Гесериада - Автор Неизвестен
Ждал Уцзесхуленгту-Мерген-хя, пока не прошло семнадцать суток. Между тем подъехал и сын Цзасы, Лайчжаб.
— Горе, беда, — говорит он. — Так как на моем дядюшке, Ачиту-Мерген-хане Гесере, государе десяти стран света, возят единственно зловредную скотскую порчу, то уж при смерти он: надрываются ослиные легкие. Горе, беда! Что тут делать, как пособить в такой беде? Ах, если б ты поскорее отправилась, невестка моя, Ачжу-Мерген!
Мало-помалу, слушая рассказ Лайчжаба, Ачжу-Мерген растрогалась до слез. Растрогалась и впустила этих своих к себе.
* * *
Целый месяц чистит Ачжу-Мерген копье свое, целый месяц чистит и налаживает все свои боевые доспехи, один за другим.
Теперь Ачжу-Мерген готова в путь-дорогу.
— Ты, мой Лайчжаб, — говорит она, — ты оставайся здесь. По малолетству не сможешь ты вынести до конца мой поход. Но и ты, Уцзесхуленгту-Мерген-хя, сможешь ли ты вынести до конца мой поход?
— Думаю, что смогу! — отвечает тот, — но не успел он проговорить это, как она со словами: «Нет, и ты не сможешь до конца вынести моего дела!» — трижды махнула рукой и обратила Уцзесхуленгту-Мерген-хя в морскую раковину; сунула ее в дорожную суму и поехала.
Подъезжая к ставке мангуса, обернулась она старшей его сестрой. Глаза у нее выпучились на сажень, ресницы повисли до груди, а грудь повисла до колен. С оскаленными зубами, опираясь на девятисаженный черный свой посох, остановилась она у ворот Мангусовой ставки и обращается к привратнику:
— Я буду старшая сестра десятисильному мангусу! Говорят, что наш-то подавил Гесера. Вот я и пришла его проведать... Поди-ка ты, человек, передай эти мои слова моему младшему братцу!
Тот пошел и стал сказывать. Когда же он сказывал, Мангус стал допытываться у него о наружности старухи, и на вопросы его тот подробно описал эти самые ее приметы. Тогда Мангус говорит:
— Выходит — в самом деле моя старшая сестрица. Впусти ее!
Опираясь на свой черный посох, старуха вошла. Мангус же вышел к ней навстречу и с приветствием посадил ее на почетное место. Уселась старуха и говорит:
— Родной мой! Ну, теперь посмотрю, какова из себя эта самая ханша, Гесерова жена, которую ты у него отнял.
— Ладно, — отвечает Мангус, — выводит Рогмо-гоа и велит ей представиться. Осмотрела ее старуха и дивуется:
— Так это и есть та самая Рогмо-гоа, которая превосходит всех фей-дакинисс, всех девяти видов. Что за прелесть! Ну, моя невестушка, познакомимся: теперь я — твоя тетушка.
И они стали беседовать. Потом Мангус говорит:
— Ты, сестрица, прибыла издалека. Не уезжай, не осмотрев всего у меня. Выбери себе, что только пожелаешь из моей добычи.
Старуха отправилась осматривать. Осмотрела решительно все его богатства и, воротясь в дом своего младшего брата, говорит:
— Милый мой, что у тебя за прелести. Я, твоя старая тетушка, довольна и тем, что все у тебя перевидела. Теперь поеду.
— Сестрица! Мне хочется, чтоб ты выбрала себе что-нибудь по душе из этой моей добычи.
— Мне, старухе, ничего этого не надобно: дал бы ты мне только своего осла на обратный путь.
— Что ему сделается? Дам, сестрица.
Но тут вмешалась Рогмо-гоа.
— Ах, муженек! Ты хоть и Мангус, а видно, не понимаешь: не таков ли Гесер, что траву увидит — в траву обернуться может, что бы только ни увидел — в то и обернется? Может быть, она-то и есть Гесеров оборотень? А не Гесеров — так Ачжу-Мергенов.
— Так значит, — закричала старуха, — так значит чужая баба тебе дороже меня, твоей единоутробной родни? Упала и катается по полу.
— Встань, сестрица! — упрашивает Мангус. — Неужели из-за осла тебе помирать? Я тебе его дам.
Старуха поднялась.
— Разве ты не знаешь, — говорит Мангус, — разве ты, сестрица не знаешь, что этот осел — оборотень Гесера? И не потому ли я и не даю его, что неведомо, в кого-то он вздумает обернуться?
— А мне-то, пожалуй, ведомо! — отвечает старуха. — Потому-то я и хочу, чтоб ты дал мне этого кровного врага.
— Ну, ладно! Коли такое дело, бери его, сестрица. И отдал. После того как он отдал, Рогмо-гоа опять настаивает:
— Отдал, так отдал — пусть так. Но я советую тебе обернуть одного из твоих гениев-хранителей парою воронов, да велеть им проследить за ней.
Мангус одобрил и дал распоряжение. Ведет старуха под-уздцы осла, а пара воронов неотступно следует за нею даже и на остановках. Ведет под-уздцы осла и подходит старуха к ставке старшей сестры Мангуса. Только что осел передом вошел в ворота, а зад еще оставался наружи, как пара воронов возвращается и докладывает Мангусу:
— Все как следует быть: она проехала в свою ставку.
— Ну, и прекрасно! — говорит Мангус. И успокоился.
* * *
Тем временем старуха, проведя своего осла дальше, остановилась на самом деле у других Мангусовых людей. Назвалась Мангусовой старшей сестрой и приказала хорошенько кормить и поить своего осла. В ту же ночь она прочистила ослу брюхо, рано утром поднялась и тронулась в путь к своему отцу, хану драконов. Прибыв туда, она стала задавать ослу всевозможный благословенный корм. И до тех пор задавала, пока он не превратился в смуглого щупленького ребенка. Потом принялась купать его в святых водах и кормить святыми яствами. И опять привела она его в подлинный облик Гесер-Богдо-Мергена, государя десяти стран света.
* * *
Исцеленный Гесер стал каждое утро, вдвоем с Ачжу-Мерген, ходить на охоту за зверем, чтобы испытывать и восстанавливать свои силы.
Однажды утром, на охоте, Ачжу-Мерген говорит Гесеру:
— За этим вот желтеющим перевалом попадется лысый светло-желтый марал. С подходящего расстояния бей его прямо в лысину на лбу, да смотри не промахнись!
Пока она так говорила, подбегает тот самый марал. С подходящего расстояния Гесер выстрелил ему прямо в лысину на лбу. И угодил так, что железный наконечник стрелы вышел у марала через зад. Со стрелой в теле марал бросился бежать и вскочил в ставку Мангусовой старшей сестры. Гесер с Ачжу-Мерген гнались за ним пешком и уж совсем было настигли его у ворот ставки, как вдруг ворота захлопнулись. Тогда Ачжу-Мерген своей огромной, в шестьдесят и три гина, булатной секирой разбила ворота вдребезги, и они вошли. Войдя же, тотчас обернулись прекрасными юношами. Смотрят — а старуха, старшая сестра Мангуса (это оказалась она) стоит дыбом на задних
