Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff
За несколько недель, прошедших между объявлением о "промежуточном саммите" и его фактическим проведением, революционные изменения в Восточной Европе резко сместили старый порядок, а вместе с ним и большую часть привычных рамок американо-советских отношений времен холодной войны. Посредственно осознать всю важность этих перемен было непросто, но было очевидно, что произошло нечто исторически значимое.
Президент Буш поначалу реагировал на события в Восточной Европе с удивительной сдержанностью. Действительно, он казался почти слишком сдержанным, реагируя на драматическое открытие Берлинской стены, зримого символа разделения Европы, а также Германии. Но он не хотел усугублять травму, нанесенную этим событием Москве. Самое главное, он признавал, что изменения в Европе теперь требовали реального продвижения "сдерживания", а не только в риторике, и он взялся за подготовку конкретной программы и инициатив по выходу за рамки сдерживания в отношениях с Советским Союзом. Опять же, небольшая группа избранных помощников Совета национальной безопасности (СНБ) и Госдепартамента Белого дома подготовила эту работу в тайне от бюрократии.
Как и его предшественник, хотя и с большим усердием, Буш готовился к своему первому президентскому саммиту с помощью брифингов, встреч и сводного документального фильма о Горбачеве, а также проверял работу своих советников по подготовке инициативы в области двусторонних отношений, а не в привычной сфере контроля над вооружениями. Бейкер и Скоукрофт также пытались разработать новую крупную инициативу в области двусторонних отношений, а не в обычной сфере контроля над вооружениями.
Инициатива по сокращению вооружений была сосредоточена на избавлении от МБР с разделяющимися головными частями, но из-за противодействия министра обороны Чейни и Объединенного комитета начальников штабов эта идея и любая новая инициатива по сокращению вооружений для Мальты была отменена;
Таким образом, конкретные дела на саммите на Мальте были в основном "сворачиванием" дел, которые велись до восточноевропейских потрясений, и лишь постепенным шагом в развитии двусторонних отношений. Но он также ознаменовал начало нового этапа в американо-советских отношениях.
Большинство политических лидеров испытывают потребность в прямом личном контакте, и многие считают, что они сами являются лучшими выразителями своих убеждений. Безусловно, это было верно и для Рейгана, и для Горбачева, и экстраординарная трансформация американской внешней политики в отношении Советского Союза от первой ко второй администрации Рейгана не произошла бы без встреч на высшем уровне с 1985 по 1988 год. Буш, хотя и менее зависимый, чем Рейган, от подобного опыта, к концу июля, когда началось планирование промежуточной встречи, прежде всего, хотел лучше понять Горбачева и наладить с ним контакт.
Горбачев, со своей стороны, был нетерпелив, а некоторые из его советников обеспокоены прохладными первыми месяцами администрации Буша. Горбачев хотел как можно скорее возобновить диалог на саммите. Хотя сам факт встречи мог бы подтвердить правильность его политики и быть политически полезным внутри страны, его главной целью с его точки зрения было личное участие Буша и восстановление динамики процесса нормализации и улучшения отношений с Соединенными Штатами. В более конкретных терминах, он стремился продвинуть повестку дня по контролю над вооружениями, заручиться американской поддержкой перестройки путем прекращения дискриминационных торговых ограничений и облегчения советской интеграции в мировую экономическую систему, а также заверить себя и других членов советского руководства, что Соединенные Штаты не будут пытаться использовать быстро меняющуюся ситуацию в Восточной Европе для ущемления интересов советской безопасности.
Встреча явно была успешной как для Буша, так и для Горбачева. Авторитет каждого из них дома и в мире был повышен. Более того, лидеры поставили американо-советские отношения на более ровный и устойчивый курс, чем они были в течение долгого времени. В то же время, не заходя слишком далеко, неспособность лидеров двух сверхдержав контролировать или даже предвидеть бушующие ветры и моря, которые заставили их тактически изменить планы встречи на борту корабля, символизировала пределы их власти в борьбе с элементраными политическими изменениями, такими как те, что охватили Восточную, Центральную и, менее драматично, Западную Европу.
Мальтийская встреча в исторической перспективе может быть удостоена чести символически представлять конец послевоенного мира и холодной войны. Ее можно даже рассматривать как первую встречу, которая позволила заглянуть в будущее, в новые отношения между Востоком и Западом, в новую Европу, а в некоторых отношениях и в новый мир. Хотя сам саммит на Мальте, конечно же, не положил конец холодной войне, он состоялся в то время, когда долго назревавший процесс перемен внезапно рванул вперед и достиг точки, где перспективы будущего сотрудничества могли перевесить продолжающуюся конкуренцию, хотя элементы и того, и другого сохранялись.
Как сказал президент Буш в Брюсселе, характеризуя свое впечатление от понимания Горбачева: "Теперь он видит, что мы хотим иметь с Советским Союзом отношения сотрудничества, ориентированные на будущее".56 Важно было, чтобы и сам Буш так охарактеризовал американскую политику, и чтобы Горбачев так ее увидел. И, судя по всему, так оно и было. Хотя в каждой из двух стран оставались сомнения в долгосрочных намерениях другой стороны, основанные на благоразумной осторожности и остаточных подозрениях, росло осознание реальных перемен и новых перспектив нормализации и даже сотрудничества в отношениях. Хотя некоторые в Вашингтоне, да и в Москве тоже, могли все еще содрогаться от этой перспективы, два лидера и два народа выглядели все более уверенными, и эта уверенность была основана на новых реалиях. Как сказал Горбачев Бушу на Мальте: "Мы больше не считаем вас врагом",
Самые насущные проблемы с обеих сторон, хотя и не являлись вопросом между двумя лидерами, были смягчены подтверждением того, что к тому времени было очевидным: доктрина Брежнева о внешней социалистической интервенции умерла, как и доктрина Даллеса о внешнем антикоммунистическом откате в Европе.
При всем своем потенциальном и символическом значении, Мальта в некоторых других отношениях была "промежуточной встречей", о которой первоначально говорил Буш. Не было заключено никаких соглашений или даже проведены переговоры. Тем не менее, встреча позволила
