Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант
В 1808 году он опубликовал трагическую драму "Пентесилея". Ее героиня - царица амазонок, которая после смерти Гектора присоединяется к отчаянным троянцам, сражающимся с греками под Троей; она отправляется убить Ахилла, побеждает его, влюбляется в него, а затем (следуя закону амазонок, согласно которому каждая из них должна проявить себя, победив своего возлюбленного в бою) пронзает Ахилла стрелой, натравливает на него своих собак, вместе с ними разрывает его на части, пьет его кровь и падает в обморок. Пьеса является отголоском вакхического безумия, о котором Еврипид рассказывал в "Вакхах", - сторона греческой мифологии и характера, на которую эллинисты до Ницше не обращали внимания.
Несомненно, гнев, вызванный безжалостным расчленением Наполеоном Пруссии, поднял поэта из его собственных бед и сделал его одним из тех, кто призывал Германию к освободительной войне. В конце 1808 года он выпустил пьесу "Германская шляхта", в которой, рассказывая о победах Арминия над римскими легионами в 6 году н. э., стремился пробудить мужество немцев в, казалось бы, безнадежном конфликте с Наполеоном. И здесь пыл патриотизма Клейста снова довел его до невротических крайностей: Жена Германа Сюнельда соблазняет немецкого генерала Вентидия на свидание с ней и приводит его в роковые объятия дикого медведя.
1809-10 годы стали вершиной гения Клейста. Его поэтическая драма Das Käthchen von Heilbronn с успехом была поставлена в Гамбурге, Вене и Граце, а два тома рассказов, которые он выпустил в 1810 году, отметили его как, возможно, лучшего стилиста прозы эпохи Гете. После этого его дух упал, возможно, из-за расстройства здоровья. Какое-то странное сродство страданий привело его к связи, в конце концов, к любовному роману, с неизлечимо больной женщиной, Генриеттой Фогель. Его письма к ней свидетельствуют о разуме, находящемся на грани рассудка. "Моя Джетта, мое все, мой замок, луга, сумма моей жизни, моя свадьба, крещение моих детей, моя трагедия, моя слава, мой ангел-хранитель, мой херувим и серафим!" Она ответила, что если бы он любил ее, то убил бы. 21 ноября 1811 года на берегу Ванзее, недалеко от Потсдама, он смертельно ранил ее, а затем и себя.
В нем романтическая отдача чувствам достигла наивысшей точки в неконтролируемой интенсивности, силе воображения и блеске стиля. Временами кажется, что он был скорее французом, чем немцем, антиподом Гете и братом Бодлера, или, скорее, Рембо. Он почти оправдал несимпатичное суждение Гете: "Классик здоров, романтик болен". Давайте посмотрим.
ГЛАВА XXXI. Немецкая литература 1789-1815
I. РЕВОЛЮЦИЯ И РЕАКЦИЯ
На немецкую литературу эпохи Наполеона повлияли естественное бунтарство молодежи, затяжные волны "Бури и натиска", отголоски английской романтической поэзии и романов Ричардсона, классическая традиция Лессинга и позднего Гете, успешное восстание американских колоний, ереси французского Просвещения, прежде всего ежедневное воздействие Французской революции, а под конец - драма взлета и падения Наполеона. Многие образованные немцы читали - некоторые на французском языке - работы Вольтера, Дидро и Руссо, меньшее число людей почувствовали на себе укус Гельвеция, д'Ольбаха и Ла Меттри. Французские философы помогли сформировать таких правителей, как Фридрих Великий, Иосиф II Австрийский, герцог Карл Вильгельм Фердинанд Брауншвейгский и герцог Карл Август Саксен-Веймарский; и, хотя бы через этих людей, эти писатели оставили свой след в немецкой цивилизации. Французская революция поначалу казалась логическим развитием философии Просвещения: счастливый конец феодализма и сословных привилегий, вожделенное провозглашение всеобщих прав человека, бодрящее освобождение слова, прессы, культа, поведения и мысли. Эти идеи - многие из них получили самостоятельное развитие в Германии - пересекли Рейн на крыльях новостей или с армиями Революции и пронеслись по центральным районам Европы вплоть до далекого Кенигсберга.
Так формовщики немецкого ума и создатели немецкой литературы приветствовали Французскую революцию в первые три года ее существования. Господа масоны, мистические росикрусианцы, гордые иллюминаты приветствовали ее как рассвет золотого века, которого они так долго и страстно ждали. Крестьяне поднимали восстания против феодалов, "императорских рыцарей" и епископальных правителей Трира и Шпейера.1 Буржуазный Гамбург аплодировал революции как восстанию предпринимателей против высокомерных аристократов. Клопшток, старый поэт, проживавший в Гамбурге, читал свои стихи на празднике свободы и плакал от радости, читая свои строки. Ученые, журналисты, поэты и философы разразились хвалебными гимнами а капелла. Иоганн Фосс, переводчик Гомера, Иоганн фон Мюллер, историк, Фридрих фон Генц, дипломат широкого профиля, Фридрих Гёльдерлин, поэт, Фридрих Шлейермахер, теолог, философы от Канта до Гегеля - все они пели литании Революции. "Славно, - писал Георг Форстер (сопровождавший капитана Кука в кругосветном путешествии), - видеть , как философия созревает в мозгу и реализуется в государстве".2 Повсюду, даже в рядах королевской власти (как, например, принц Генрих, выживший брат Фридриха Великого), Германия в экстазе возносила хвалу революционной Франции. В этом экстазе немецкая литература, после столь долгой спячки от религиозных распрей, добавив Революцию к победам Фридриха, за тридцать лет (1770-1800) поднялась до такой энергичности, разнообразия и блеска, что могла соперничать со зрелыми литературами Англии и Франции. И это возрождение, поражающее своими темпами, сыграло свою роль в том, что Германия сбросила иго Франции и вступила в самый богатый политически, промышленно, научно, философски век в своей истории.
Конечно, это радостное настроение не продлилось долго. Последовали рассказы о нападении на Тюильри, о сентябрьской резне и терроре, о заключении и казни короля и королевы. Затем последовала французская оккупация немецких земель, растущие денежные и людские сборы для оплаты имперской защиты и военных расходов на распространение свободы. Год за годом немецкое рвение к Революции ослабевало, и один за другим ее защитники (за исключением Канта) превращались в разочарованных скептиков, а некоторые из них - в озлобленных противников.
II. ВЕЙМАР
Люди, составлявшие созвездие гениев при веймарском дворе, служили интеллектуальным якорем для ума немцев во время тревожного воздействия Революции и Наполеона. Сам герцог Карл Август представлял собой переменчивую смесь талантов и настроений. Он унаследовал герцогство в возрасте одного года, а стал его фактическим правителем в восемнадцать лет (1775). Общее образование он получил от воспитателя, а дальнейшее - от обязанностей управления, капризов любовницы, опасностей войны и охоты.
