Огненный перст - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович
Что-то кольнуло у Дамианоса в сердце, когда он провожал Гелию взглядом. И пронеслась странная мысль: «Опять один».
Ну и что? Он всегда один. Разве бывает иначе?
Тряхнув головой, поздравил себя. Пока всё шло идеально: разрешение на жительство получено, прямая связь с вождем обеспечена, помощница внедрена.
И день еще не закончился.
До вечера Дамианос успел еще многое. Он любил первый стадиум работы, когда подготавливаешь площадку для последующих действий.
Прямо на пристани нанял собственного толмача – дунайского болгарина, который два года назад плыл на ромейском корабле от юга к северу, был высажен в Кыеве по болезни и прижился здесь. Болгарин был расторопен, жуликоват и болтлив – последнее Дамианосу особенно понравилось. Ему ведь требовался не переводчик, а посредник и поставщик сведений.
Дамианос узнал, какие в городе правила и обыкновения, да как устроено княжеское подворье. Выспросил, велика ли у Кыя дружина (полтораста конных и четыреста пеших); много ли жен и наложниц (с дюжину); сколько племен платит полянскому владыке дань (болгарин точно не знал, но сказал, что много). Объяснилось и про всезнающего Хрива. Он был старый конюх, то есть старшинствовал над конюшнями – одна из высших должностей во всяком княжестве. Пять лет провел в Херсонесе Таврическом, в плену у греков – отсюда знание языка и византийской жизни. Кый хромца ценит, во всем с ним советуется.
Значит, нужно будет подвергнуть дамианизации и Хрива.
Имя Дамианос означало «укрощающий» или «дрессирующий». Недаром говорится: какое у тебя имя, такая и судьба.
По роду службы аминтесу приходилось заниматься именно этим: дрессировать людей и подчинять их своей воле, да так чтоб сами этого не сознавали. Теорию он изучал в Гимназионе и Академии, практику осваивал сам.
Наука как наука. Со своими законами, подразделами, границами возможного. Не такая уж сложная, когда привыкнешь. Случаются, конечно, исключения из правил, бывают и осечки, но редко.
Носильщики, нанятые болгарином, сложили вещи и мешки с пшеницей на пустыре меж двух дворов – здесь «константинопольскому купцу» выделили место для поселения. Завтра плотники срубят навес и поставят забор, пока же имущество сторожил Магог. С ним было спокойно: не отойдет, не уснет.
Болгарин уговаривал сразу построить и дом, обещал срядиться занедорого, но Дамианос велел обождать. Если дамианизация пойдет успешно, свое жилье не понадобится. Склад – иное дело. Пшеницу можно понемногу продавать, чтобы всегда иметь свободные средства. А потом из Константинополя доставят еще товара, какого закажешь.
Ночевал Дамианос на мешках, в обнимку с Герой. Спал крепко и сладко. Во сне виделся с Белой Девой. Геката всегда посещала его в первый день на новом месте.
А наутро свежий, готовый к преодолению любых препятствий, отправился на княжий двор, ведя леопардиху на поводке. Сегодня должно стать ясно, легкой или трудной окажется дамианизация.
Княжий двор находился в самой середине огороженного частоколом холма и тоже представлял собой маленькую крепость. Несколько поставленных вплотную больших срубов были повернуты глухими бревенчатыми стенами вовне – только верхний ярус щурился подслеповатыми бойницеобразными окнами. В окаем был еще и прорыт ров. Узкий мост упирался в массивные ворота, правда, раскрытые нараспашку, но с нависающей сверху железной решеткой, которую, очевидно, можно было захлопнуть одним поворотом рычага.
Осторожен Кый. Даже если врагам удастся, незаметно подкравшись со стороны леса, ворваться в город, князь сумеет отсидеться в своем детинце.
Проходя мостом, Дамианос заметил, что из прорези над воротами зорко смотрит часовой. Тоже необычно – Воислав и другие славянские вожди, с которыми аминтесу доводилось иметь дело, выставляли дозорных только во время войны.
Двор был просторный, шириной шагов в сто. Сюда выходили окна и двери многочисленных построек, как жилых, так и хозяйственных: трехэтажный княжеский терем с высокой красной крышей и шатровым крыльцом, другой дом, поменьше (судя по прикрытым ставням – женский), две казармы-гридницы, длинная конюшня, псарня, амбары, закрома, птичник. Богато жил полянский князь. Прав пирофилакс: правитель, который построил себе такую резиденцию, глядит далеко, а метит высоко.
Людей на подворье почти не было. К Дамианосу, опасливо косясь на огромную кошку, подошел стражник. Кто таков и зачем пожаловал, не спросил – значит, был предупрежден. Сказал громко, как глухому:
– Князь с дружиной заутреннее кушают. Жди, грека. Понял?
И показал на середину двора, где торчал столб с изображением Перуна – поляне чтили этого бога выше других.
Что не позвали завтракать, Дамианоса не удивило. Право сидеть за княжьим столом еще надо было заслужить.
Ничего, дело привычное. На первом стадиуме нужно заставить себя уважать – создать репутацию. Для того существует немало проверенных способов.
– Поработаем, Гера?
Он отцепил цепь от ошейника, и барсиха потерлась ему о бедро, радостно ударила по земле хвостом. Бедняжка не знала, что они сегодня расстанутся.
Для начала Дамианос заставил ее просто побегать из конца в конец двора, чтоб разогрелась. Потом приступил к демонстрации. Подбрасывал тряпичный мяч, любимую Герину игрушку, и кошка в высоком прыжке цапала его зубами, приносила хозяину. По команде «вверх!» взбежала по отвесной стене конюшни, оттолкнулась задними лапами, перевернулась в воздухе и мягко приземлилась. На удачу глупый голубь вздумал напиться из лужи. «Добыча!» – показал Дамианос. Желтая стрела пронеслась по двору. Полетели перья.
На длинной лестнице, с двух сторон спускавшейся с крыльца, постепенно скапливались люди. Это выходили с завтрака дружинники и ближние княжьи люди. Во двор не спускались. Смотрели. Когда Гера выкидывала очередной фокус, восхищенно покрикивали. Дамианос не обращал на публику внимания. Даже когда краем глаза увидел на крыльце алое пятно – это вышел князь – сделал вид, будто не замечает.
Из второго жилья, с прикрытыми ставнями, доносились ахи и взвизги. Он правильно определил: там обитают жены и наложницы. С ними ли Гелия? Всё ли у нее в порядке? Смотрит она сейчас на представление или нет?
Спросить не у кого, да и нельзя. Право задавать вопросы еще нужно завоевать. То, что туземцы глазеют на невиданное зрелище и восторженно гудят, это не уважение, а просто любопытство.
– Эй, Демьян! – позвал по-гречески с крыльца надтреснутый старческий голос. – Поди, князь зовет.
Это был старый конюх Хрив, стоявший рядом с Кыем.
Сделав вид, будто только сейчас приметил князя, Дамианос сдернул шапку и поклонился.
– Князь хочет посмотреть, каков пардус в охоте. Сейчас поедем. Тебе дадут коня.
Аминтес снова поклонился.
…Ехать было недалеко. Только спуститься с холма, пересечь неширокое поле, а там уже начинался лес – и, как было хорошо известно Дамианосу, тянулся на сотни миль, прорежаемый разве что реками.
Конные загонщики углубились в чащу. Князь со свитой, а с ними и Дамианос остались на опушке, среди деревьев.
– Сейчас выгонят оленя, – пояснил Хрив то, что и так было понятно.
Дамианос сидел на корточках рядом с леопардихой. Шептал ей в ухо, почесывал. Кошка жмурилась.
Зрители зашевелились, стали показывать руками. От дальнего края леса на поле вылетели две стремительные тени – олень с оленихой. Следом, трубя и крича, скакали загонщики. Немного же времени им понадобилось, чтобы отыскать добычу. Должно быть, здешние леса кишат дичью.
Быстроногие животные неслись по открытому пространству, всё больше отрываясь от преследователей. Когда олень возьмет разгон, его не догонят даже гончие псы, достать можно только стрелой.
Уши у Геры встали торчком. Заметила. Тело, только что мягкое, напряглось и стало крепче стали.
Олени промчались в полусотне шагов от ждущих всадников.
– Скажи, пусть уберут луки, – сказал Дамианос хромому. – При охоте с пардусом они не нужны. Гера, ррррых! Добыча!
