Гесериада - Автор Неизвестен
Однако установленное влияние «книжного» направления фольклора может иметь место именно и в данном случае. Но для окончательного решения этого вопроса, как видим, представляется совершенно необходимым привлечь все тексты письменного фонда цикла о Гесере, чего в настоящее время сделать пока невозможно.
К стр. 46—48; 8—10.
По ксилографическому изводу цикла, Гесер рождается у матери «положенным путем», т. е. самым естественным образом. Но самое обстоятельство зачатия его изложено так, что остается место для всяких догадок из области чудесного. Да и сама роженица, видимо, колеблется в этом вопросе между двумя одинаково для нее допустимыми возможностями: обыкновенного зачатия в состоянии «обморока» и зачатия магического, хубилганского, сверхъестественного.
С этой точки зрения возможно допустить и некоторую двусмысленность в многократном употреблении здесь в разных формах глагола bariydaxu, который в соответствующих местах может быть понимаем и как «мною удержан», и как «мною подхвачен» (зачат).
К стр. 51—52; 13.
Текст, как он фиксирован в ксилографической версии, не дает оснований для перевода, «отменили бы приговор о ссылке». Но то обстоятельство, что в данном случае совершенно неуместно от лица жены изгнанницы употреблен феодальный субститут «larliy bojba» вместо обычного «kemebe», «gebe», дает основание предполагать, что мы здесь имеем дело с порчею текста, который и устанавливается мною по смыслу. Буквально следовало бы переводить: «с иронией изволила изречь». Возможно также, что здесь и пропуск фразы, восстановление которой в таком виде, как здесь проектируется, как нельзя лучше увязывается с дальнейшим течением рассказа об отмене тяготевшего над стариком Санлуном приговора схода, подстроенного Цотон-нойоном.
К стр. 64; 26.
Кочевала шайка горных бродячих хищников. Едва ли возможно, как это, например, у Шмидта, понимать слова текста «Sartaycin ayaycin boliyaycin» как названия племен. Последние два слова совершенно очевидно значат «бродячие хищники». Слово «sartay» в диалектах значит «горная падь» (см., например, Калм. словарь Позднеева, стр. 149).
К стр. 65; 26.
«Снимай свои волосы и бороды», т. е. принимай сан буддийских баньди — монахов, послушников, которые по обрядам буддийской церкви обязаны сбривать волосы, бороды и усы.
«Стал летовать... в черной полуюрте», иначе jolon. Так называется юрта бедняков, состоящая из одной конусообразной крыши на жердях — унинах, без стен (решеток-хана).
К стр. 68; 28.
Субурган (suburyan). Санскр. tchâitya, stûpa, sthûpa — надгробная пирамида.
К стр. 68; 29.
Хомшим-бодисатва или Хонгшим-б. Санскр. Avalokitâçvara, кит. Kouan-chi-in. Имя этого бодисатвы монголы передают еще словами «Niduber üjegci», т. е. «взирающий очами».
К стр. 69; 30.
Чиндамани-эрдени, санскр. Tchintamani, талисман-драгоценность, исполняющий все желания.
К стр. 76; 36.
«На подставке üne пел у меня попугай; на подставке xatun куковала кукушка; на подставке boytal-un распевала птица Urangxatiinyoa». В других местах те же подставки, т. е. опорные столбы в юрте называются: 1) Noyan tulya ~ üne tulya, т. е. господский или дорогой столб; 2) xatun tulya, т. е. женский и 3) boytal-un tulya ~ boydasun tulya, т. e. «для сватов» и для «блаженных». Дело идет, конечно, о разной «почетности» мест в юрте, в соответствии с близостью или дальностью от входной двери (с южной стороны): «красный» угол (xoyimar) — против входа, у северной стены, под божницами, (вблизи Noyan ~ üne tulya); средней почетности — между местом у входа и «красным» посередине, вблизи xatun tulya и очага, всегдашнего места хозяек; и последнее место — для сватов или странников, у входа, вблизи от boytal-un — boydas-un tulya. Термины местные, очевидно, южномонгольские; так как ни у халхасцев, ни у калмыков не в ходу. Это обстоятельство лишний раз характеризует данную версию как возникшую среди монголов «тибетско-тангутской окраины». Параллели üne ~ noyan и boytal-un ~ boydas-un tulya — вернее всего, мнимые параллели, явившись в результате ошибки при переписке mss среди монголов северовосточных говоров.
К стр. 78; 39.
Тарни — мистический отдел буддийского канона. В народном понимании — заговор, заклинание. Фрагменты из этой интереснейшей области монгольского фольклора местами вкраплены и в нашем памятнике, таковы, например, эпизоды с причитаниями матери Гесера при обрезании пуповины, заговор на расположение скота, на добрую пастьбу, на стрельбу без промаха и т. п. Надо пожалеть, что пока эта часть фольклора весьма слабо представлена в записях наших монголоведов, между тем как она представляет неисчерпаемые богатства как в шаманской, так и в буддийской среде отживающего поколения стариков.
К стр. 90; 50.
Птица Гаруди, санскр. Garuda, баснословная птица, представляется в различных видах: то как огромный журавль, то как коршун или орел. «Задняя пола горит» — очевидно, оттого, что совершила грех: задней, нечистой полой задела священный огонь.
К стр. 106; 65.
Чай и шилю (шолю), т. е. кирпичный чай, забеленный молоком и сдобренный жиром и стружками мускатного ореха; и суп из бараньего мяса ломтиками. Самые обычные кушанья у всех монголов, иногда соединяемые вместе, в одном и том же котле. Непременное угощение, предлагаемое всякому гостю.
К стр. 111; 70.
«Уразумела это дочь хана»... Она тоже «небесного» происхождения, как и Гесер, она хубилган и возмущена долготерпением всемогущего Гесера: «Это худо!» — т. е. это даже и для хубилгана трудная пытка. «Доколе же ты будешь сносить подобные мучения?» — говорит она. «Alibüri» — «доколе».
К стр. 113; 73.
Нечто вроде «похвалы» (maytal) чаю, который представляется монгольскому кочевнику главнейшим и существеннейшим питанием, «начатком», «первенцем» всякой пищи, — «Cai singgin bolbocigi iden-i degeji boina» — «Чай хоть и жидок — а священный первенец в еде». Похвалы — maytat’ы — также являются одним из излюбленных и широко распространенных видов монгольской народной поэзии.
К стр. 114; 74.
Aralyo-yoa — это имя, данное родителями, a Tüimen jiryalang, т. е. «десять тысяч блаженств», «тьма блаженств» — это имя, данное, по обычаю монголов вторично — мужем или возлюбленным.
Etügen-Eke — Мать-Земля, древнейшее шаманское божество, рядополагаемое в эпосе с «Вечным Синим Небом». Если задаваться вопросом о том, какое религиозное сознание отражается в Гесериаде, то все как будто бы свидетельствует об интимнейших и глубоких симпатиях творцов этого эпического цикла к шаманской натурфилософии.
К стр. 118; 78.
Скорбь изгоняемой Тумен-чжиргаланг передана стихами. В переводе это отмечено двояким пересказом этого места. Во многих других местах определенно ощутим своеобразный внутренний ритм монгольского стиха, здесь же кроме того наличествуют и рифмы (аллитерация).
К стр. 122—123; 82—83.
Фантастические существа — полузвери, полуптицы, полулюди, Сэру и Ролок, наподобие наших былинных Сирина и Алконоста. При этом Сэру — единорог, возможно стоит в каком-то отношении с «рогом» на вершине древка знамени (seru),
