Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант
Провинции подражали Парижу в своей самодеятельности. Вдохновленные новостями из столицы, Лион, Дижон, Орлеан, Блуа, Тур, Труа, Мо, Бурж, Анжер, Руан, Тулуза устроили экстатическую резню (24-26 августа). Жак де Ту насчитал 800 жертв в Лионе, 1000 - в Орлеане. Король то поощрял, то препятствовал этим холокостам. Двадцать шестого числа он направил губернаторам провинций устные указания убивать всех ведущих гугенотов;76 Двадцать седьмого числа он направил им письменный приказ защищать мирных и законопослушных протестантов. В то же время он написал своему агенту в Брюсселе, чтобы пригласить герцога Алву к сотрудничеству:
В руках герцога много моих мятежных подданных, у него есть средства, чтобы взять Монс и наказать тех, кто в нем [осажден]. Если он ответит вам, что это молчаливо требует от него убить этих пленных и разрубить на куски тех, кто находится в Монсе, вы должны сказать, что именно так он и должен поступить.77
Алва отклонил приглашение. При взятии Монса он позволил французскому гарнизону уйти невредимым. В частном порядке он презирал резню святого Варфоломея как низменное средство ведения войны; публично он приказал отпраздновать эту резню как триумф единственно истинного христианства.78
Некоторые провинциальные губернаторы держали свое население под цивилизованным контролем. В Шампани, Пикардии и Бретани не было ни одного убийства, а в Оверни, Лангедоке, Бургундии и Дофине их было совсем немного. В Лионе многие католики осудили резню, а солдаты отказались принимать в ней участие; во Вьенне епископ взял протестантов под свою защиту, а католические семьи предоставили убежище подвергавшимся опасности гугенотам.79 Но в Труа и Орлеане епископы дали полную волю резне;80 В Бордо иезуит объявил, что архангел Михаил отдал приказ об убийствах, и осудил медлительность магистратов, отдававших приказы о казнях. Вероятно, провинции принесли 5 000 жертв, а Париж - около 2 000; но оценки общего числа жертв варьируются от 5 00081 до 30 000.82
Католики в целом одобрили резню как взрыв негодования и мести после многолетних преследований католиков гугенотами.83 Филипп II рассмеялся, услышав эту новость; теперь вмешательству Франции в дела Нидерландов ничто не угрожало. Папский нунций в Париже написал в Рим: "Я от всего сердца поздравляю Его Святейшество с тем, что Божественному Величеству в начале его понтификата было угодно столь благосклонно и благородно управлять делами этого королевства и так оберегать короля и королеву-мать, чтобы они уничтожили этот вредоносный корень с таким благоразумием и в такой подходящий момент, когда все их мятежники были заперты в клетке".84 Когда весть об этом достигла Рима, кардинал Лотарингский, вне себя от счастья, подарил ее обладателю тысячу крон. Вскоре весь Рим был освещен; с замка Сант-Анджело раздались залпы; радостно зазвонили колокола; Григорий XIII и его кардиналы присутствовали на торжественной мессе, воздавая благодарность Богу за "эту великую милость, оказанную христианскому народу", которая спасла Францию и Святой Престол от большой опасности. Папа приказал отчеканить специальную медаль в честь Ugonotorum strages - поражения или уничтожения гугенотов.85-и поручил Вазари написать в Зале Регии Ватикана картину с изображением этой резни и надписью Pontifex Colignii necem probat - "Папа одобряет убийство Колиньи".III86
Протестантская Европа назвала эту резню отвратительным варварством. Вильгельм Оранский заявил французскому посланнику, что Карл IX никогда не сможет смыть кровь со своих рук. В Англии Елизавету засыпали требованиями отомстить, а епископы советовали ей, что единственный способ утихомирить общественную ярость - немедленно предать смерти всех католиков, сидевших в тюрьме за отказ принести присягу; по крайней мере, шотландскую королеву следует казнить сразу же.88 Елизавета сохранила спокойствие. Она облачилась в глубокий траур, чтобы принять французского посла, и с видимым недоверием встретила его протесты о том, что резня была вызвана неизбежным заговором гугенотов. Но она продолжала играть с Испанией против Франции и отбиваться от претензий Аленсона на ее руку; в ноябре она согласилась стать крестной матерью дочери Карла IX.
Екатерина вышла из разрухи бодрой и отдохнувшей; король снова стал ее вассалом, а проблема гугенотов казалась решенной. Но она ошибалась. Хотя многие французские протестанты приняли обращение в христианство как альтернативу смерти, эти раскаяния оказались скоротечными; уже через два месяца после резни гугеноты начали Четвертую религиозную войну; Ла-Рошель и несколько других городов закрыли свои ворота перед роялистскими войсками и успешно выдержали осаду. 6 июля 1573 года Карл подписал мир в Ла-Рошели, гарантировавший гугенотам свободу вероисповедания. В политическом плане резня ничего не дала.
И теперь гугенотская интеллигенция, до этого исповедовавшая верность королю, в ужасе отвернулась от Карла IX и поставила под сомнение не только божественное право королей, но и сам институт монархии. Франсуа Хотман, гугенотский юрист, после резни бежал в Швейцарию; год спустя он опубликовал страстную атаку на Карла, De furoribus Gallicis: преступления этого короля освободили его народ от клятвы верности; он преступник и должен быть низложен. Еще до конца года Хотман отправил из Женевы свою "Франко-Галлию", первую современную попытку конституционной истории. Галло-французская монархия, утверждал он, была выборной; король до Людовика XI подчинялся национальному собранию того или иного типа; ныне презренные парлементы и давно забытые Генеральные штаты были ослабленными остатками той выборной власти; и эта власть была делегирована этим органам народом. "Только народу принадлежит право избирать и низлагать королей".89 Он требовал периодического собрания Генеральных штатов; только этот орган должен был иметь право издавать законы и заключать войну или мир, назначать на главные должности, регулировать престолонаследие и низлагать плохих королей. Здесь уже гремел гром 1789 года.
Сама жизнь вскоре свергла Карла IX. Добро и зло в нем боролись до такой степени, что врожденная конституция сломалась от напряжения. Иногда он злорадствовал по поводу жестокости и крайности своего преступления, иногда обвинял себя в том, что дал согласие на резню, и крики зарезанных гугенотов звенели в его ушах, убивая сон. Он начал упрекать свою мать: "Кто, как не ты, является причиной всего этого? Кровь Господня, ты - причина всего этого!" Она жаловалась, что сын у нее сумасшедший.90 Он стал меланхоличным и мрачным, худым и бледным. Он всегда был склонен к туберкулезу; теперь, когда его сопротивляемость ослабла, он был уничтожен; к 1574 году он отхаркивал кровь. Весной кровотечения стали более сильными, и у него снова появились видения жертв. "Какое кровопролитие, какие убийства!" - взывал он к своей кормилице. "Каким
