Бывшие. Без срока давности - Диана Ярина
Увидел в коридоре у дверей Настю, она надевала пуховик — чуть выше колена, тонкий, на синтетике сплошной. В то время как у моей любовницы не менее десятка шуб, на выбор, под любое мероприятие и настроение.
Какая-то во всем этом жуткая несправедливость, дикий сюр! И предложи я Насте сейчас шубу, заупрямится же…
— Привет. Уходишь? — поинтересовался я.
— Да, в больницу, — ответила, не глядя в мою сторону.
— Подожди, я тоже. Надо переодеться. Я мятый..
— И грязный, — добавила Настя.
Я тоже чувствовал себя сейчас грязным, и не потому, что не помылся после нашего жаркого секса.
Просто грязный…
***
Из подъезда вышли молча, Настя будто торопилась сбежать от меня как можно быстрее.
— Все, пока. В больнице увидимся.
— Постой. Настя… Насть… Какого черта? — догнал, схватил ее за варежку. — Почему убегаешь? Нам есть, о чем поговорить. Давай… Давай я переоденусь, и мы позавтракаем. Обсудим все.
— Нечего обсуждать.
— А как же…
— Вчерашнее? Да ничего. Спасибо за секс. Было супер, но повторять не стану! — выдохнула Настя и, остави у меня в руках свою варежку, заспешила к маршрутке, подъезжающей к остановке.
Я с досадой ругнулся, посмотрел вслед Насте.
Какого черта судьбе надо было все усложнять? Только пошло на лад…
Глава 19
Он
С Настей пересеклись этим же днем, позднее, в больнице.
Я увидел ее первым, она разговаривала по телефону, стоя у большого окна. Тонкие пальцы задумчиво постукивали по оконной раме.
Первое чувство, что я испытал, была слепая ревность. Мне хотелось знать, с кем она разговаривала!
Ревностно я желал получить ее внимание целиком, так же, как получил ее этой ночью. Под кожей от воспоминаний загорелись костры, жар охватил все тело.
Я снова желал эту девушку, пожалуй, даже сильнее, чем раньше. Теперь у нас была дочь, и это связывало…
Тенью проскользнула мысль о втором ребенке, о Хелен, и, черт…
Это тоже свяжет меня с ней?
Почему-то даже на уровне предположений я испытал чувство отторжения.
Пытался представить роскошную, холодную Хелен склонившейся над детской кроваткой, напевающей что-то с душой но не вышло!
Должно быть, я прожженный скептик, но я не верил в случайно удавшиеся обстоятельства. Слишком удачные…
Стоил мне уехать, без предупреждений, и сорвалось несколько встреч, как Хелен сразу же начала напоминать о себе. Сначала перепиской, потом звонками, откровенными фото, упоминанием вскользь, что ей другие состоятельные мужчины заинтересовались.
В итоге она вообще огорошила меня новостью о беременности и как тонко подвела к выбору, мол, если ты не участвуешь в жизни нашего ребенка, о встречах и сексе можно забыть.
Теперь роскошная любовница Хелен шла в комплекте с малышом. Так, что ли?
А я-то хорош… Нет, презервативы не рвались в ошметки. На моей памяти такого ни разу не было. Если и было что-то подобное, я не заметил. Теперь вот…
Нет, не мог я думать о ребенке от Хелен без толики раздражения.
Он еще на свет не появился, и срок, разумеется, самый крошечный, но я уже ощущал этого ребенка, как ярмо на своей шее. Не любил априори…
Должно быть, я просто дрянь-человек.
Но я собираюсь проверить, действительно ли я отец, как утверждала Хелен.
***
Она
— Настя, я все понимаю. Дела, больницы. Но работать кто будет? — в очередной раз повторил хозяин магазина. — Я за тебя за кассой стою, помидоры сортирую, картошку, прокладки! Так не пойдет, слышишь? Чтобы завтра же утром за кассой стояла, или вообще на работу можешь не выходить. И я тебе закрою этот месяц, как без содержания.
— Что?!
Я понимала возмущение хозяина магазина.
Персонала в магазине было немного. Если болел кто-то один, дружно отдувались все остальные. Я почти постоянно находилась рядом с дочерью, и Руслан Гамзатович вынужден был сам заниматься магазином. Он принимал товар, оформлял заявки, проверял накладные, разбирался с пересортицей и испорченными продуктами.
Плюс осень, сезон простуд и гриппа, кассирша заболела, и кому, как не ему, пришлось еще и на кассе отдуваться за работников?
Руслан Гамзатович устал, выбился из сил, был недоволен, что приходилось заниматься не самой чистой и приятной работой.
— В общем, кончай дурочку валять, Настя. Завтра на работу. Точка! Не выйдешь, до свидания!
Мне не хотелось лишаться стабильного заработка из-за прихоти хозяина. Ультимативный тон его разговора меня рассердил.
— Разве я нарочно подстроила ситуацию? Или симулировала, желая остаться на больничном подальше? Вы же прекрасно знаете, какая у меня ситуация.
— Кое-что слышал, но не вникал. Слушай, у каждого свои проблемы, не перекладывай с больной головы на здоровую.
— Ах, вы кое-что слышали… Я-то думала, вы очень глубоко вникли в ситуацию. Или, что, вы с Дашей не разговариваете ни о чем, а сразу приступаете к делу? — в сердцах выпалила я.
Он замолчал удивленно, потом задышал сердито.
— Ты на что намекаешь, женщина? За языком следить не пробовала?
— А вы? Следить за возрастом девчонок, которых трахаете! Даша возраста ваших детей, а вы…
— Уволена! Можешь даже не выходить. Вообще. Еще я все недостачи сейчас подобью. Еще и должной мне останешься, ты… — произнес угрожающим голосом и сбросил звонок.
— Да пошел ты, урод! — сказала я в сердцах, слушая гудки.
Однако ситуация была не из приятных. Осталась без работы, потому что не могла не полыхнуть недовольством…
Яночка выкарабкается, а потом — что — куда мне идти? Другую работу искать придется, мыкаться. У нас в городе не так много заведений, все стараются за свои места держаться, а приживаться в новом коллективе, на другой работе, всегда непросто.
Надо будет еще Даше сказать…
— Непростой разговор? — раздался рядом голос Богдана. — Заметил, как ты расстроилась.
Я мельком взглянула на него, пытаясь запереть сердце на замок, чтобы не реагировать на этого мужчину.
— Да, не самый приятный. Иногда такие случаются у всех…
Вышло как будто с намеком на его утренний разговор. Я не планировала этого, само собой вырвалось.
Богдан закивал, нахмурившись.
— Ты слышала, да? Мой утренний разговор с…
— Я не подслушивала, Богдан, но ты говорил достаточно громко, а мы живем в обычной хрущевке, так что…
— Я не имел в виду, что ты подслушивала, Настя. Хватит думать обо мне только самое плохое!
Почему-то он выглядел так, словно рассердился.
Кто его знал, мог и рассердиться на
