Юлий Циркин - Мифы и легенды народов мира. Том 12. Передняя Азия
301
Страна состояла из города, по имени которого называется все государство, и селений. Это типичная структура города–государства. А именно такая форма государства в то время была распространена в Сирии и Палестине.
302
Обычная практика военных действий того времени: каждый житель враждебной страны рассматривался как враг, которого надо убить или поработить. Судя по поэме, такая практика не осуждалась, но и не восхвалялась, а воспринималась как нечто само собой разумеющееся.
303
Описание красоты Девы Хурритянки, по–видимому, стандартное, как это принято в фольклоре. Эталоном женской красоты выступают богини Анату и Астарта. У семитских народов описание человека, какого‑либо другого существа или вещи основывается в первую очередь на впечатлении от предмета или субъекта. Точнее, не столько описывается сам объект, сколько выражаются чувства говорящего (или пишущего) при виде его или мысли о нем. Отсюда многочисленные преувеличения, иной раз, на наш взгляд, даже нелепые. Например, в Песни Песней возлюбленный описывает свою любимую так: «Прекрасна ты, милая, как столица, хороша, как Иерусалим, и грозна, как полк знаменный!.. Твои волосы — как стадо коз, что сбегают с гор Гилеадских, твои зубы — как стадо овец, возвращающихся с купания… как разлом граната, твои щеки». И так же эмоционально описывает девушка своего возлюбленного: «Лицо его чистое золото, кудри его — пальмовые гроздья, черные, как ворон, очи его как голуби на водных потоках… щеки его, как гряды благовоний, растящие ароматы, губы его — красные лилии, капающие миррой текучей», и т. д. В этом же стиле, хотя и более кратко, описывается и красота Девы Хурритянки.
304
Царь является представителем своего народа как перед богами, так и перед другими царями. В известной степени это распространяется и на всю его семью. Поэтому так тяжело переживают жители Удумми расставание со своей царевной. В тексте поэмы подчеркивается, что она — первородный ребенок Пабелли. А первородные дети имели особые права. Правда, это особое право относится к сыновьям, в данном же случае речь идет о дочери. Может быть, у Пабелли не было сыновей, а может быть, автор поэмы подчеркивает значимость события не только для Карату, которому нужна жена и которому ее обещал сам Илу, но и для Пабелли и его подданных, лишавшихся любимой царевны.
305
Конечно, различные блага мог дать Карату любой бог, но высшее благословение — дело верховного бога. Важна здесь и роль Балу, который инициирует этот акт. Балу, таким образом, как бы оказывается посредником между земным царем и высшим божеством.
306
Как видно из дальнейшего рассказа, благословение Илу заключалось в предречении появления у Карату большого потомства. Появление потомства, особенно многочисленного, считалось явным проявлением божественной милости.
307
Такой оборот дел, когда младшие становятся главными, последние — первыми, довольно част в литературе, в том числе в фольклоре. Можно вспомнить и библейское проро–чество, что презираемый ныне станет во главу угла. Та же мысль присутствует и в русских сказках, когда младший Иван (царевич или дурак) посрамляет старших братьев, и т. д. В сохранившемся тексте такая смена первородства относится к дочери. Но если рассматривать все содержание поэмы, то наиболее вероятным представляется, что пророчество Илу о первородстве в утерянной части текста относилось и к младшему сыну Карату, Илихау. В конце именно они — Илихау и Восьмая — оказались ближе всех к смертельно заболевшему отцу. В поэме названы по именам два сына Карату — Йацциб и Илихау, а дочери поименованы числительными по мере их появления на свет. Означает ли это, что дочери собственных имен не имеют? Нам известны некоторые женские имена из Угарита, например Пиддайа; эта женщина была женой местного богача Рашапабу. Следовательно, порядок именования дочерей Карату может или быть чисто фольклорным приемом, или относиться к очень отдаленной эпохе (последнее обстоятельство еще раз подтвердило бы древность самой поэмы).
308
Забывчивость главного героя как причина последующих его несчастий — традиционный фольклорный мотив.
309
Главным богом, приносящим различные, особенно смертельные, болезни, был Рашапу. Но и другие боги могли таким образом наказывать человека. Действие Асирату объясняется нарушением Карату своего обещания. Отношения богов и людей во многом мыслились как выполнение теми и другими взаимных обязательств. Люди приносят жертвы или посвящают богу те или иные сооружения, предметы, богатства, а боги в ответ даруют людям просимое. Асирату выполнила свой долг по отношению к Карату: тот получил новую жену; а Карату забыл о своем обещании — в ответ на это отдать богине золото и серебро. Договор, следовательно, был нарушен, и нарушивший его подлежал наказанию.
310
Пир во дворце военного вождя был главной формой взаимоотношений последнего со своими дружинниками в мирное время. То же самое имело место и в раннесредневековом обществе, что получило наиболее яркое отражение в западноевропейском средневековом эпосе и русских былинах. Но данный пример показывает, что такая традиция могла возникать самостоятельно в разные эпохи и в разной культурной среде. Целью пира у Карату, как видно из дальнейшего изложения, было побудить дружинников умолить богов вылечить умирающего царя. Характерно, что к жителям города и страны Карату не обращается. Связи между ними и царем носили политический характер, в то время как между царем и его дружинниками — личный. Поэтому обязанностью дружинников было любыми средствами спасти своего вождя от смерти. Жители же города и страны такой обязанности не имели, ибо для них царствование было более или менее безличным установлением.
311
Хотя Хурритянка уже давно жена Карату и мать не менее двух сыновей и восьмерых дочерей, она по–прежнему называется Девой. Подобный эпитет носили супруга Илу, Рахмайу, и богиня Анату, что объясняется, как говорилось, особым складом религиозного мышления (см. примеч. 59). Вероятнее всего, что в случае с семьей Карату слово «дева» выступает как постоянный фольклорный эпитет, своего рода штамп, употребляемый, с точки зрения житейской логики, кстати и некстати. Можно вспомнить, как во французской «Песни о Роланде» яростные враги французов говорят о «милой Франции».
312
Судя по тексту поэмы, дети Карату жили отдельно от него. С другой стороны, угаритские документы показывают, что «большая семья», возглавляемая обычно отцом, выступает как определенная единица в имущественных, в том числе земельных, отношениях. Видимо, отделение от отца в бытовом плане не означало прекращения тесных хозяйственных связей между различными частями семьи.
313
Люди в отличие от богов принципиально смертны. Но если царь — потомок богов, то и на него должен распространиться принцип бессмертия. Такова логика Илихау. Но даже происхождение от богов не делает человека бессмертным. Это обстоятельство и мыслилось неодолимой чертой между миром богов и миром людей.
314
Видимо, Карату исходил из представления о большей эмоциональности женщин, а потому считал, что жалобы и плачи Восьмой сильнее подействуют на богов.
315
Важнейшей обязанностью живых по отношению к мертвым было сооружение достойной гробницы. Гробница царя конечно же отличалась от могил простых смертных, и ее нельзя было создать за короткое время. Поэтому такую гробницу надо было сооружать заранее, пока царь еще был жив, дабы сразу же после смерти выполнить соответствующий похоронный обряд.
316
Это обычное фольклорное преувеличение: не только земной мир, но и область богов, особенно бога Балу, главного покровителя Дитану (как затем Угарита), будет оплакивать смерть Карату. Кроме естественного чувства детей по отношению к отцу, такое заявление обосновывается лишь тем, что Карату — потомок и любимец Илу, ибо никаких особых подвигов, которые бы столь возвеличили его, за ним не числится, за исключением похода за женой (по существу разбойного).
317
Уход из обитаемых мест для плача совершался, по–видимому, в особо важных случаях. Как рассказывает Библия, когда оказалось, что Иеффаю придется по обету принести в жертву свою единственную дочь, та на два месяца отправилась в горы, чтобы там оплакать свою участь.
318
