“Nomen mysticum” («Имя тайное») - Владимир Константинович Внук
Три месяца Славута с маленьким племянником скрывался в родовом имении. Там он узнал о драме, разыгравшихся накануне в столице Великого княжества Литовского.
Вечером в Вильно вошли две сотни конфедератов под командованием Котовского. Утром три десятка солдат окружили дом Гонсевского, а ещё два десятка ворвалась в костёл виленского кляштара кармелитов, где находился Жеромский. Несмотря на протесты ксёндза, гусары схватили маршалка прямо в костёле, после чего вывезли из Вильны в местечко Дубинки, где Жеромскому был зачитан смертный приговор – и литовский маршалок пал под сабельными ударами. Гонсевский также был вывезен якобы на трибунал в Гродно, однако возле Острино собрались главари конфедератов: Котовский, Хлевицкий и Новошинский. Гетману зачитали его прегрешения: Гонсевский был обвинён в предательстве конфедератов, а также в том, что получил от царя Алексея плату за сдачу Смоленской и Северской земель. Гетману было дано время на краткую исповедь, после чего Новошинский выстрелил несчастному в голову, другие жолнеры разрядили ружья уже в мёртвое тело.
В общей суматохе обоим московитам – дьяку Мещеринову и монаху Соломону – удалось улизнуть из Вильны.
Расправа над польным гетманом заставила содрогнуться всю Литву. Избранный на место Гонсевского Михаил Казимир Пац применил испробованный способ: он пообещал амнистию тем конфедератам, кто добровольно сложит оружие, после чего мятеж пошёл на убыль. Котовский, Хлевицкий и Новошинский, видя, что дело проиграно, попытались бежать в Пруссию, но в дороге были схвачены и брошены в подземелье Мальборкского замка.
Спустя два года Славута приехал в Варшаву, чтобы собственными глазами увидеть казнь главарей конфедератов. Первым на эшафот притащили Котовского. Палач привязал бывшего предводителя конфедератов к деревянной крестовине, после чего развёл под ней огонь – Котовский вначале пронзительно кричал, затем стал стонать. По знаку судьи кат потушил огонь, взял топор и отрубил осуждённому вначале правую руку, затем левую ногу, и, наконец, с одного удара отсёк голову…
Вся Литва знала, кто стоял за спинами непосредственных убийц польного гетмана – Павел Ян Сапега, великий гетман литовский, самый влиятельный магнат Великого Княжества, отец нынешнего гетмана. Но никто не рисковал произнести это имя вслух, опасаясь за собственную жизнь: попирались все права, писаные и неписаные, уважалось и соблюдалось лишь право сильнейшего. И колесо истории перемалывало судьбы людские десятками, сотнями тысяч, подобно гигантскому каменному жёрнову, перемалывающему золотые зерна пшеницы в белую, словно саван, муку…
От воспоминаний защемило сердце. Кастелян подошёл к окну, толкнул раму. За окном шёл проливной дождь. Славута вытянул обе руки, набрал в ладони дождевой влаги и освежил лицо.
Холодная вода привела в чувство. Кастелян надел саблю, проверил, как заряжены пистолеты, и вышел – эхо его шагов ещё долго отдавалось в пустынных коридорах замка.
Глава X. Реликварий Святого Христофора
Выйдя из библиотеки, кастелян продолжил обход – свернув налево, он прошёл на второй уровень, где находилась галерея. Сделав два десятка шагов, Славута оказался в северо-западной башне. Окинув беглым взглядом окна, он прошёл в северное крыло дворца, быстром шагом миновал покои и оказался в восточном крыле, ещё не тронутом ремонтом – здесь находились бочки с известью, лежали доски, медные кровельные листы, штабеля черепицы. Неторопливой походкой, дабы не споткнуться и ничего не задеть, он подошёл по направлению к оружейной. Возле самой оружейной кастелян ещё больше замедлил шаг, стараясь ступать как можно мягче.
– Кто идёт? – негромкий окрик нарушил тишину.
– Дозор, – ответил Славута стоявшему на часах жолнеру и, уже не таясь, прошёл на южную галерею, где достиг ниши, в которой он находился в ночь убийства Натальи.
С этого места просматривался весь двор. Два жолнера, стоявшие в карауле, о чём-то вяло беседовали. Рядом, безучастные ко всему, дремали собаки. Из ворот вышел Януш, окликнул одного из жолнеров и скрылся вместе с ним в караульном помещении.
Славута сделал ещё несколько шагов и подошёл к юго-западной веже. Над входом башню была вмонтирована мраморная плита с высеченным пятипольным гербом Речи Посполитой времён правления королей династии Ваза: Орёл – Погоня – Трекрунур – Лев – Сноп.
Казалось бы, не так много воды утекло с тех пор, когда безвестный резчик по камню создал этот барельеф. Ещё в начале века Речь Посполита находилась на вершине славы и могущества. Что же произошло за это время, какая тайная болезнь, словно ржа, подточила всё величественное здание Республики Обеих Народов? Этот вопрос Славута не раз задавал сам себе, и находил только один ответ – немыслимая, неограниченная, бессмысленная и всепоглощающая ненависть шляхты к народу. Как легко панство своими же руками уничтожало веру посполитого люда – самое ценное, чем только могут обладать правители! Давно ли было, когда казаки во главе с Северином Наливайко просили Сигизмунда III отдать им пустующие земли между Днестром и Бугом, на шляху татарском и турецком, дабы встать между Тегинем и Очаковым и защищать польские рубежи от набегов мусульман? Чем же ответил Сигизмунд казакам? Кнутами и виселицами, дыбами и кострами! Да что там казачество? – даже магнаты Королевства Польского и обыватели Великого Княжества Литовского во главе с Николаем Зебжидовским схватились за сабли и бросили королю открытый вызов. Восстание Наливайко и сандомирский рокош оставили две уродливые трещины в фундаменте Речи Посполитой, которые со временем становились всё больше и больше. Именно тогда звезда Республики Обоих Народов, перейдя апогей, начала клониться к закату…
Точно также наивно и бесхитростно верил посполитый люд в избранного в разгар Хмельнитчины Яна Казимира. И так же легко монарх и посполитое панство собственными руками удавили малейшую возможность на внутренний мир в Республике. Жестокое подавление восстаний как на Украине, так и в Литве, вызвало войну с Московией. Замахнувшись на наследные права и дедовский престол в Стокгольме, король накликал войну со Швецией. Внешние неурядицы породили недовольство магнатов и шляхты, вылившееся в рокош князя Ежи Любомирского. В итоге всё правление Яна Казимира явило собой череду бесконечных падений и поражений: от Польши окончательно откололась Пруссия, Литва лишилась Смоленщины, Корона утратила права на Левобережную Украину и Киев, а самому монарху пришлось отказаться от любых претензий на шведский престол. Наконец, после бесконечной череды поражений и утрат, бесславное царствование последнего Вазы завершилось детронизацией короля…
Но разве не по той же проторённой дороге посполитое панство идёт сейчас? Как велика была слава короля Яна III в самом начале его царствования, каким авторитетом и властью обладал победитель осман под Хотином, Львовом и Веной,
