Экземпляр - Юлия Купор
— На следующей неделе из отпуска вернется Варенька, — пообещал Марк, счастливый обладатель звучной и редкой фамилии Рубинштейн.
Костя все время шутил, что Марку с такой фамилией прямая дорога в депутаты, на что Марк вечно отшучивался, пытаясь скрыть смущение. Что ж, Варенька так Варенька. Какая-то Варенька, очевидно сотрудница, вернется из какого-то отпуска — ну бывает, ах, очень интересно, ждем с нетерпением, ну конечно же нет, потому что мне плевать на эту Вареньку, думал Костя.
С какого-то момента Костя и Марк словно бы поменялись ролями, и Костя стал начальником Марка, а не наоборот: это Костя занимался всей документацией, это Костя вел кассовую книгу, пухлую тетрадь, куда прикреплялись все отчеты по продажам за каждый день, это Костя общался по телефону с бестелесной Ритой из Томска, это Костя открывал и закрывал магазин. Головной офис «Азии-Мобайл» находился почему-то в Томске, и каждый вечер приходилось отзваниваться о закрытии магазина, и Костя даже привык к этим обязательным мини-разговорам. А на том конце провода находилась некая Рита, и голос у нее был хриплый и чуть надтреснутый, и поначалу она казалась очень сердитой, но потом Костя нашел к ней подход, сказав однажды, что она прекрасно звучит, и Рита оттаяла. Неожиданным образом повысились продажи, и уже звонили из Томска, и выражали благодарность коллективу торговой точки.
Костя, спрятавшись за всей этой суетой, пытался забыть о тех необычных событиях, что произошли до того, как он впервые переступил порог «Азии-Мобайл»: о неожиданно воскресшем, как Джон Сноу, Женьке Балакиреве, о похорошевшей мадам Балакиревой, о странной встрече с мэром города, — и порой ему это удавалось, и он даже почти убедил себя в том, что ничего этого не было, что все это он выдумал, но потом, как только он оставался наедине с самим собой, ползучие мысли сами собой собирались в клубок, и ничего поделать с этим было нельзя.
Он даже простил Женьке свое увольнение и почти забыл о том, что именно из-за Женьки работал теперь продавцом в «Азии-Мобайл». Почти простил.
«Я не буду с ними общаться!» — внезапно подумал Костя, застыв перед ярко освещенной витриной с айфонами. Каждый вечер, за десять минут до закрытия, сотрудники «Азии-Мобайл» собирали айфоны в большую коробку и утаскивали в подсобку. Это делалось по соображениям безопасности. «Вот не буду, и все тут! Ни с Женькой, черт бы его побрал, ни с Векслером, пусть он хоть трижды мэр или там глава администрации. А то я чокнусь с ними со всеми, честное слово! И черт с ней, с работой. В «Азии-Мобайл» неплохо платят. А там, глядишь, и в Томск переведут. И все наладится. Или нет?»
Эти змеистые мысли тянули за собой, как на буксире, необъяснимую, но очень сильную тревогу. Держись от них подальше, Костя. Держись от них от всех подальше, Костя Григорьев из 11-го «Б». Они тебя до добра не доведут. Они же все шизики, бог мой, определенно шизики. Особенно эта фарфоровая куколка, Ясмина Керн. Она такая вся правильная — ну разве может нормальный человек быть настолько правильным?
Было ощущение того, что жизнь меняется, что Роберт Векслер не просто так им заинтересовался, что Женька и в самом деле продал душу дьяволу, что бы это ни значило, потому что такими сильными заявлениями не бросаются, и что вскоре должно произойти что-то значительное и, скорее всего, плохое, но Костя не имел ни малейшего понятия о том, что бы это могло быть. И тем не менее он томился неясными предчувствиями.
Даже Диана начала замечать, что с Костей что-то не то, а ведь в прежнее время ее нельзя было уличить ни в чрезмерной внимательности, ни тем более в склонности к эмпатии. Она не задавала вопросов, вот спасибо, не нарушала Костиных личных границ, не проявляла любопытства, вот умница, но иногда она смотрела, смотрела своим фирменным взглядом, состоявшим то ли из презрения, то ли из недоумения. Смотрела, как Белогорская.
4
Как-то вечером Костя столкнулся в супермаркете с госпожой Балакиревой.
Попутным ветром его занесло в отдел диетических товаров, и этот отдел был ожидаемо пуст, потому что основная масса покупателей толпилась в отделе вовсе не диетических, а весьма даже калорийных продуктов, где центром мироздания был прилавок, за которым шустрые продавщицы в белых халатах нарезали гражданам ветчины и колбасы. Помимо Кости в отдел диетических товаров забрела совсем еще юная парочка — молодой человек в дутой черной курточке и девушка, чьи волосы были такого яркого и неестественного цвета, что даже Арлекино бы обзавидовался. Парень уже баюкал в руках пол-литровую бутылку пива, а девушка несла крохотную бутылочку с жидкостью, цветом похожую на ее волосы, и очевидно, что в бутылочке был какой-то слабоалкогольный коктейль. Ребята, сообразив, что покупка вафель на фруктозе никак не искупит их алкогольного греха, поспешили смыться в направлении колбасного прилавка.
Тут-то на горизонте и появилась госпожа Балакирева, сиявшая, как новогодняя елка на Красной площади, в роскошной норковой шубе до пят (интересно, и не жарко ей в мехах-то?), в лакированных сапогах, с идеально уложенной прической. В одной руке она небрежно несла корзинку с продуктами, а в другой держала, по-купечески оттопырив мизинчик, свой айфон, облаченный в такой нестерпимо блестящий чехол, что от него моментально начинали болеть глаза. Она заметила Костю, что-то буркнула в трубку, поспешила убрать телефон в сумочку — Костя со своего места слышал, как клацнула застежка, — и бодрым шагом направилась в сторону Кости, ритмично цокая каблуками. Поприветствовала его и по-тусовочному чмокнула в щеку.
— Скажи мне, ты познакомился с Векслером?
Господи, у них там какая-то своя социальная сеть, что ли? Вот откуда она так быстро обо всем узнала?
— Кажется, он добавил меня в друзья в «Фейсбуке».
Елена Витальевна сделала строгие глаза.
— Костя, солнце мое. Ты по соционике типичный Есенин. Не пытайся вести себя как
