Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант
Власть прессы стала заметным элементом британской сцены. Она больше не была средством распространения литературы, как в неторопливые дни Аддисона и Стила; она стала выходом для рекламодателей и органом политических групп. Поскольку рекламодатели платили в зависимости от тиража, редакторам и издателям приходилось считаться с общественным мнением, часто в ущерб партии власти; так, пресса высмеивала расточительных сыновей короля, несмотря на все усилия правительства оградить их. Постепенно, по мере продвижения девятнадцатого века, пресса становилась инструментом, а в конце концов и неотъемлемой составляющей растущей демократии.
II. КНИГИ
Книги множились по мере роста среднего класса и читающей публики. Издательское дело стало достаточно прибыльным, чтобы стать самостоятельным бизнесом, отдельным от книготорговли. Издатели конкурировали за авторов, платили им больше, чествовали их на литературных салонах. Так, Джозеф Джонсон одаривал и издавал Годвина, Пейна и Блейка; Арчибальд Констебл делил свои долги с Вальтером Скоттом; Томас Нортон Лонгман брал Вордсворта; Джозеф Коттл из Бристоля содержал Кольриджа и Соути; а Джон Мюррей из Лондона держал на поводке странствующего Байрона. Тем временем старая фирма Лонгманс потратила триста тысяч фунтов на издание нового издания (1819) Циклопедии Чемберса в тридцати девяти томах; а Британская энциклопедия за этот короткий период выпустила три новых издания - третье, в восемнадцати томах, в 1788-97 годах, четвертое в двадцати томах в 1810 году, пятое в двадцати пяти томах в 1815 году.
Вместо роялти издатели платили единовременные суммы за рукописи и что-то добавляли, если печатались и продавались последующие издания; тем не менее очень немногие авторы жили своим пером - Томас Мур безбедно, Саути и Хэзлитт неуверенно, Скотт - то богатея, то разоряясь. Издатели сменили патрициев в качестве покровителей литературы, но некоторые состоятельные люди все еще протягивали руку помощи; так, Веджвуды субсидировали Кольриджа, а Рейсли Калверт завещал девятьсот фунтов Вордсворту. Правительство время от времени посылало гонорары благонамеренным авторам и содержало поэта-лауреата за сто фунтов; за это он должен был сочинить в тот же день поэму в честь победы вооруженных сил или королевского рождения, брака или смерти.
Рост читающей публики сдерживался высокими ценами на книги, но этому способствовали книжные клубы и библиотеки. Лучшими из них были "Атенеум" и "Лицей" в Ливерпуле, одна из которых насчитывала восемь тысяч томов, а другая - одиннадцать тысяч. Подписчики платили ежегодный взнос, от одной до двух с половиной гиней, за право брать любую книгу, стоящую на полках. В каждом городе была своя библиотека. По мере распространения чтения от аристократии к простолюдинам терялся вкус и стандарты. Переход от классических традиций к романтическим настроениям подпитывался этой распространяющейся аудиторией, а также растущей эмансипацией юношеской любви от родительского контроля и имущественных уз; а одна любовная интрига могла сделать сотню сюжетов. Слезливые темы Ричардсона отвоевывали позиции у похотливых любовников Филдинга и мужественных авантюристов Смоллетта.
Среди романистов преобладали женщины, за исключением Мэтью "Монаха" Льюиса и его палаты ужасов "Амброзио, или Монах" (1795). Следующей после него в школе ужасов и тайн была миссис Энн Рэдклифф с ее чередой успехов: Сицилийский роман (1790), Лесной роман (1791) и Тайны Удольфо (1794). Обычно английская публика называла такие книги романами (от французского слова roman, означающего рассказ) и сохраняла термин novel для расширенных повествований о естественных происшествиях в обычной жизни, как у Филдинга и Джейн Остин; романы Скотта "Уэверли" соединяют эти определения. В романтической беллетристике естественно преуспели женщины-авторы. Фрэнсис (Фанни) Берни, которая в двадцать шесть лет произвела фурор своей "Эвелиной" (1778), в дальнейшем блистала "Сесилией" (1782), "Камиллой" (1796) и "Странником" (1814); а после ее смерти (1840) ее "Дневник" (1842) очаровал еще одно поколение.
Еще более известной была Мария Эджворт, чьи романы "Замок Ракрент" (1800) и "Посторонний" (1812?) в вымышленной, но реалистичной форме дали такие мощные описания эксплуатации ирландцев английскими помещиками, что сама Англия была вынуждена бороться с этим злом. Только одна женщина-писательница ее поколения превзошла ее, и эта женщина превзошла также и мужчин.
III. ДЖЕЙН ОСТИН: 1775-1817 ГГ.
Все ее приключения происходили по доверенности, через ее перо, и даже в этом она не нуждалась, поскольку находила достаточно увлекательного в обычной жизни таких же благовоспитанных, но образованных и чувствительных женщин, как она сама. Ее отец был настоятелем Стивентонского прихода в Гемпшире. Она родилась в пасторате и прожила там до двадцати шести лет. В 1809 году ее брат Эдвард предоставил матери и сестрам дом в Чаутоне. Там она прожила до последнего года жизни, разнообразя свой простой распорядок визитами к братьям и пребыванием в Лондоне. В мае 1817 года она отправилась в Винчестер на лечение и там, 18 июля, умерла, не выходя замуж, в возрасте сорока одного года.
Она наполняла свою жизнь напряжением и смыслом благодаря сестринской любви, согревающей ее письма, тонкому и слегка сардоническому юмору, который улавливал нелепости и скрытые тревоги жизни и изображал их без горечи, а также наслаждалась сельскими пейзажами и легким темпом провинциальных дней. Ей было достаточно Лондона, чтобы невзлюбить его; она не давала себе труда представить его как нечто среднее между мрачной нищетой и благовоспитанным упадком; это было место, куда приезжали скучающие деревенские девушки, чтобы соблазниться. Она считала, что лучшая английская жизнь - у низшей аристократии, живущей в сельской местности; в их домах семейная дисциплина и хранимые традиции порождали стабильность и спокойное довольство. В этих мирных уголках редко можно было услышать о Французской революции, а Наполеон был слишком далекой приманкой, чтобы отвлечься от более насущных дел - найти подходящего партнера для танцев или для жизни. Религия занимала