“Nomen mysticum” («Имя тайное») - Владимир Константинович Внук
– Что предлагаете?
– Надо приказ взять Агнешку под стражу и осмотреть её.
Катажина молча кивнула, погружённая в свои мысли и рассматривая оружие. Ствол пистоля был покрыт слоем сажи от недавнего выстрела. Первый кинжал, с узким треугольным лезвием, был украшен позолоченным эфесом. Второй был скромнее – с длинным широким лезвием и рукоятью, отделанной кожей. На лезвиях обоих ножей виднелись бурые пятна запёкшийся крови.
Кастелян меж тем отдал распоряжение Янушу. У того вытянулось лицо, и Славута был вынужден, повысив голос, повторить приказ. После этого он подошёл к пани Эльжбете, шепнул ей несколько слов, после чего вернулся к княгине.
– Если не ошибаюсь, этот кинжал этот принадлежит пану Цехановецкому, – вставил кастелян, указывая на нож с кожаной рукояткой. – Второй взят из оружейной.
– В пана Цехановецкого стреляли. Откуда же тогда кровь на кинжале?
– Сейчас мы всё узнаем, – Славута направился к пане Эльжбете. Спустя минуту кастелян вернулся мрачнее тучи. – На Агнешке ни единой царапины. Надо срочно проверить, не пострадал ли кто-нибудь ещё.
Однако Катажина, судя по всему, не слушала его. Погружённая в свои мысли, она перебирала пальцами невидимую нить.
– Гетман, – не произнесла, а скорее выдавила из себя она.
– Что? – не понял Славута.
– Казимир Ян Павел Сапега. Если Барбара убита, он этого так не оставит. Не сегодня-завтра слух дойдёт до ушей Сапеги, – Катажина сжала губы. – Пан Славута, надо немедленно осмотреть тело, найденное у фольварка. И надо ещё раз допросить Агнешку.
Славута наклонил голову.
– Мне нужен Гольц.
– Если княгиня позволит, я допрошу горничную, – вставил войт.
– Действуйте. После обедни прошу всех с докладом.
Глава XIV. Уста, сомкнутые навек
В комнате, освещённой четырьмя десятками свечей, стоял удушливый запах разлагающейся плоти, к которому примешивался едкий аромат снадобий. Вдоль стен были установлены полки, на которых стояли сосуды различных форм и размеров, а также чучела и скелеты змей, ящериц, птиц и рыб.
Кастелян расположился углу, стараясь не глядеть на обезображенный почерневший труп, распростёртый на голом деревянном столе.
За спиной тихо скрипнула дверь.
– Пан кастелян позволит? – Абрам Гольц по обыкновению отвесил поклон.
Лекарь обошёл стол, профессионально-равнодушным взглядом оглядев тело. Простояв с минуту, Гольц открыл деревянный сундучок, вынул из него причудливые железные инструменты и склонился над трупом.
Славута отвернулся. Не единожды смерть смотрела ему в лицо из жерл шведских пушек. Пулей, выпущенной из турецкого ружья, смерть проносилась в аршине от его головы. Холодным клинком казацкой сабли смерть скользила по его кирасе. Он видел смерть со стороны не раз, и во многих обличьях – однако вид мёртвого изуродованного тела девушки заставил сжаться его закалённое и зачерствевшее сердце.
– Пан кастелян готов слушать?
– Говори.
– Судя по состоянию зубов, очень молодая женщина. Волосы тёмные, почти чёрные. Рост два аршина четыре вершка.
– Время и причина смерти?
– Несколько дней назад. Точно сказать не могу, всё тело обезображено. Судя по пятнам, может быть, и два дня, и три, и четыре.
– Сходится, – выдавил Славута.
– Могу сказать достоверно – на теле действительно следы волчьих зубов. Их клыки ни с чем не спутаешь.
– Сейчас весна, – задумчиво произнёс Славута. – Волк может не погнушаться и падалью.
– Других следов я не нахожу. Хотя, возможно, волки лишь объели мёртвую.
– Хорошо. Тогда ответь – это она?
Гольц поднял голову.
– Я несколько раз видел ясновельможную пани Барбару, но издали, и не возьмусь утверждать, она это или не она. Возможно, она.
Славута шумно вздохнул.
– Ступай. И забудь всё, что видел.
Гольц собрал инструменты обратно в сундучок и направился к выходу, открыл дверь, затем выглянул в коридор, плотно закрыл дверь и повернулся к Славуте.
– Полагаю, пан кастелян должен знать. Из милость княгиня… она плоха…
Славута сделал шаг назад.
– Что с ней?
– Полагаю, больные почки.
Кастелян вспомнил, как в последнее время изменился цвет лица княгини, как она стала тяжело ходить, а время от времени держится за правый бок.
– Почки?
– Всё указывает на это. Их милость старается от всех скрывать свой недуг. Но я вижу, я знаю, что болезнь прогрессирует.
– Но ведь что-то можно сделать?
– Я даю ей отвар шиповника и овса, настой хвоща и берёзовых почек, льняное масло и сок редьки. Временами ей становится лучше, но я не всесилен.
Славута задумчиво покачал головой и отвернулся. Лекарь, отвесив поклон, неслышной тенью выскользнул за дверь.
Некоторое время кастелян в задумчивости простоял в углу, после чего приблизился к телу, чувствуя, как тошнота комом подступает к горлу. В чёрно-кровавом месиве с трудом угадывались черты человека, который совсем недавно радовался и горевал, надеялся и разочаровывался, любил и ненавидел – одним словом, жил грешной земной жизнью. Но сейчас бренная плоть неподвижно лежала, безразличная и глухая ко всему, что творилось вокруг неё.
Славута накрыл тело куском холстины и вышел из залы.
В коридоре, равнодушный ко всему, скучал жолнер. Славута жестом приказал подойти.
– Покойницу перенести в каплицу. И послать за ксёндзом Эвардом.
– Пан кастелян, доставили Стеценко.
Славута поморщился.
– Веди… Но не сюда, вниз.
Кастелян подошёл к лестнице, но замешкался, словно ожидая чего-то. Вскоре его терпение было вознаграждено: из своего убежища он увидел, как в сопровождении жолнера к веже нетвёрдой походкой шёл сгорбившийся человек в грязном засаленном жупане. Славута в сердцах сплюнул и стал спускаться вниз.
Тем не менее, прибывший был встречен как хороший знакомый.
– Ну, здорово, Рыгор, – кастелян изобразил на лице улыбку. – Давно не виделись.
– Здорово, коль не шутишь, – хмуро буркнул вошедший, дыхнув на собеседника винным перегаром.
Славута отступил на шаг.
– Что, не люб? – стариковские морщинистые губы визитёра скривились в наглой издевательской улыбке.
– Да, не люб, – бросил Славута, в упор глядя на испитое одутловатое лицо, плешивую голову, затуманенные, бессмысленные глаза, иссохшие трясущиеся руки.
Два десятка лет Рыгор Стеценко был добрым воякой. В славный 1683 год, когда посполитое рушенье ещё находилось в недельном переходе от Вены, он, ротмистр коронного войска, в одиночку подошёл к самому османскому лагерю, и выведав всё, вернулся обратно в лагерь Собесского. А в разгар одного из боёв Рыгор, убив гиганта-янычара, вырвал бунчук из мёртвых рук и на виду у всей хоругви переломил древко о колено…
Кастелян мотнул головой, чтобы отогнать воспоминания.
– Говори, откуда взял коня.
– Какого коня?
