Глубокая утопия. Жизнь и смысл в решенном мире - Ник Бостром
Непонятно, как с такой перфекционистской точки зрения следует относиться к прошлому прогрессу на пути к миру, равенству и процветанию. С одной стороны, он дал большему числу людей основные материальные потребности и предоставил им возможность попытаться стать великими; с другой стороны, он, возможно, лишил их безумной мотивации к этому. Вспоминаются знаменитые строки, произнесенные Гарри Лаймом в фильме "Третий человек":
"Знаете, что он сказал: в Италии в течение тридцати лет при Борджиа были войны, террор, убийства и кровопролитие, но они создали Микеланджело, Леонардо да Винчи и Ренессанс. В Швейцарии была братская любовь, пятьсот лет демократии и мира - и что же получилось? Часы с кукушкой".
Слова, которые, возможно, с удовольствием написал бы Ницше (хотя ему самому больше нравилось проводить время в швейцарских Альпах). И было бы справедливо отметить, что многие другие места, кроме Италии времен Борджиа, имели свою долю войн, террора, убийств и кровопролития, не породив никакого Ренессанса.
Я думаю, что подобные перфекционистские успехи и достижения действительно имеют значение.
Однако я также считаю, что мы склонны переоценивать их значение. Их привлекательность наиболее сильна, когда мы смотрим на вещи издалека и со стороны - как если бы мы были критиками, сидящими в зале и выносящими суждение о сценической постановке или фильме. Находясь в зрительском кресле, мы предпочитаем историю, полную волнений, кризисов, конфликтов и великих побед, а не ту, в которой все герои просто живут в легком довольстве. Но это не та перспектива, с которой следует оценивать утопию. Ведь вопрос заключается не в том, насколько интересна утопия с точки зрения взгляда, а скорее в том, насколько хорошо в ней жить.
Дисквилибрия
Как у меня со временем, дайте подумать; не очень... Ладно, на чем я остановился?
Студент: Третий человек - часы с кукушкой.
Бостром: Нет, до этого.
Кельвин: Автоматизация труда в рамках трехфакторной модели производства, а затем влияние зернохранилищ и других инноваций на среднее благосостояние людей в различных временных масштабах.
Бостром: Верно. Итак, мы говорили о простой экономической модели, в которой роботы могут более эффективно делать все, что может делать человек. Люди не получают никакого дохода, работая, но получают доход от земли. Этот доход был бы очень велик, и стены можно было бы строить из сосисок - настоящих, выращенных в чанах, как мы можем предположить.
Но, опять же, с этим выводом связаны определенные временные рамки.
Представьте, что все живут в роскоши, с доходами, намного превышающими прожиточный минимум. Это означает, что в конечном итоге - при отсутствии согласованных ограничений на рост населения - человеческая популяция увеличится, и средний доход человека снова опустится до уровня прожиточного минимума. Если существует неравенство, то могут сохраниться карманы привилегий, в которых некоторые люди будут получать доход выше прожиточного минимума; но обычный человек впадет в нищету. Эпоха изобилия закончится и, возможно, никогда не вернется. Всего лишь вспышка на сковороде в долгой темной ночи.
Есть вопросы по этому моменту? -Да, там.
Студент: Разве люди не заводят меньше детей, когда становятся богаче?
Бостром: Некоторые делают это, а некоторые нет. В этой модели будущее будет населено в основном потомками тех, кто решил иметь много детей, а не тех, кто ограничивает свою репродуктивную функцию. -Да, вы.
Другой студент: Я думал, что проблема в том, что люди не рожают достаточно детей, поэтому не будет достаточно молодых людей, чтобы заботиться о пожилых.
Бостром: Ну, это та проблема, о которой некоторые люди говорят сейчас. Еще не так давно люди говорили о проблеме перенаселения. Перенаселение занимало в нашем коллективном сознании то же место, что сегодня занимает изменение климата (соседствуя с ядерным Армагеддоном). Например, Пол Эрлих написал трактат "Населенческая бомба". Он был опубликован в 1968 году и разошелся тиражом более двух миллионов экземпляров. Он пользовался большим влиянием среди интеллигенции. До этого момента население планеты росло в геометрической прогрессии. По иронии судьбы, в том же году, когда вышел бестселлер Эрлиха, линия тренда пошла в обратную сторону, и с тех пор рост населения планеты замедлился - теперь, похоже, мы движемся к демографическому коллапсу.
Студент: Итак, теперь я запутался - вы говорите, что проблема в перенаселении или в недонаселении?
Бостром: Ну, они оба, кажется, могут быть проблемами?
Студент: Но их слишком много или слишком мало? О ком из них нам следует беспокоиться?
Бостром: Может быть, и то, и другое? Например, их может быть слишком много в одном месте и слишком мало в другом; слишком много в одно время и слишком мало в другое.
Даже если рассматривать население мира как единую переменную, мы все равно можем опасаться, что в какой-то момент оно катастрофически отклонится в одну или другую сторону. Как мяч, катящийся по узкой балке: мы можем быть уверены, что в конце концов он упадет, хотя и не знаем, будет ли проблема в том, что он отклонился слишком далеко влево или слишком далеко вправо.
Или, если можно предложить другую метафору, человечество едет на спине некоего хаотического зверя огромной силы, который брыкается, извивается, заряжается, брыкается, брыкается, брыкается. Этот зверь не представляет природу; он представляет динамику эмерджентного поведения нашей собственной цивилизации, опосредованное технологиями и культурой теоретико-игровое взаимодействие между миллиардами индивидов, групп и институтов. Никто не контролирует ситуацию. Мы держимся изо всех сил, пока можем: но в любой момент, возможно, если мы не так или не по той причине толкнем этот джаггернаут, он может бросить нас в пыль, быстро пожав плечами, и, возможно, покалечить или затоптать нас до смерти. Ситуация по своей сути рискованная и нервная, а не скучная.
Другой студент: Кажется, я понимаю, о чем вы говорите. Вы говорите, что мы не контролируем численность населения, поэтому оно может стать либо слишком большим, либо слишком маленьким?
Бостром: Да, такого контроля не хватает. Но проблема и гораздо более общая, и более глубокая. Более общая, потому что из-под контроля выходит не только численность населения, но и множество других критических параметров - например, наши военные вооружения, развитие технологий, загрязнение окружающей среды, наша меметическая экология. И проблема еще глубже, потому что даже если мы создадим некий глобальный механизм контроля над этими вещами, например, достаточно полномочное
