Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант
Очевидно, что такая книга, как "Génie", могла понравиться только тем, кто, пережив эксцессы революции или жизненные испытания, был эмоционально готов поверить. Так, философ Жубер, друг Шатобриана, говорил, что тот искал в католицизме убежище от революционного мира, слишком ужасного, чтобы его выносить.112 Такие читатели, возможно, улыбались детской телеологии, которая учила, что "песня птиц создана специально для наших ушей. ... Несмотря на нашу жестокость [к ним], они не могут не очаровывать нас, поскольку обязаны выполнять предписания Провидения".113 Но эти читатели были настолько увлечены изяществом и музыкой стиля, что пропускали мимо ушей использование Трех граций для объяснения Троицы или мальтузианский страх перед перенаселением для защиты церковного безбрачия. Если аргументы иногда были слабыми, то очарование было сильным; даже природа была бы довольна, если бы после землетрясения, наводнения или урагана услышала от Шатобриана литанию о своей прелести.
Верил ли он на самом деле? С 1801 года и до конца жизни, как нам рассказывают,114 он пропустил свой "пасхальный долг" исповеди и причастия - минимальное требование Церкви к своим детям. Сисмонди сообщает о беседе с ним в 1813 году:
Шатобриан наблюдал всеобщий упадок религий как в Европе, так и в Азии, и сравнивал эти симптомы распада с симптомами политеизма во времена Юлиана..... Из этого он сделал вывод, что народы Европы исчезнут вместе со своими религиями. Я был поражен, обнаружив в нем столь свободный дух..... Шатобриан говорил о религии; ... он считает ее [религию] необходимой для поддержания государства; он думает, что он и другие обязаны верить".115
Неудивительно, что, неся с собой на протяжении шестидесяти лет такой груз тайных сомнений, он так и не смог оправиться от юношеского пессимизма, который описал в "Рене". В старости он говорил: "Мне не следовало рождаться".116
4. Рене
Гений христианства" стал одним из главных проявлений романтического движения в религиозной сфере: он сформулировал возвращение веры и надежды, если не благотворительности; он возвысил средневековую поэзию и искусство и стимулировал возрождение готической архитектуры во Франции. В пятитомник первоначально вошел не только Атала, но и, до 1805 года, Рене. Эта сорокастраничная панихида пессимизма отразила уныние эмигрантов и юношескую влюбленность Шатобриана в своих сестер. Она стала источником и эталоном тысячи стонов мелодичного отчаяния.
Рене - молодой французский аристократ, бежавший из Франции и присоединившийся к индейскому племени натчез в надежде забыть кровосмесительную любовь. Его приемный отец, Шактас, рассказав ему историю Аталы, убеждает его рассказать свою собственную историю. "Робкий и скованный перед отцом, я находил легкость и удовлетворение только с моей сестрой Амели". Когда он понял, что его любовь к ней близка к инцесту, он искал освобождения, теряясь в парижской толпе - "огромной пустыне людей"; или часами сидел в безлюдной церкви, умоляя Бога освободить его от преступления его любви или от инкубатора жизни. Он искал уединения среди гор и полей, , но нигде не мог вытеснить из своих мыслей нежность и прелесть Амели. Мучимый желанием пойти к ней и признаться в любви, он, стыдясь, решил покончить с собой. Амели догадалась об этом решении, когда узнала, что он составляет завещание. Она поспешила в Париж, нашла его, дико обняла и "покрыла поцелуями мой лоб". После этого прошло три месяца товарищеских отношений и сдержанного счастья. Затем, одолеваемая угрызениями совести, она бежала в монастырь, оставив ему слова утешения и все свое состояние. Он искал ее и просил разрешения поговорить с ней, но она не хотела его видеть. Когда она собиралась принять обеты, он вошел в часовню, опустился рядом с ней на колени и услышал, как она, распростертая перед алтарем, умоляла: "Боже милосердный, позволь мне никогда не вставать с этого мрачного ложа и покрой своими милостями брата, который никогда не принимал участия в моей преступной страсти". Больше они не виделись. Он снова начал подумывать о самоубийстве, но решил вынести более сильную боль жизни. "Я нашел" (и этот отрывок стал классическим местом романтической скорби) "своего рода удовлетворение в своих страданиях. Я обнаружил, с тайным движением радости, что печаль, как и удовольствие, не является чувством, которое изживает себя..... Моя меланхолия стала занятием, заполнившим все мои мгновения; мое сердце полностью и естественно погрузилось в уныние и страдание".117 Устав от цивилизации, он решил затеряться в Америке и жить простой жизнью индейского племени. Миссионер упрекнул его в эгоцентричном настроении и посоветовал вернуться во Францию и очиститься служением человечеству. Однако "впоследствии Рене погиб вместе с Шактасом... во время резни французов и индейцев племени натчез в Луизиане".
Это хорошо рассказанная история, за исключением того, что события неправдоподобны, а чувства перегружены. Но чувства были изголоданы в течение десятилетия; горе было опасным и слишком глубоким для слез; теперь, когда революция закончилась и безопасность восстановилась, чувства были свободны, и слезы могли течь. Меланхолия Рене, перекликающаяся с Вертером через поколение, стала позой Рене де Шатобриана, нашла отклик в "Обермане" Сенанкура в 1804 году и была продолжена в "Паломничестве Чайльд Гарольда" (1813); Шатобриан упрекал Байрона в том, что тот не признал его долг.118 Маленькая книжка заразила целое поколение mal de siècle - характерной "болезнью времени"; она стала образцом тысячи, возможно, ста тысяч меланхоличных рассказов (romans); ее героя называли "рассказчиком", un romancier; так, возможно, получило свое название романтическое движение. В течение полувека оно будет доминировать в литературе и искусстве Франции.
5. Шатобриан и Наполеон
Гений христианства, сказал Наполеон, "это произведение из свинца и золота, но золото преобладает..... Все великое и национальное по своему характеру должно признать гений Шатобриана".119 Со своей стороны он приветствовал эту книгу, как прекрасно согласующуюся с Конкордатом. Он устроил встречу с автором, признал его ценным сотрудником и назначил его (1803 г.) первым секретарем французского посольства в Риме. Автор вспоминал об этой встрече со скромностью и гордостью: "Для него не имело большого значения, что у меня не было опыта в государственных делах, что я был совершенно незнаком с практической дипломатией; он считал, что некоторые умы способны к пониманию и не нуждаются в обучении".120 Вскоре за ним в Рим приехала его любовница; однако она умерла в Риме (5 ноября), когда Шатобриан был рядом с ней, и после того, как он велел вернуться к жене.
Вскоре он стал персоной грата для Папы и персоной инграта для посла, дяди Наполеона, кардинала Феша, который жаловался, что блестящий автор присваивает себе посольские полномочия. Кардинал был не тем человеком, который
