Торговая игра. Исповедь - Гэри Стивенсон
Это теория. А что в реальности?
На самом деле... у них есть брокерские ланчи.
Вернувшись в такси с Рупертом, мы в конце концов остановились у какого-то шикарного ресторана в центре Лондона. Я бы с удовольствием сказал вам название заведения, но я понятия не имею, что это было.
Могу лишь сказать, что это был японский ресторан, и что безупречная хозяйка в безупречном наряде безукоризненно встретила нас в маленькой, но безупречной приемной, которая была слишком темной для этого времени суток. Несколько ошарашенный всем этим совершенством, я был проведен вверх по лестнице, или, возможно, вниз, и попал в огромную столовую, которая была одновременно и залита светом из огромных окон, и внутренне темна из-за того, что вся мебель была черной.
Еще не наступил полдень, а столы - огромные, реактивно-черные, идеально круглые, похожие на инопланетян - были почти все абсолютно пусты. Хозяйка долго водила нас по большой и просторной столовой, а потом завела за угол, образованный стеной стеклянных бутылок. Это привело нас в укромный уголок, где самый большой и самый черный из всех столов стоял, залитый солнечным светом, рядом с окном от пола до потолка, которое бросало резкий угловатый свет на лица трех брокеров, сидевших, прижавшись друг к другу, на дальнем конце стола.
Наш выход на сцену мгновенно распутал толпу, а трое брокеров одновременно встали и бросились пожимать нам обоим руки.
Я оглядел всех троих. Один был молодой: грубоватый, растерянного вида. Один средних лет, соблазнительный и змеиный. И один постарше, чьи волосы были густыми и чисто белыми, ему, должно быть, было не меньше шестидесяти лет, и выглядел он так, словно его голова не переставала расти ни на один день в жизни.
Этот, с большой головой, представился мне невероятно глубоким голосом:
"Привет, меня зовут Бигхед".
Буква "h", конечно, не произносится.
За этим последовал танец, в котором мы впятером пытались разместиться вокруг огромного круглого стола так, чтобы не выглядеть неловко. Это было трудно, и я оказался отделенным от Руперта некоторым расстоянием, на другом конце стола, рядом с Бигхедом, что мне понравилось, потому что его глубокий акцент кокни, густая копна невероятно белых волос и чистый размер головы напомнили мне о моем покойном дедушке и успокоили меня, а еще это означало, что я не рядом с Рупертом. Все разговоры текли, как река, в одном направлении - от брокеров к Руперту, и мне это тоже нравилось, поскольку это означало, что мне не нужно было ничего говорить, и у меня было много времени для наблюдения.
Хотя Большеголовый был старшим, он не вел разговор. Это делал торговец средних лет, которого звали Тимоти Твинхэм и чьи волосы тоже были густыми, но неправдоподобно черными. Беседа шла совершенно гладко. Она была как мед. И никогда не было ни перерыва, ни паузы. Иногда специально оставлялись паузы, для драматического эффекта, и Бигхед заполнял их своим контрабасовым голосом. Молодой брокер, сидевший между Тимоти и Рупертом, ничего не сказал. Он просто вертел лицом туда-сюда между ними, как будто это был теннисный матч, бесконечно кивая, с энтузиазмом и время от времени откидывая лицо назад для гогочущего смеха.
Когда молодой брокер сделал это, я тоже рассмеялся, но более мягко. Руперт никогда не смеялся.
Подали белое вино и очень большую тарелку сашими. В то время я не знал, что такое сашими. По сути, это суши без риса. Руперт объяснил мне (с некоторым трудом, так как между нами действительно было довольно большое расстояние), что сашими лучше для здоровья, чем суши, и что их употребление позволяет не набирать вес. Я посмотрел на размер тарелки и на Руперта. Я глубокомысленно кивнул. Дойдя до середины стола, я подцепил безупречной палочкой маленький, розовато-белый кусочек рыбы и попытался переложить его на свою тарелку.
Белое вино пили быстро, и я тоже пил его, хотя на самом деле не люблю вино, потому что не хотел совершить опрометчивый поступок. На заднем плане играла анонимная глубокая басовитая музыка, которая, как я потом убедился, почти повсеместно встречается в дорогих лондонских ресторанах, и через некоторое время музыка, вино и разговор стали сливаться в одно целое, и я начал понимать, что почти не слышу слов, которые кто-то говорит. Но это было неважно, потому что мне не нужно было ничего говорить. Все, что мне нужно было делать, - это серьезно наклониться вперед, к столу, и пристально смотреть на того, кто говорил, а иногда смотреть вдаль и кивать. Я попытался использовать технику палочек, которой меня научил Руперт, и уронил три куска рыбы на стол и один кусок на пол.
Прошло довольно много времени, прежде чем принесли второе блюдо, которого я ждал с нетерпением, потому что к тому времени я уже начал изрядно пьянеть, а с первым блюдом у меня возникли некоторые технические проблемы, которые заключались в том, что оно было скользким и находилось довольно далеко.
К сожалению, со вторым блюдом все оказалось не так просто: на столе оказалась огромная тарелка, на которой лежали только сырая курица и сырая говядина. Вы, наверное, знаете, что сырая курица несъедобна или, по крайней мере, небезопасна для здоровья, и я это тоже подозревал. Но всего за час или около того до этого я придерживался столь же твердого убеждения относительно сырой рыбы, и оно явно оказалось ошибочным. Я подождал несколько минут, чтобы посмотреть, что делают другие, но они были глубоко погружены в разговор о старшем евродилере Morgan Stanley, и в конце концов мне пришлось уступить. Я протянул руку, подцепил кусок сырой курицы между двумя палочками и впервые смог донести его, не запятнав, до своей тарелки. Я съел его. Это было довольно отвратительно.
Омерзения было достаточно, чтобы поставить под сомнение эту японскую традицию, и я наклонился к Большеголовому, с которым у меня стремительно развивалась негласная дедовская связь, и легонько подтолкнул его под столом.
Он повернулся и заговорщически наклонился ко мне.
"Эта курица, - сказал я ему под дых, - не кажется ли тебе, что она... немного... отвратительна?"
Большеголовый, который сам выпил немало вина, недоуменно посмотрел на меня. Затем он посмотрел на большое блюдо с говядиной и курицей, потом повернулся и снова посмотрел на меня.
"Ты съела немного того цыпленка?" Он выглядел весьма озадаченным.
"Да, конечно, я его съел, это же гребаная курица. Что еще, блядь, я должен был с ней сделать?"
И мой новый
