – хочет Ваню съесть. Одумался Чудовище: «Что я буду его, сонного, есть? Разбудить надо, расспросить: кто он такой, откуда есть? Из моих рук никуда не девается-де он». – Начал Ваню нечестно будить. Ваня сбросил глаза и говорит: «Дай мне воды и рукотер (умыться): я умоюсь и тогда буду говорить».
