Альманах бедного Чарли. Остроумие и мудрость Чарльза Т. Мангера - Charles T. Munger
Недавно один мой друг начал анекдот о моем отце со слов: "Твой отец сидит в своем кресле, как Рашмор....". Я прекрасно понял, что он имел в виду. Не многие люди могут вызвать в памяти образ гранитной горы высотой 5 700 футов и лица четырех президентов, просто сев в мягкое кресло, но мой отец может. Все дети Мангеров в то или иное время подходили к Рашмору с просьбой и чувствовали себя, как Дороти к Озу, только Оз был более словоохотливым. Рашмор не всегда отвечал. Иногда мой отец издавал низкий ровный звук откуда-то из области гортани, как будто Рашмор изверг вулкан, но это было не так просто истолковать. Можно ли быть более тонким, чем молчун?
В отличие от Эйба Триллина, возможно, мой отец действительно отправляет послания в виде написанных им речей, полученных и отправленных писем, а также статей из различных источников о социальной политике, психологии, деловой этике, праве и других темах. Многие из них представлены в этой книге. Чего нет в книге, так это записки, которую мой отец нацарапал на вложении. Записка обычно очень краткая и часто представляет собой просто список "отправить по адресу", но время от времени в ней можно найти остроумный смысл, как, например, в этой записке 1996 года, которая была приложена к длинному благодарственному письму от акционера Berkshire Hathaway в Швеции. "Надеюсь, вы найдете это забавным", - писал мой отец. "Если бы только я имел такое влияние на жену и детей, какое я имею в некоторых других кругах!"
Когда я закончил книгу о Триллине, я послал ее своему отцу. Даже если он не узнает в ней себя, я полагал, что ему понравится атмосфера Среднего Запада, стремление семьи Триллинов к иммиграции и юмор. Книга написана с такой любовью, что я подумал, что даже смогу использовать ее, чтобы косвенно донести до отца подобные чувства, что было бы предпочтительнее. По крайней мере, я подумал, что книга может успокоить отца, что его послания принимаются, даже если к ним не всегда прислушиваются.
Примерно через неделю книга вернулась в мягком конверте с адресной наклейкой, которую прислала его секретарша. Никакой записки не было, поэтому я не был уверен, прочитал ли он книгу или отверг ее. Она казалась нетронутой, и я решил, что мое послание осталось неполученным, а свободные страницы были выброшены на Рашмор. Однако от отца мало что ускользнуло. Оказалось, что он просто поручил своему секретарю разослать копии всей семье.
От Филипа Мангера
Одни из моих самых приятных воспоминаний об отце - это покупки одежды в Brooks Brothers и Marla and Spencer. Большинство людей уже знают, что отец не был большим модником. Однажды он сказал, что достаточно нонконформист в своем поведении и взглядах, чтобы иметь смысл придерживаться очень прямолинейного курса в одежде. По его словам, его нежелание следовать обычаям общества и чувство юмора позволяют ему гармонично сочетаться с другими людьми.
Я отчетливо помню, как вместе с отцом отправился в Brooks Brothers, когда он еще располагался в красивом старом здании из деревянных панелей в центре Лос-Анджелеса, чтобы купить свой первый серьезный костюм. Мне было, наверное, лет одиннадцать или двенадцать. Я вижу, как открываются полированные латунные двери лифта. Мы осмотрели вешалки. Отец выбрал угольно-серый костюм в полоску. Когда мне исполнилось шестнадцать, мы пошли покупать еще один костюм, на этот раз тройку, которую я исправно носил во время дебатов. Он не пропускал ледяной ветер, дующий с озера в Нортвестерне во время турнира. Тогда же мы купили пару туфель на шпильках для моей летней работы в "Дейли джорнал" (церемония вступления в совершеннолетие, обязательная для каждого мальчика), которые прослужили мне до сих пор". Есть и другая тема. Когда мы покупали коричневое твидовое пальто в лондонском магазине Marks and Spencer, отец сказал: "На нем всегда будут оставаться складки". Он восхищался обоими магазинами, потому что они были долговечными заведениями и потому что их товары тоже были долговечными и по справедливым ценам. Долговечность всегда была первостепенной добродетелью в обзоре моего отца, наряду с ритуалом и традициями. У него никогда не возникало желания изменить свои основные привычки, портновские или иные, как только он, подобно Франклину, приобрел их.
Я до сих пор делаю покупки в Brooks, отчасти потому, что каждый год на Рождество отец дарит каждому ребенку подарочную карту, которая идеально подходит к зимней распродаже. Но в итоге я всегда хожу туда чаще. Однажды я воспользовался его щедростью, чтобы купить брюки со складками. Мой отец посмотрел на них с подозрением и сказал: "Ты хочешь выглядеть как джазовый барабанщик?". В Нью-Йорке "Брукс" все еще находится в своем величественном старинном здании. Я думаю о своем отце каждый раз, когда прихожу туда; я очень привязан к этому месту. Когда я уезжал учиться в Оксфорд зимой 1988 года, он подарил мне свое старое пальто Brooks, датируемое сороковыми годами, кажется, дубильно-оливкового оттенка, с теплой подкладкой на молнии. Когда я каждый вечер шел домой из Бодлианской библиотеки, этот противный сырой пронизывающий английский холод не проникал внутрь. Когда я вернулась в США, то поняла, что оставила пальто в автобусе. Я плакал от потери. Даже сейчас я жалею, что у меня нет этого пальто.
Друзья высказывают свое мнение:
"Чарли умный, любопытный, сосредоточенный... и немного рассеянный".
"У каждого из нас есть свои маленькие причуды - моя семья и друзья говорят мне, что я иногда рассеянна и своевольна. Возможно, они правы".
Рой Толлес, друг и деловой партнер с 1945 года
У Чарли есть желание понять, что именно заставляет вещи происходить. Он хочет докопаться до сути всего, независимо от того, представляет ли это для него серьезный интерес или нет. Все, что попадает в поле его зрения, он хочет узнать о нем больше, понять его и выяснить, что заставляет его работать".
Глен Митчел. Друг с 1957 года
Он умеет использовать все свои мозги, всю свою энергию и все свои мысли и сосредоточиться на одной-единственной проблеме, исключив все остальное. Люди заходят в комнату и похлопывают его по спине, предлагают ему еще одну чашку кофе или что-то еще, а
