Страшные русские сказки - Русские сказки
– Ох, братцы, какая во мне сила? Вот есть на белом свете Ивашко-Медведко, так у того и впрямь сила великая!
– Да ведь это я!
– Куда ж ты идёшь?
– А куда глаза глядят.
– Возьми и меня с собой.
– Ну, пойдём; я товарищам рад.
Пошли трое и увидели чудо – богатырь дубьё верстает: который дуб высок, тот в землю пихает, а который низок, из земли тянет. Удивился Ивашко:
– Что за сила, за могута великая!
– Ох, братцы, какая во мне сила? Вот есть на белом свете Ивашко-Медведко, так тот и впрямь силён!
– Да ведь это я!
– «Куда же тебя бог несёт?
– Сам не знаю, Дубынюшка! Иду куда глаза глядят.
– Возьми и меня с собой.
– Пойдём; я товарищам рад.
Стало их четверо.
Пошли они путём-дорогою, долго ли, коротко ли – зашли в тёмный, дремучий лес; в том лесу стоит малая избушка на курячьей ножке и всё повертывается. Говорит Ивашко:
– Избушка, избушка! Стань к лесу задом, а к нам передом.
Избушка поворотилась к ним передом, двери сами растворилися, окна открылися; богатыри в избушку – нет никого, а на дворе и гусей, и уток, и индеек – всего вдоволь!
– Ну, братцы, – говорит Ивашко-Медведко – всем нам сидеть дома не годится; давайте кинем жеребей: кому дома оставаться, а кому на охоту идти.
Кинули жеребей: пал он на Усыню-богатыря.
Названые братья его на охоту ушли, а он настряпал-наварил, чего только душа захотела, вымыл голову, сел под окошечко и начал гребешком кудри расчесывать. Вдруг закутилося-замутилося, в глаза зелень выступила – становится земля пупом, из-под земли камень выходит, из-под камня баба-яга костяная нога, ж… жиленая, на железной ступе едет, железным толкачом[28] погоняет, сзади собачка побрехивает.
– Тут мне попить-поесть у Усыни-богатыря!
– Милости прошу, баба-яга костяная нога!
Посадил её за стол, подал часточку[29], она съела. Подал другую, она собачке отдала:
– Так-то ты меня потчуешь!
Схватила толкач, начала бить Усынюшку; била-била, под лавку забила, со спины ремень вырезала, поела всё дочиста и уехала. Усыня очнулся, повязал голову платочком, сидит да охает. Приходит Ивашко-Медведко с братьями:
– Ну-ка, Усынюшка, дай нам пообедать, что ты настряпал.
– Ах, братцы, ничего не варил, не жарил: так угорел, что насилу избу прокурил.
На другой день остался дома Горыня-богатырь; наварил-настряпал вымыл голову, сел под окошечком и начал гребнем кудри расчесывать. Вдруг закутилося-замутилося, в глаза зелень выступила – становится земля пупом, из-под земли камень, из-под камня баба-яга костяная нога, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет, сзади собачка побрехивает.
– Тут мне попить-погулять у Горынюшки!
– Милости прошу, баба-яга костяная нога!
Она села, Горыня подал ей часточку – баба-яга съела; подал другую – собачке отдала:
– Так-то ты меня потчуешь!
Схватила железный толкач, била его, била, под лавку забила, со спины ремень вырезала, поела всё до последней крошки и уехала. Горыня опомнился, повязал голову и, ходя, охает. Воротился Ивашко-Медведко с братьями:
– Ну-ка, Горынюшка, что ты нам на обед сготовил?
– Ах, братцы, ничего не варил: печь угарная, дрова сырые, насилу прокурил.
На третий день остался дома Дубыня-богатырь; настряпал-наварил, вымыл голову, сел под окошечком и начал кудри расчесывать. Вдруг закутилося-замутилося, в глаза зелень выступила – становится земля пупом, из-под земли камень, из-под камня баба-яга костяная нога, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет, сзади собачка побрехивает.
– Тут мне попить-погулять у Дубынюшки!
– Милости прошу, баба-яга костяная нога!
Баба-яга села, часточку ей подал – она съела; другую подал – собачке бросила:
– Так-то ты меня потчуешь!
Ухватила толкач, била его, била, под лавку забила, со спины ремень вырезала, поела всё и уехала. Дубыня очнулся, повязал голову и, ходя, охает. Воротился Ивашко:
– Ну-ка, Дубынюшка, давай нам обедать.
– Ничего не варил, братцы, так угорел, что насилу избу прокурил.
На четвёртый день дошла очередь до Ивашки; остался он дома, наварил-настряпал, вымыл голову, сел под окошечком и начал гребнем кудри расчесывать. Вдруг закутилося-замутилося – становится земля пупом, из-под земли камень, из-под камня баба-яга костяная нога, на железной ступе едет, железным толкачом погоняет; сзади собачка побрехивает.
– Тут мне попить-погулять у Ивашки-Медведка!
– Милости прошу, баба-яга костяная нога!
Посадил её, часточку подал – она съела; другую подал – она сучке бросила:
– Так-то ты меня потчуешь!
Схватила толкач и стала его осаживать; Ивашко осердился, вырвал у бабы-яги толкач и давай её бить изо всей мочи, бил-бил, до полусмерти избил, вырезал со спины три ремня, взял засадил в чулан и запер.
Приходят товарищи:
– Давай, Ивашко, обедать!
– Извольте, други, садитесь.
Они сели, а Ивашко стал подавать: всего много настряпано. Богатыри едят, дивуются да промеж себя разговаривают:
– Знать, у него не была баба-яга!
После обеда Ивашко-Медведко истопил баню, и пошли они париться. Вот Усыня с Дубынею да с Горынею моются и всё норовят стать к Ивашке передом. Говорит им Ивашко:
– Что вы, братцы, от меня свои спины прячете?
Нечего делать богатырям, признались, как приходила к ним баба-яга да у всех по ремню вырезала.
– Так вот от чего угорели вы! – сказал Ивашко, сбегал в чулан, отнял у бабы-яги те ремни, приложил к ихним спинам, и тотчас всё зажило.
После того взял Ивашко-Медведко бабу-ягу, привязал верёвкой за ногу и повесил на воротах:
– Ну, братцы, заряжайте ружья да давайте в цель стрелять: кто перешибёт верёвку пулею – молодец будет!
Первый выстрелил Усыня – промахнулся, второй выстрелил Горыня – мимо дал, третий Дубыня – чуть-чуть зацепил, а Ивашко выстрелил – перешиб верёвку; баба-яга упала наземь, вскочила и побежала к камню, приподняла камень и ушла под землю.
Богатыри бросились вдогонку; тот попробует, другой попробует – не могут поднять камня, а Ивашко подбежал, как ударит ногою – камень отвалился, и открылась норка.
– Кто, братцы, туда полезет?
Никто не хочет.
– Ну, – говорит Ивашко-Медведко, – видно, мне лезть приходится!
Принёс столб, уставил на краю пропасти, на столбе повесил колокол и прицепил к нему один конец верёвки, а за другой конец сам взялся.
– Теперь опускайте меня, а как ударю в колокол – назад тащите.
Богатыри стали спускать его в нору; Ивашко видит, что веревка вся, а до дна ещё не хватает; вынул из кармана три больших ремня, что вырезал у бабы-яги, привязал их к верёвке и опустился на тот свет.
Увидал дорожку торную и пошёл по ней, шёл-шёл – стоит дворец, во дворце сидят три де́вицы, три красавицы, и говорят ему:
– Ах, добрый мо́лодец, зачем сюда зашёл? Ведь наша мать – баба-яга; она
