Камрань, или Последний "Фокстрот" - Юрий Николаевич Крутских
Всплыли утром на третий день. Начальник РТС быстро разобрался с неисправностью и, уединившись с командиром в рубке радиста, принялся отправлять и принимать накопившиеся РДО. Ничего страшного не произошло – нас, конечно, потеряли, но не стали паниковать и делать резких движений.
И вот вновь, громыхая дизелями, мы движемся курсом на северо-восток. Как верный пёс, за нами неотступно следует вездесущий Бобик. Как он пережил шторм и как снова нас обнаружил в этой безбрежной пустыне – вопрос, безусловно, интересный…
На море штиль. Блестит до горизонта солнечная дорожка, снуют, бьются о корпус бестолковые летучие рыбки, и ничего не напоминает о недавнем разгуле стихии. Хотя нет – то и дело на сверкающей глади появляются его немые свидетели. Вот проплывает вдоль борта покорёженный, полузатопленный морской контейнер. Явно смыло со штормующего контейнеровоза. Может, и сам он где-то поблизости покоится на дне. Старпом предлагает подойти, взять на буксир, а дома всё по-братски разделить. Но командир говорит, что это мародёрство и не даёт «добро». Ещё несколько часов мы маневрируем, продираемся между обломками чего-то, явно останками катастрофы – разбухшие листы фанеры, пенопласт, доски, притопленные бочки… Вот проплывает мимо держащийся на воздушном пузыре в носу практически целый спасательный катер. Старпом облизывается и вопросительно, даже негодующе глядит на командира. Катер-то уж можно было зацепить! На рыбалку потом экипажем гонять! Но командир непреклонен, и колышущееся на волнах оранжевое пятно скрывается за горизонтом.
Но вот настал и момент, когда старпом не выдержал! Прямо по курсу показалась обтянутая плёнкой картонная коробка с бело-красным всемирно известным брендом на боку. Целый ящик сигарет, да ещё каких, в то время, когда экипаж докуривает последние беломорины и шкуляет друг у друга бычки! Коробка не намокла, не притонула, стояла, слегка покачиваясь на ослепительной глади, и словно приглашала: иди, возьми меня! Секунда – и, не обращая ни на кого внимания, прямо с рубки старпом сиганул в воду. Сыграли тревогу «человек за бортом», вытащили баграми коробку.
Старпома командир сказал оставить, пусть своим ходом домой добирается, но его всё же вытащили, впервые нарушив командирский приказ. Через десять минут в кают-компании уже делили ароматные трофеи.
Было решено выдать офицерам по три, матросам – по два блока. Командир не взял себе ничего и долго ещё злился на старпома.
Приятно, конечно, когда что-то перепадает «на шару», но в жизни за всё приходится платить. Пришлось и мне. Не начав курить во времена трудного возраста, пройдя через соблазны юности и курсантских курилок, я вдруг закурил в возрасте двадцати пяти лет! И так в первый же день накурился дармовых сигарет, что доктор, глянув на моё зелёное лицо, тут же предложил лечь под капельницу.
Между тем продолжается наше неспешное движение домой. Ещё день прогулочным шагом, и вот, пройдя между островами архипелага Нампхо, мы уже в Восточно-Китайском море. Погода благоволит, и обстановка опять напоминает всесоюзную здравницу. Для полного счастья не хватает голодных курортниц и чтобы чуть-чуть было потеплее, но нет – курортницы в одиночестве шляются где-то на берегу, а температура воздуха катастрофически падает. Под утро на мостике уже вовсю белеет иней, и даже днём порой мёрзнут уши. Зато до дома уже рукой подать! Впереди Цусима, и вот оно – родное наше Японское море!
Глава 59 О героях былых времён
Ну вот и добрались мы до последней главы, уважаемый мой читатель. День-два ещё плавания – и настанет время прощаться. Вроде бы и соскучились все по родным берегам, по дому, по твёрдой земле, но нет-нет, да мелькнёт в разговоре тщательно скрываемая даже от самого себя интонация – то ли тоска об оставшемся за кормой кусочке земного рая, то ли настороженное беспокойство о том, что нас ждёт впереди.
Полгода – не такой большой срок, но в эпоху перемен это катастрофически много. Мы выходили из одной страны, а возвращались уже в другую...
На подходе к Цусиме как-то резко похолодало. Море уже не то, что было раньше – не прозрачно-лёгкое, ультрамариново-синее, а тяжёлое, серое и непроницаемое. К полудню слева по борту стал вырисовываться в дымке расплывчатый силуэт острова Чеджу, справа должны были показаться гористые берега Японии, но, как ни напрягал я глаза, вглядываясь в северо-восточную часть горизонта, ничего так и не смог различить.
Посреди Цусимского пролива застопорили ход и отдали дань памяти русским морякам, погибшим когда-то в этих водах. Командир объявил по трансляции минуту молчания, в отсеках все встали, замполит открыл рубочную дверь, вышел на палубу и пустил по волнам матросскую бескозырку. Все находящиеся на мостике сняли головные уборы, склонили головы. Было торжественно и грустно. У меня даже засвербело в носу. Через минуту дали ход и долго ещё оборачивались назад, пытаясь разглядеть пляшущий на волнах белый кружок.
Со свойственной мне сентиментальной мечтательностью, смахнув с носа набухшую каплю, я мысленно перенёсся в то далёкое прошлое. Явственно представив себя командиром современной подводной лодки, я в несколько минут разделался с японской эскадрой, безжалостно потопив все находящиеся в её составе корабли. Хоть и не отличался я никогда мстительностью и кровожадностью, но на душе заметно полегчало…
Японское море встретило десятиградусным морозом и сильным встречным ветром. Стало покачивать, порой даже весьма ощутимо. Вахта на мостике опять принялась пялить на себя непромокаемые химкомплекты.
Какое-то время они позволяли оставаться сухим, но от холода не спасали. Тёплой одежды практически не было – на весь экипаж оставалось с десяток зимних шапок и несколько ватников, сохранившихся в целости по причине своей замызганности и потому, что хунтоты ими не заинтересовались. Ещё день – и у вахтенных на мостике скатывались в трубочку уши, и сопли замерзали прямо в носу.
Если кому-то вдруг стало неуютно и зябко, предлагаю не мучиться и проникнуть внутрь подводной лодки – благо, в надводном положении сделать это совсем не трудно. Глянем напоследок, как живут и чем занимаются наши, так сказать, герои. Честно говоря, даже смотреть противно: опять режутся «в козла», треплются, рассказывая друг другу бородатые анекдоты, хвастаются, что купят в «Альбатросе» на причитающиеся инвалютные чеки, ржут, как кони, и жрут за троих.
Матросы – под стать начальникам: плющатся на шконках, травят небылицы, матерятся через слово, как дети малые, и жрать за троих тоже не забывают. Дембеля все в заботах – под гнусавый речитатив известного перестроечного шлягера – «перемен… мы ждём перемен…» – доделывают
